– Попытайтесь ещё разок, ладно? Татьяна Васильевна, письмо нашла! Высылаю!

– Слава богу, а то я уж подумала, что вы вообще почту не читаете!

А когда мне её читать? За час сваливается такое количество информации, что я едва успеваю отделить важное от второстепенного, а потом оказывается, что не заметила архиважного, как сейчас с кухнями.

Пришли рабочие. Сначала я оглядела упаковку, затем записала на видео распаковку, и только потом едва ли не под лупой проверила саму перегородку, понимая, что в случае чего брак будет на моей совести.

Когда я мельком глянула на часы, то ужаснулась: шёл только третий час работы, а у меня складывалось ощущение, что я уже сутки отпахала.

– Антон, напоминаю, у вас через час встреча с заказчиком в конференц-зале, – объявила я. Предупреждать о встречах – тоже моя обязанность.

– Я в курсе.

Судя по его вытянувшемуся лицу, он о ней даже не вспомнил. И точно: засуетился, защёлкал мышкой, уткнувшись в экран.

Вытерев влажные ладони о джинсы, я снова полезла в коробку за договором Козлевича, и тут…

– Марьяна! Примите почтовые отправления! – взревел голос шефа по селекторной связи. – Курьер внизу!

– Да что же вы все скопом-то… – простонала я и ринулась в холл.

Когда вернулась, телефон разрывался. Сложив корреспонденцию на край стола, я вывалила бумаги из коробки и с упорством маньяка стала искать этот чёртов договор с Козлевичем.

– Марьяна, что там с договором?

Я вскочила и, забыв постучать, с упорством молодого бычка вломилась в кабинет Перчина.

– Ну что ты, солнышко, конечно приеду! И на ночь останусь, не переживай! Целую, пока! – Перчин выключил телефон, поднял голову и уставился на меня. Его зрачки напоминали крупные маслины, которые я распробовала только здесь, в Москве. Оливки, к слову, не произвели на меня никакого впечатления, а вот маслины…

– Денис Александрович, я это… договор не нашла… Извините…

То, что я только что услышала, заставило меня съёжиться и в полной мере ощутить глупость своего поведения.

Покачиваясь с пятки на носок, Перчин некоторое время задумчиво смотрел на меня, а я пыталась справиться с охватившим меня волнением.

– Как же так, Марьяна Игоревна… – Он нахмурил густые брови и покачал головой.

– Не понимаю, куда он мог деться…

– Надо найти, Марьяна Игоревна, очень надо!

– Сделаю всё возможное. И невозможное тоже, – пообещала я.

Перчин сложил руки за спиной и подался чуть вперёд.

– Я должен кое-что сказать вам, Марьяна… Игоревна. Дело в том, что должность администратора, на которую вы претендуете… – начал он, но тут у меня зазвонил телефон.

Я вздрогнула от нехорошего предчувствия и нажала сброс. Но через секунду телефон зазвонил снова. Я опять сбросила звонок. Абонент не определился, номер был мне не знаком.

– Наверное, опять из банка, кредиты предлагают! Или мошенники! – пробормотала я, размышляя над тем, что сейчас услышу. Собственно, я уже примерно представляла, что хочет сказать Перчин. Должность администратора я занимала временно, то есть была на испытательном сроке. И кажется, испытания я не выдержала.

Однажды я вцепилась в эту работу и теперь очень боялась её потерять. И на это у меня были вполне объективные причины, о которых, разумеется, я не собиралась ставить в известность своего шефа. Знай он о том, что сподвигло меня прийти в бюро, а перед этим буквально «пасти» беременность Кати, уверена, он был бы в шоке. Но где шок и где Перчин? Нет, я не могла подставить его, поэтому старалась изо всех сил. Правда, похоже, напрасно.

Мой телефон снова разразился птичьей трелью.

– А может, это что-то личное? – спросил заинтригованный происходящим Перчин. – Вы ответьте.

– Простите, ради бога, Денис Александрович… – вспыхнула я. – На работе не может быть никакой личной жизни!

– Вот как? – удивился шеф.

– Так и никак иначе!

