Все же револьверы пока были большой редкостью. Насколько я понимал, еще даже не прошел срок действия патента Кольта. Но у меня же не «Кольт»… А Смит и Вессон теперь могли бы и пролететь, если бы я запатентовал новый револьвер, который, впрочем, еще нужно доводить до ума. Даже относительно подробного чертежа оказалось мало, чтобы оружие получилось безотказным.

– Если всё решится к вящему удовлетворению сторон, я подарю вам презанятнейшее оружие. Поверьте, подобных револьверов нет даже у англичан, – заметив блеск в глазах Белякова, я решил несколько смягчить риторику с помощником вице-губернатора.

Очень вряд ли, что мы сможем с Кулагиным мирно договориться, так что не видать Белякову револьвера. Впрочем, в мире много есть такого, что неизвестно нашим мудрецам!

Дверь открылась, я посмотрел на небольшой порожек, переступив который, я окончательно окунусь в прямое противостояние с вице-губернатором. Подумал о том, что это мой личный Рубикон. Наверное, похожие эмоции испытывал Юлий Цезарь, когда стоял возле этой небольшой речушки, на том берегу которой начиналась территория собственно Римской Республики. Сделай эти несколько шагов – и не будет возврата, придётся бороться за власть в Риме до конца.

Мне власть в губернии не нужна. По крайней мере, официальная, чиновничья служба. Не откажусь от должности, случись что, и если буду видеть, что я смогу помочь своей стране, людям, да себя не забыть, только не через взятки обогащаться. Но я уже знаю, как смогу помочь своей Родине даже во время Венгерского похода, как репетиции будущей большой войны. И крайне не хотелось бы мне тонуть в бюрократическом болоте. Так что я не собираюсь сражаться за власть в Риме, я лишь собираюсь очистить Римский Сенат от злостных коррупционеров и тех, кто лично мне угрожает.

Шаг – и вот я в сумрачной, освещённой лишь несколькими свечами комнате.

– Как посмели вы заявиться ко мне? – стальным голосом произнес Кулагин, даже не думая привстать, чтобы хоть как-то меня приветствовать.

– Должен же я посмотреть в глаза тому, кто посылает ко мне убийц, кто приказывает сжечь мой дом? Не хотелось бы вас сильно утомлять перечислением всех тех поступков, что вы позволили в отношении меня – повышенным тоном, быстро, чтобы меня не успели перебить, жёстко сказал я.

А после и вовсе без приглашения сел на стул за тем же столом, напротив Кулагина.

– Я не позволял вам садиться со мной за один стол! – взревел вице-губернатор.

– А вы? Разве вы не забыли о приличиях? Считаете недостойным себя даже приветствовать дворянина словесно? – слово за слово, и вот я уже вступал в конфронтацию с ним.

– Да как ты смеешь? – заорал Кулагин. – Дворянчик! Развелось дворян немытых! Еще ваши деды портки стирали настоящему русскому дворянству. И сейчас их отпрыски приходят и думают, что они достойны разговаривать с истиннокровными!

– Экий вы шовинист! – я искренне удивился такому негативному отношению Кулагина к тем, кто добился дворянства своей честной службой. – Я пока повременю с вызовом на дуэль. Вы же прочитали бумагу?

– На дуэль? Что, позвольте? Не смейте о ней говорить вовсе! А что до этой бумаги – то вот – Кулагин вытянул вперед руки и стал рвать лист.

– О, не извольте беспокоиться, господин Кулагин, у меня же хватает доказательств всему этому. И даже убитая вами Олена и та дала очень подробные свидетельства, – сказал я.

– Вздор! – отмахнулся вице-губернатор, но уже не так чтобы уверенно. – Вы же понимаете, что это вздор. Ни один полицмейстер не пример у вас такой списочек, будь он даже за моей подписью.

– О, не извольте беспокоиться. Я обратился по поводу поджога моего имения в ростовскую полицию. Главный полицмейстер, мною уважаемый господин Марницкий, принял документы и готовится их отправить в Правительствующий Сенат. Мы не делаем этого только потому, что непонятна пока ещё здесь роль самого губернатора, – говорил я, несколько блефуя.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Кулагин – кажется, не столько блефовал, сколько действительно развеселился, что меня не порадовало. – Просто никто не возьмет у вас эти глупости, не станет рассматривать. Но я даю вам, молодой человек, шанс… Верните мне Марту, продайте мне свои земли – и катитесь ко всем чертям!

