– Так она потом на заправку устроилась, на объездной. Говорит, там больше по деньгам выходит. А у неё двое пацанов, на одни штаны разоришься! Старший-то уж в школу ходит, а младший…

– И что она рассказала? – направила я тётку Дарью в нужное русло.

– Так я ж тебе говорю: видела она эту Ингу. Потом уж, как фотографии-то развесили, она её и признала. Но это ещё в марте было… А тут вроде как на дискотеку ушла и пропала.

* * *

…О том, что Вера пропала, я узнала ближе к полудню. Вернее, в официальной версии это звучало как «не вернулась домой после выпускного».

Мысленно возвращаясь в тот день, я каждый раз впадаю в мучительный ступор от невозможности сложить все грани в один пазл. Моё физическое состояние было ужасным. Проснувшись, едва ли не ползком я добралась до кухни и присосалась к водопроводному крану. Я не помнила, во сколько пришла. Мои ноги и руки гудели и ныли от крапивных ожогов и царапин. Постепенно, вместе с холодной водой, ко мне стали возвращаться и обрывки воспоминаний.

Страшно болела голова. Георгия и матери не было. Я порылась в аптечке, нашла обезболивающее и, проглотив сразу две таблетки, рухнула обратно в постель, где забылась глубоким сном. Последней мыслью было написать всем нашим, спросить, всем ли так же плохо, как мне, и как их встретили дома. Судя по всему, я умудрилась проскочить скандал и разборки, раз лежу в своей кровати, хоть и в кошмарном состоянии.

Второй раз меня разбудила мать. Я очнулась оттого, что она изо всех сил трясла меня за плечи. Её голос доносился как сквозь вату, а я никак не могла сфокусировать взгляд. Появившись в комнате, Георгий плеснул мне в лицо холодной воды из кружки.

– Придурок! – хрипло выругалась я. – Совсем сдурел?!

Он смотрел на меня так, словно видел перед собой змею.

– Отойди, не лезь! – взвизгнула мать и тут же расплакалась. – Марьяна, ну как так-то?! Господи, посмотри, на кого ты похожа! Что с твоим платьем?

Я с трудом приняла вертикальное положение, но не удержалась и прислонилась спиной к стене, только сейчас заметив, что до сих пор одета в свой выпускной наряд. Нежно-кремовое платье теперь напоминало половую тряпку. Я запустила пальцы в волосы и обнаружила шпильки, которые скрепляли локоны на затылке. На подушку посыпались сосновые иголки и сухие скукожившиеся листья.

– Ты где была? С кем?

– А то ты не знаешь с кем! – ответил вместо меня Георгий. – Нашла себе друзей…

Взглянув на Георгия, я процедила:

– Не твоё дело! Мам, пусть он уйдёт!

Мне было стыдно. Безумно стыдно, что он видит меня такой.

– Марьяночка, – понизила голос до шёпота мать, – ты мне только скажи… если тебя кто обидел…

– Мам! – мотнула я головой и даже умудрилась не повалиться обратно на подушку. Голова была тяжёлая и мутная. – Никто меня не обижал! Я с нашими была, ты же знаешь! С Сашкой, Ирой, Данькой и Веркой. – Сглотнув сухой комок, я слизала воду с губ и вытерла подбородок.

– Ты меня не поняла, – нервно передёрнув плечами и стараясь донести до моего сознания свою мысль, повторила мать. – Так ведь чаще всего и бывает, понимаешь? Напьются, а потом… ну, это… беременность.

Когда до меня дошло, о чём она мне талдычит, я обомлела.

– Мам, честное пионерское, комсомольское, партийное, не было ничего! Богом клянусь! И вообще, мы не пили!

– За дуру только меня не держи, ладно? – подскочила мать. – Не ожидала от тебя. Ты только посмотри на себя! Где так изваляться можно?

Я обхватила голову, сдавила виски и едва слышно сказала:

– Не валялась я нигде… мы купаться ходили. Костёр жгли.

Мать с такой силой сжала губы, что они стали почти белыми. Её взгляд пробирал меня насквозь. Откуда ей было знать, что на самом деле я сама пытаюсь понять, что со мной произошло.

– Если ты соврала… если…

– Мама, ну хватит! Я тебе не вру!

– Иди помойся! На человека не похожа!

