Да, это было все полуправдой. Получилось через полицмейстера Марницкого пустить слух о том, что есть неоспоримые доказательства преступлений Кулагина. Нужно, чтобы змеиное кубло начало шевелиться. Когда грязь подымается наружу, начинают волноваться и те, кто может что-то менять. Вот пусть Фабр, наконец, берет власть в губернии в свои руки.

А завтра я попробую поговорить и с губернатором.

Глава 3

Нужно было уходить, чтобы не дать Кулагину опомниться и хоть как-то выстроить линию своей защиты. В случае Кулагина, не только придумать, как выкрутиться, но и атаковать. Интересно, а кто-нибудь с ним в таком тоне вообще хоть раз разговаривал? Наверняка, да. Те люди, которые, получив власть, начинают унижать людей, часто унижались ранее сами.

Да, я поставил Андрея Васильевича Кулагина, теневого хозяина губернии, в очень неудобное положение. Будь он хоть вице-губернатором, хоть самим губернатором, но он обязан теперь ответить как-то на мой вызов. Даже если бы он сейчас прикрылся запретом на дуэли… Хотя и это моветон и общество осудило бы. Вот только это общество начнет что-то говорить лишь тогда, когда поймет, что власть Кулагина ослабла. «Акела промахнулся», можно пробовать вспоминать Акеле былое и начинать огрызаться. Вот на такой эффект я, в том числе, и рассчитывал.

Откажи мне Кулагин в дуэли прилюдно, он бы остался всё тем же вице-губернатором, все его прихлебатели всё так же склоняли бы голову перед своим хозяином, но честь – честь была бы окончательно потеряна.

Честь в этом мире имеет очень большое значение, что удивительно, не только на словах, но и на деле. И слава Богу, что она есть – и пусть неявно, но это будет действовать. Ведь если кто-либо равный Кулагину по своему статусу будет знать, что Андрей Васильевич не принял вызов на дуэль, то будут выискиваться различные поводы, лишь бы только с этим самым Кулагиным иметь как можно меньше дел. Кроме того, это ещё и шепотки людей за спиной, которые будут осуждать и злорадствовать, что, мол, вице-губернатор проявил такую слабость перед каким-то там слащавым Шабариным.

Подобное должно вынудить Андрея Васильевича Кулагина на необдуманные поступки. Он подставится – и общество уже смолчать не сможет, иначе губерния станет посмешищем. Да я и не представляю, чтобы те же Струковы, Алексеевы или предводитель дворянства Франк смолчали, наблюдая, как Кулагин вовсе путает берега.

– Не сметь уходить. Я вас не отпускал! – орал Кулагин, вновь давая петухов в голосе, а под конец вовсе скатившись до визга.

– А вызовите меня к себе в кабинет! А я подумаю, принимать ли этот вызов. Вы же мой, кстати, полностью оправданный вашими злодеяниями, не приняли, струсили! – выкрикнул и я, причём стоя уже на пороге, так что крик мой больше обращался ко всем тем людям, которые замерли за столами и не произносили ни звука, боялись пошевелиться, отворачивали глаза от того места, где разворачивался самый грандиозный за последнее время в Екатеринославе скандал.

– Дуэли запрещены! – поспешил выкрикнуть Кулагин.

Но я уже уходил. Мне наперерез было бросились два тех самых бойца, которые стояли рядом с помощником вице-губернатора, но Петро преградил им дорогу. Я почему-то был уверен, что эти двое смогли бы одолеть моего командира дружины, несмотря на то, что тот осваивал навыки рукопашного боя более-менее неплохо, в меру своего гигантского роста. Но приказа устраивать драки не последовало. А охрана Кулагина не могла принимать подобные важнейшие решения самостоятельно. Хозяин же был растерянности.

Я успешно поднимался наверх, в свои апартаменты. И думал о том, что всё прошло хорошо, даже и отлично. Кулагин не смог вовремя прийти в себя и выстроить стратегию, как выкрутиться из сложнейшего положения. Был бы разговор не общественным, уверен, что он просто бы послал меня в черту. Но так…

На самом деле, когда я прорабатывал стратегию такого лихого набега на своего врага, чтобы вывести его из состояния равновесия и заставить совершать ошибки, я предполагал вероятные действия Кулагина. Пришёл к выводу, что он мог бы меня арестовать, и даже вполне законно, когда на место дуэли прибыл бы полицейский.