Он не стал делать характерного жеста, но сжал руку, лежавшую на скатерти, в кулак.

– Неприемлемо. Это вы убирётесь прочь из России, или же сами отправляйтесь в Сибирь, да хоть бы тем же чертям, – сказал я, не отрывая взгляда от Кулагина.

– Ты, паскудник! Как смеешь со мной так разговаривать? – чиновник встал со своего стула, навис над столом и смотрел на меня так угрожающе, что я…

Да ничего я. Ну не действует на меня это давление, хотя и сложный получается разговор. Не страшно, от слова «совсем». Так что я продолжал играть в свою игру.

– Если вы действительно дворянин, да еще, как изволили заметить, из тех самых «истинных», господин Кулагин… Так примите мой вызов на дуэль! – скрепя сердце, я пропустил оскорбление, не стал в ответ оскорблять, тем более уж не дал по обнаглевшей морде.

Нужно сохранять хладнокровие, чтобы иметь возможность всё же придерживаться собственной линии поведения.

– Дуэль? – усмехнулся Кулагин. – С вами? Дуэль может быть лишь с достойным.

– Вы просто трус! И прячетесь за своей исключительностью. Но правда в том, что вы исключительный подонок, – спокойно произнес я.

– Вышвырните этого ублюдка! – завопил Кулагин. – Проучите его так, чтобы кровью харкал.

В помещение тут же ворвался Беляков, за ним вбежали двое охранников. Они вошли внутрь, а возле двери показался и мой десяток бойцов. Нельзя было допустить, чтобы захлопнули дверь, и Петро поставил свою ногу в дверной проем, препятствуя потугам Белякова закрыться внутри.

Мало того, как было условлено, Петро и еще пара моих бойцов отвернули обшлаги своих пиджаков, демонстрируя револьверы.

– Так ты, дворянчик, на деле – простой разбойник? – с деланой весёлостью ощерился Кулагин. – Привёл с собой ватагу? Что? Пушкина с его Дубровским перечитал?

– Я бы на месте маэстро Пушкина закончил то произведение иначе. Любое зло должно быть наказано, – сказал я.

Андрей Васильевич Кулагин был неплохим актёром. Но я всё же уловил некоторые перемены в его эмоциях. Он старался показать себя хозяином положения, властным человеком, перед которым я – лишь букашка, но, между тем, появление моих бойцов изменило то, как держался вице-губернатор. Андрей Васильевич Кулагин посматривал на штаны моих бойцов, глазки забегали, сам он немного будто примел. Не думаю, что вице-губернатор Екатеринославской губернии был извращенцем-садомитом, хотя и подобное не могу отрицать, ибо пидо… он редкостный. Но Кулагин увидел оружие и, что уж там, струхнул.

Петро и еще десяток бойцов стояли ещё пока в дверях, и крики Кулагина могли, да чего там, обязательно донеслись за пределы изолированного помещения. На то и расчет был. Пусть все екатеринославское общество, а еще и гости губернии слышат. Мне-то скрывать особо нечего – ну, почти…

Кулагин определённо боялся. Это было слышно в некоторых его интонациях, в том как он смотрел на меня, как искал глазами защиты у своих бойцов, понимая, что их всего-то двое, а десяток моих дружинных, которые заслонили всё пространство возле дверного проёма, мог показаться и вовсе чуть ли не сотней, если у страха глаза велики.

– Ты пришёл меня убить? – мне показалось, что даже с некоторой грустью пытался сказать Кулагин, но его голос дал петуха, и вице-губернатор взвизгнул.

Я со злорадством заметил, как помощник вице-губернатора отреагировал на этот конфуз своего хозяина. Наверное, ещё ни разу Беляков не видел своего хозяина таким растерянным, таким трусливым. Но я знал, что часто люди, стоящие у власти и на вид грозные, остаются таковыми только лишь до момента, пока не осознают, что они всего лишь смертные. И что такой вот я, воспринимаемый Андреем Васильевичем Кулагиным как безбашенный отморозок, способен убить вице-губернатора прямо в ресторане. И никакие административные меры принуждения, связи, деньги… Ничего не спасет. Может, меня и накажут – но это будет уже потом.