А пока я мылась, к нам прибежала мать Веры…

…– Верку долго искали, да ты и сама знаешь. Поисковый отряд из Вологды приезжал, местные, знамо дело. Я бы тоже пошла, да куда с моими ногами?

Ноги у тётки Дарьи были толстыми, синюшными от переплетённых выступавших вен. Мать заставляла её пить венотоники, но тётка Дарья считала это глупостью и лишней тратой денег.

– Завьялов, начальник лесозаготовки, всё грозился сеткой территорию обнести. А как ты лес огородишь? Народ как шастал, так и шастает. Разве запретишь купаться или за грибами ходить? – сказала она.

– Ну да. Сеткой… выдумал тоже, – согласилась я.

– Ох, Марьяночка, да ведь чего только не выдумаешь, когда припрёт! Поди-ка, в нашенских-то лесах сыщи кого! Почитай, до Череповца сплошная дремучая стена. Но он молодец, предупредительные знаки поставил. С лесоохранной конторой согласовали и поставили.

– Ой, а Светлана Александровна, жена его, как? Совсем я потерялась во времени и пространстве…

– Хорошая женщина, депутат! Предлагали ей место директора в краеведческом музее, отказалась.

– Почему?

– Из художественной школы она ушла. У них же детей не было, помнишь? Но чудеса случаются! Сынок у Завьяловых теперича!

– Ребёнок?

Светлана Александровна была ровесницей моей матери. Она всегда интересовалась моим настроением, считая, что любые эмоции полезны и применимы в творчестве. А как она рассказывала всякие сказки и легенды, заслушаешься! Основы, которые она дала мне во время учёбы в художественной школе, здорово помогли при поступлении в училище. Конечно, Завьялова была своеобразным человеком, с характером. Строгая, но в то же время участливая, всегда умела найти нужные слова, чтобы поддержать и направить в нужную сторону.

– Это ж сколько ей лет было, когда она его родила? – поразилась я. – Действительно чудо. ЭКО, наверное?

Тётка Дарья поджала губы.

– Я к этому делу по старинке отношусь. Оно ведь – или бог дал, или не дал. А нынче как с ума все посходили… скоро детей из семян на грядке выращивать станут.

– Да ладно, тёть Даш. Наука не стоит на месте. Главное, чтобы дети росли счастливыми.

– Ну так-то оно, конечно, так. Но у Завьяловых всё по-другому было. Сынок-то у них неродной.

– Усыновили, – дошло до меня.

– Ой, тут такая история приключилась! – Глаза тётки Дарьи загорелись. – Нашли они его на трассе, представляешь? Бросил кто-то ребёночка на верную погибель и божьего гнева не побоялся!

– Кошмар…

– Новорождённый младенец, вот так-то… Дело вот так же, в июне, было, ты уж тут не жила, они с мужем за берёзовыми ветками в лес поехали и коробку заметили. Какая-то, прости господи, лярва своё дитё, как кутёнка, выбросила. Завьяловы привезли ребёночка сюда. А тут уж и оформили на себя, как разрешение получили. Оно и понятно, кто же откажет таким людям? Святое дело сделали, и бог их за это наградил.

– Искали настоящую-то мать?

– Искали, да где ты её найдёшь?

– В Вологодской области камер понатыкано на дорогах больше, чем в любом другом месте. Можно же как-то…

– Так это за трассой было-то. Уж чего их понесло туда за берёзой, у нас вон и здесь её полно. Для бани всегда этого добра навалом. Но видать, сам бог их туда направил. Никогда мне не понять, как можно ребёнка выбросить! Сволочи, нелюди! Нешто нельзя было в детский дом отдать? Или вон в больницу подкинуть… Изверги…

Мы помолчали.

– Ну вот, можно, оказывается, сыскать в наших лесах пропавшего человека… – вздохнула я.

– Как сказать… вон в Лепёхине женщина ушла за грибами и пропала. Но это уж давненько было, не знаю, помнишь ли?

Я покачала головой.

– Лес – дело такое, заплутать недолго. Но по-разному бывает, конечно. Помню, Колькин друг ещё по молодости на охоту пошёл. Неделю выбраться не мог. Потом рассказывал, что едва с ума не сошёл. Будто леший по кругу водил, всё к одному месту. И смеялся над ним! Вот прям в голос!