И в этом случае не надо было даже вице-губернатору как-то оправдываться. Конечно, будут подозрения, что именно Кулагин сообщил в полицию, которая никогда не выезжает на дуэли, так как и там служат люди с понятиями о чести. Но ему после моего ареста достаточно было показать общественности, как он ходатайствует о моём прощении и о том, чтобы меня отпустили из-под стражи. Мол, как же так, кто-то взял и рассказал о дуэли, а он, честный дворянин Кулагин, печётся об освобождении своего соперника. Почему не арестовали тогда и самого вице-губернатора? Так таких полномочий у полицейского и нет.

Подобный ход, наверняка, мог бы не только спасти Кулагина, но и ему дать возможность начать контратаковать меня. Мол, не отправили на каторгу, потому как вице-губернатор в своем милосердии просил. А после можно сказать, что меня, например, в сопровождении кого-то отвозят в поместье, а там… дом, в котором я со своим конвоем остановлюсь на ночлег, сожгут, естественно, вместе со мной, или что-то ещё в этом духе придумают. Но точно мне было бы не жить.

Но сложилось всё не так – я не дал Кулагину времени хоть как-то оценить обстановку, прикинуть варианты действий. И теперь он должен кусать в бессилии локти, что вряд ли, Кулагин точно не боец, и явно растяжка у него слабенькая, чтобы достать этот самый локоть. Скорее всего, он сейчас перегрызает новомодную алюминиевую вилку. Кстати, алюминиевые приборы сейчас почему-то чуть ли не с золотыми в цене сравнимы.

– Усилить охрану. Никого не пускать. Забаррикадировать проход на этаж, – раздавал я приказы.

Я уже находился в своей комнате. Нет, не в своей. Так как в той комнате, в которой я, якобы, должен жить, заселятся часть моих бойцов. Я же буду жить скромненько, в небольшой комнатушке в самом непрестижном месте – далеко от ватерклозета. Именно так, на втором этаже гостиницы «Марица» был установлен новомодный ватерклозет,. И считалось, вопреки тому, как это будет в будущем, что чем дальше от туалета находится комната, тем менее она престижна.

Мы с моими ребятами снимали полностью этаж. И это обошлось мне не просто в большую сумму, а в катастрофически большую. Снятые на неделю апартаменты стали мне в почти пятьсот рублей. Очень дорого! Война – дело накладное.

Теперь мы могли бы даже обороняться против превосходящего противника. Кроме того, здесь имеется выход на третий этаж, а оттуда можно было бы перейти на крышу соседнего здания. И у нас уже были запасены и приготовлены верёвки, которые обязательно будут перекинуты, чтобы оборудовать пути отхода.

Конечно, представлялось маловероятным, что Кулагин решится на бои прямо в центре города. Ему нужно будет каким-то образом оправдать стрельбу. А как он это сделает? В ресторане слышали нашу перепалку практически от начала до конца, знают, в чём подноготная ссоры. И если Кулагин официально подключит все свои административные ресурсы, договорится с какими-нибудь военными, а без них проводить подобную операцию просто глупо, то общество будет, что называется, скандализировано. Даже вице-губернатору нужно следить за тем, что думает общество.

А тут ещё и ревизор приехал. Сейчас Арсений Никитич Подобаев, столичный ревизор, должен ужинать у губернатора Екатеринославской губернии Якова Андреевича Фабра. Но я уверен, что и губернатору, и ревизору уже в ближайшее время станет доступна свежая сплетня о вице-губернаторе.

Да, я играл ва-банк! Но если я не сыграю в игру с большими ставками, то меня просто могут выкинуть из-за карточного стола. Ведь уже были две попытки убить меня – и лишь за малым они не воплощены. Пусть Тарас из-за обострившихся психологических травм всё-таки не стал исполнять «заказ» на меня, но и этот эпизод я считаю покушением.