Перчин помолчал, разглядывая мои старенькие, но очень удобные босоножки, а затем сказал:

– Марьяна Игоревна, я хотел с вами поговорить о…

Мой телефон снова зазвонил, и я, уже порядком издёрганная, подняла палец, останавливая его, и рявкнула в трубку:

– Слушаю!

Перчин вздрогнул и потёр высокий лоб, явно обескураженный моим поведением. Откуда ему было знать, что и мои нервы уже на пределе?

Собственно, на этом можно было и закончить аудиенцию, но я как дура продолжала стоять посреди его кабинета и отвечать на вопросы совершенно незнакомого мне мужчины:

– Да, это Марьяна Игоревна Шестакова! Что? Кто? Зачем?.. Д‑да, конечно. Поняла…

Выключив телефон, я судорожно перевела дыхание.

– Вы закончили? – спросил Перчин. – Я могу продолжать?

– Я закончила и всё понимаю, Денис Александрович. Вы совершенно правы. Эта работа не для меня.

– Может, вы позволите мне самому озвучить свой текст? Между прочим, я готовился.

Я кивнула, тем временем пытаясь переварить только что услышанное по телефону.

– Обычно я не беру людей с улицы, – начал он издалека. – Но Катерина уверила меня, что…

При других обстоятельствах я сказала бы ему о том, что ничто – ни пожар, ни наводнение, ни вообще любые природные и житейские катаклизмы не способны вывести меня из строя и заставить покинуть боевой пост. Что я буду продолжать наращивать мощь и умения, но сейчас вдруг осознала всю бессмысленность своих надежд.

Он что-то говорил, а я никак не могла сосредоточиться на его словах.

Более того, я должна была признать окончательно и бесповоротно, что будущего рядом с шефом у меня не будет. А страдать изо дня в день от невозможности открыться в своих чувствах к нему, то ещё наказание. Думать о нём и изнывать от желания, случайно касаться, подавая кофе или бумаги на подпись, вздрагивать от его низкого голоса и краснеть от случайного взгляда – всё это одновременно окрыляло и низвергало меня в пучину мучительной безответной страсти.

Для него я – случайный человек. Откуда ему знать о том, что вот уже год я являюсь его безмолвной тенью. Перчин красив, успешен и талантлив, а я – всего лишь неустроенная молодая женщина, которая возомнила, что может соперничать с более подходящими ему кандидатурами.

– Будет лучше, если вы возьмёте на моё место кого-то другого, – выдавила я и постаралась сделать это как можно твёрже и спокойнее.

Перчин сбился на полуслове.

Наши взгляды встретились: его удивлённый и мой, надо полагать, совершенно безумный. А иначе как назвать то, что происходит? Безумие – пытаться стать для него кем-то, не имея к этому никаких способностей и талантов. Безумие – надеяться на перспективы, и это я не о своих личных любовных переживаниях, разумеется, а о том, что работа в «Арт-Панораме» – моя мечта! Самая настоящая мечта для художника, который вдруг обнаружил в себе сильнейшую тягу к архитектуре и дизайну.

Теперь, имея возможность и доступ к программам, которыми пользовались сотрудники архитектурного бюро, я дожидалась, когда все уходили, и разбиралась в них едва ли не до полуночи. Господи, какое счастье я испытывала рядом с Перчиным, считая, что нас связывает общее дело. Страсть, о которой он, разумеется, и не подозревал. Как и о моей любви к нему тоже.

Он – пример того, как надо выстраивать собственную жизнь. За десять лет ни одного отпуска более трёх дней! Об этом мне тоже рассказала Катя. Оно и понятно – когда ты занимаешься любимым делом, каждый день становится ступенью к твоему профессионализму и мастерству. Я знаю, что Перчин даже выходные проводит в офисе, на выставках или встречах с заказчиками. Каждый его проект – любимое детище, и он пестует его от первого и до последнего штриха. Такие люди, как он, ко всему подходят с умом и рачительностью.

А что до личной жизни, то, если уж говорить прямо, у него и женщины должны были быть своего круга. А окружение у Перчина достойное. Именно он занимался проектированием и дизайном домов для нескольких известных артистов и даже министра. Я видела эти невероятной красоты интерьеры среди готовых работ.