Именно на это у меня и был расчёт. Я понимал, что прямо сейчас тягаться с Кулагиным в кабинетах я не смогу. Хотя именно это все равно придется делать, но, как я надеюсь, уже на иных позициях. Но теперь я демонстрировал иное – решимость идти до конца. Хотел показать этому деятелю, что он всего лишь человек, и что пуля в лоб для него – вполне вероятное последствие нашего противостояния.

Что Кулагин сейчас думает? Пришёл какой-то сбрендивший, сошедший с ума, потерявший связь с реальностью дворянчик, который собирается его прямо здесь и убить. И подобное вполне возможно. Например, если задели мою уязвлённую честь. Ведь я уже произнес вызов на дуэль, однако могу получить сатисфакцию при отказе дуэлировать тем, что убью своего противника.

Кстати, если бы сейчас было время Александра II, с его судом присяжных, всеми этими либеральными реформами, то я даже подумал бы о том, чтобы просто пристрелить Кулагина, а потом нанять какого-нибудь адвоката, например, знаменитого в будущем Плевако, и разнести в пух и прах всё обвинение, сделавшись моментально героем для всей Российской империи.

Но времена Николая Павловича несколько иные. Подобное судилище общественности не покажут, о делах и деталях не расскажут. Но это понимаю я, а вот как это воспринимает Кулагин?

– Господин Кулагин, вы оскорбили меня, вы оскорбили госпожу Эльзу Шварцберг, вы унизили госпожу Марию Александровну Садовую, – я набрал в лёгкие как можно больше воздуха и прокричал: – Я вызываю вас на дуэль! Если Вы не забыли, что такое дворянская честь, то примите мой вызов. В противном случае можете ли вы быть принимаемым в честном обществе?

Установилась тишина. Даже в зале ресторана, откуда только что доносились звуки веселья и звон бокалов, стало почти что тихо. Антон Павлович Беляков смотрел на Андрея Васильевича Кулагина и ожидал, что тот скажет. У меня вообще складывалось впечатление, что помощник вице-губернатора чуть ли не создал из своего хозяина для себя кумира, образец, эталон чиновника. Хотя помощник почти наверняка осведомлён о тёмных делишках своего хозяина.

– Я же тебя уничтожу, – прошипел Кулагин.

– Что ж, господин Кулагин, я так и предполагал, – нарочито громко выкрикнул я, чтобы точно все услышали. – Вы отказали мне в дуэли. Потому поступили бесчестно.

– Ты… дрянь, ублюдок… – негромко, но зло говорил вице-губернатор.

– Вы назвали меня ублюдком? – делано взъярился я, выхватил револьвер у рядом стоящего Петро, насладился страхом и вжатыми плечами вице-губернатора и отдал пистолет.

Ва-банк иду? Так тому и быть. Теперь только победа!

Цель была достигнута. Я собрался поспешно выйти из отдельной обеденной комнаты ресторана «Морица», в которой почти что каждый вечер, но в субботу, так уж точно, изволили сладко кушать вице-губернатор екатеринославской губернии Андрей Васильевич Кулагин. Не только кушали, но еще и занимались развратом, как с той же Мартой-Машей. Она рассказала, как это происходит – и даже, пусть не без истерики и слез, но была готова свидетельствовать против Кулагина. Но я затаил эту карту в рукаве – и, может быть, там она и останется. Мария Александровна Садовая хочет забыть, что она была Мартой, так что пусть пробует, а я постараюсь в этом ей не препятствовать.

– Не вздумайте совершать опрометчивые поступки. Я уже нашел, кому передать тот самый блокнот, который вы с таким тщанием составляли, где очень много занятного и про вас, и про многих. Кстати, эти многие уже знают о том. И я поставил им условия… Но это не ваше дело. Некоторые вас готовы сдать… Государю передадут также кое-что. Вы же знаете, что у меня был прием? Я там все решил. Шах и мат! – сказал я и направился на выход.