Так что? Мне ждать ещё одного покушения? Или того, что убьют кого-нибудь из близких мне людей? А я ведь уже обрастаю близкими людьми. Мне даже будет жаль, если пристрелят мою мать. И хотя она мне как кость в горле, всё равно я к этой женщине чувствую некую привязанность. Есть у меня и Эльза, к которой я не чувствую любви, но с ней мне просто, легко и непринуждённо общаться, решать свои сексуальные потребности. И по-своему Эльза для меня тоже дорога, скорее, как боевая подруга или военно-полевая жена, но как ни крути, она также небезразличный мне человек.

А есть Садовая. Когда я её назвал своей сестрёнкой, у меня словно что-то всколыхнулось внутри. Ведь в том мире у меня осталась сестра. И пусть эти две женщины внешне мало похожи, хотя обе светловолосые и невысокого роста, но я просто не представляю, чтобы моя сестра из прошлой жизни смогла бы стать проституткой. Она, скорее, горло перегрызла бы любому сутенеру. Но всё равно, что Маша, что Настасья – люди, к которым я уже не могу притворяться равнодушным, мои слабости. Ну, и крёстный – тоже в этом списке.

Так что, если будет желание нанести мне серьёзную рану, то кого убить у Кулагина найдётся. Я не должен допускать такого, чтобы те люди, которые мне доверились, подверглись из-за меня опасностям. Поэтому в решающем сражении нужно наносить удар первым.

– Господин Шабарин! Господин Шабарин! – пытались до меня докричаться с первого этажа гостиницы.

Голос я узнал. Это был управляющий гостиницы «Марица». И я даже понимал, чего именно он хочет. Ведь самым простым для Кулагина было бросить в сердцах, что он не придёт в этот ресторан, либо что этот ресторан будет платить ещё больше отступные губернатору, пока я здесь буду вольготно себя чувствовать и жить. Это так, словно укусить беззубыми губами. Или это уже на что-то иное смахивает. Ух я и пошлый же стал! А насчет зубов… Есть они у Кулагина. Еще покажет он себя, но, надеюсь, поспешит и наделает ошибок.

– Петро, поди, скажи ему, что я уже изволю отдыхать. И все разговоры буду вести завтра, а что на своей территории я видеть никого не желаю, – сказал я командиру дружинных и пошёл в свою комнату.

Дело в том, что я уточнял, за что именно плачу огромные деньги. Мы подписали какие-то арендные бумаги, по которым я, действительно, на неделю становлюсь полноценным хозяином части этой самой гостиницы.

Прекрасно понимаю, что это подобно пиар-ходу, такая вот маркетинговая, причём, весьма неглупая, со стороны администрации гостиницы политика. Но в этот раз они на свою же уловку и попались. Я не собираюсь покидать гостиницу. А никаких причин, чтобы меня отсюда выгонять, у хозяев нет. В бизнесе, как и в делах чести, очень легко потерять своё лицои тем самым прогореть.

Особенно в это время, когда, порой, старообрядцы-купцы могут ударить по рукам, вообще не заключая никаких договоров на бумаге, и при этом следовать этим самым договорённостям настолько скрупулёзно, насколько это вообще возможно – согласно весу купеческого слова.

Мне так и не удалось поужинать, но ещё до того момента, как я переступил через порог личного обеденного кабинета вице-губернатора, был сделан заказ, чтобы блюда принесли мне в номер. Так что сейчас я собирался вновь отведать той самой нежнейшей телятины ресторана «Марица», о которой некогда даже прочитал, когда сильно заинтересовался личностью великого врача профессора Пирогова. Я согласен с этим выдающимся человеком, что телятинка-то здесь отменная.

– Вашбродь, – обратился ко мне один из моих дружинных, правда, этот был арендован мной у Картамонова.

– Говори! – нехотя сказал я.

Короткий разговор с Кулагиным был настолько эмоциональным, так он меня опустошил, что сейчас не хотелось ничего, кроме как поесть и поспать. Не думал раньше, что достаточно всего пять минут поговорить с человеком, и при этом чувствовать себя, как будто в одиночку разгрузил парочку вагонов с цементом. Ишь какой вампир!

– Мы взяли одного мужика. Он был у ресторана и кого-то выслеживал. Когда заметили у него пистолет, решили брать, – докладывал один из моих бойцов из той пятёрки, что была оставлена у входа в гостиничный ресторанный комплекс «Морица».

– Меня выслеживал? – поинтересовался я, здраво предполагая, что именно я являюсь целью для любого стрелка в этом городе.