– Я столько раз потом была там, на берегу, с полицейскими, что глаза закрою и всё вижу, как наяву, – сказала я. – Вы же не думаете, что… что мы что-то сделали с Верой? – задала я мучивший меня всё это время вопрос.

Тётка Дарья взяла меня за руку и крепко сжала:

– Что ты, что ты, Марьянка! Я ж тебя нянчила с малолетства, не такая ты…

– Не такая! – с жаром и болью подтвердила я. – Я им всё-всё рассказала! Как мы на берег пришли, костёр разожгли, потом купались… – запнувшись, я поморщилась. – А потом что-то изменилось вокруг. Мне страшно стало. Я побежала домой, но было очень темно, страшно. За мной будто кто-то гнался, я слышала шаги. И ещё звуки разные… Никто мне не поверил. Я вот думаю, а я на их месте поверила бы?

– О господи… – Тётка Дарья перекрестилась и жалостливо посмотрела на меня.

– Тёть Даш, я хотела спросить… Только вы не ругайтесь и не смейтесь, пожалуйста. Что, если это леший был?

– Леший? – Тётка Дарья кашлянула.

– Ну да, леший, лешак, лесной царь?

Она сгребла хлебные крошки и зажала их в кулаке. Крякнув, поднялась, затем снова села и высыпала крошки в блестящую от жира сковороду.

– Я уж было подумала, ты про Георгия говоришь.

– Да нет, – покраснела я, вспомнив, как несколько раз при ней называла своего отчима лешим. – Я про настоящего.

– Ну какой леший, Марьяна? Ты ведь вроде грамотная девка.

– Ну да, грамотная, – усмехнулась я. – Просто так спросила.

Тётка Дарья покачала головой:

– Просто так… Я после войны уже родилась. Мы коммунизм строили и в сказки не верили. Меня и крестили-то в дальней деревне, в Лялине, сейчас уж её и нет. Чтобы никто не узнал и не осудил. Раньше строго было. Бабка моя была женщиной верующей, она втихаря свезла меня к тамошнему батюшке. Так она тоже говорила, что всё это суеверия: лешие, кикиморы, домовые… Есть только бог. Говорила, а сама на печку миску с молоком ставила! – усмехнулась тётка Дарья. – Для кого, думаешь?

– Для кота?

– Тю! Для домового! Я однажды полезла и увидела блюдце-то. Спрашиваю, это чё, бабань? А она так бочком стоит, коклюшки перебирает, кружево, значит, плетёт, и не глядя: «Ой, пущай постоит, можа дядька не побрезгует, отведает!» Ну, я мала ещё была, дядька так дядька, потом уж сообразила.

– И что, приходил домовой?

– Ни разу не видала, – хохотнула тётка Дарья. – Но молока на следующий день как не бывало. Думается мне, это соседский кот к нам через форточку бегал и лакомился. У нас-то кошка была хроническая беременная, та на печку никогда не лезла, шапка у ней лежала старая меховая, в ней и спала. А вот соседский кот…

В этот миг с улицы донёсся какой-то утробный рёв, который потом резко оборвался.

Я вздрогнула и испуганно уставилась на дверь, а тётка Дарья сплюнула и ударила по столу кулаком.

– Ну, зараза! Явился!

– Что это?

– Это-то? Сейчас сама увидишь!

С грохотом отодвинув стул, тётка Дарья засучила рукава и направилась к выходу. Я за ней.

За её грузной фигурой я не сразу заметила лежащее возле калитки тело, зато увидела идущего по дорожке вдоль забора Георгия.

– Даш-ш-ш-ка… мать твою… – в этот миг хрипло выдало тело.

– Ах ты ж, гад такой! – замахнулась тётка Дарья, но Георгий остановил её коротким:

– Не надо! Иди!

Куда иди и зачем иди, я поняла, когда распознала в распластавшемся на земле теле дядю Колю.

– Глаза б мои тебя не видели! – запричитала тётка Дарья. – Георгий, ты уж поаккуратнее, как бы башкой его не ударить! А и ударь, чтоб завтра шишак вылез!

– Даш-шка! Я тебе, дуре, подарок при… ик… нёс… – заблеял дядя Коля.

Георгий сгрёб вихляющего ногами соседа и поволок его к дому. Я отошла в сторону, а затем направилась следом.

– Домой иди, – обернулся Георгий.

– Когда надо будет, тогда и пойду, – фыркнула я. Вот ещё, приказывать он мне будет!