– Я думаю, вы неправильно оцениваете свои силы, Марьяна Игоревна. – Губы Перчина сложились в твёрдую прямую линию.

– Ну да… Наверное, вы правы.

Сердце моё выбивало барабанную дробь, ноги и руки дрожали, словно я всё утро таскала тяжёлые вёдра с водой. Глупое сравнение, но я знаю, о чём говорю.

– На должность администратора мы возьмём другого человека. Он подойдёт в понедельник.

– Я поняла…

– Кстати, из отдела кадров звонили. Вы не донесли кое-какие документы. Для того чтобы выплатить вам расчёт, требуется справка из полиции, у нас с этим строго.

– О… конечно…

– В понедельник сможете?

– Хорошо, я постараюсь.

Теперь телефон зазвонил у Перчина. Он приложил аппарат к уху, затем прикрыл его ладонью и быстро сказал мне:

– Давайте обо всём поговорим в понедельник? Я кое-что подыскал для вас…

«Например, место уборщицы», – кивнув, усмехнулась я и вышла.

До обеда я распаковала и разложила все папки и файлы, но договор с Козлевичем как в воду канул. Из кабинета Перчина доносились обрывки телефонных разговоров: шеф ругался, договаривался, смеялся и увещевал.

Я заказала эти чёртовы кофейные капсулы и два кулера с питьевой водой, записала несколько клиентов, сверившись с рабочим графиком дизайнеров, и приняла ещё одну доставку. Мои мысли неслись словно конфетные фантики, подгоняемые ветром, а я бежала вслед за ними, пытаясь поймать и сложить их в собственный карман.

Всё это время я думала о том, что сказал мне по телефону человек, назвавшийся следователем Черёмухиным. Мне необходимо было приехать в Бабаево и явиться в городской Следственный отдел. Но вот зачем? Неужели нельзя было сразу сказать, что от меня нужно?

То, что случилось со мной несколько лет назад, не имело ничего общего с привычным и объяснимым с точки зрения здравомыслящего человека. Но обстоятельства говорили об обратном.

Интересно, остальных тоже вызвали? За пять лет мы ни разу даже не созвонились и не списались. Произошедшее разделило наши жизни на до и после, и каждый справлялся с этим сам по себе. Уж я, во всяком случае, точно.

– Марьяна, у вас всё хорошо?

Я вздрогнула, когда услышала голос Татьяны Васильевны.

– Да, конечно.

– А мне кажется, что нет, – прищурилась она. – Наблюдаю за вами весь день. Витаете где-то. Влюбились?

– Нет, что вы! – Я сдвинула брови, принимая суровый вид, и стала перекладывать бумаги с места на место. – Глупость какая.

– Так уж и глупость, – хмыкнула Татьяна Васильевна и поправила модные очки. – У вас как раз такой возраст, когда…

Я подарила ей свой самый строгий и честный взгляд. Не о чём тут говорить, у Перчина есть своё «солнышко», а у меня есть он. Чисто гипотетически, конечно.

Мне нужно было как-то доработать этот день, предупредить квартирную хозяйку и собраться. Одному богу известно, как дальше сложится, но отступать было некуда. Я должна была вернуться и решить вопрос с полицией. А то с них станется позвонить в отдел кадров и ляпнуть что-нибудь такое, что испортит и так довольно шаткое моё положение. Хотелось надеяться, что Перчин хотя бы напишет мне приличные рекомендации. То, что я не подхожу на должность администратора в его бюро, вовсе не означает, что я вообще никуда не гожусь.

Как оказалось, есть вещи гораздо важнее моего тоскующего сердца. И мне следовало никогда не забывать об этом.

Из офиса я уходила последней. Перчин уехал на объект часа за три до этого, Антон с заказчиком и того раньше. Татьяна Васильевна выключила компьютер ровно в пять, подкрасила бледные губы и надушилась цветочными духами. За Анжеликой приехал поклонник, она выскочила из офиса, громко стуча каблучками.

– Всего доброго, Марьяна, – попрощалась Татьяна Васильевна, но в дверях обернулась: – Желаю вам удачи и хочу напомнить, что удача любит смелых.