– Так-то лучше. – Круглое личико сестрицы Цзян светилось, будто она наткнулась на драгоценный клад. – Радуйтесь, скоро боли не будет. А мне надо уже возвращаться в гостиницу. Менеджер только что поручил новое задание. Еще кто-то испил водички.

– А я-то как без вас? – Я на автомате ухватил ее за рукав, словно тот был мне спасательным кругом. Сердце снова заколотилось в предчувствии опасности.

И тут погремел гром, затрепетали языки огня, в потолок взмыли столбы дыма. Все в кабинете врача перевернулось вверх дном. В глазах помутилось. Сестрица Цзян потянула меня на пол и легла поверх меня.

17. Великая доброта и безмерное сострадание живых бодхисатв

Через некоторое время сестрица Цзян помогла мне подняться. Повсюду был хаос. Бегали и кричали люди. Больница утратила всякое подобие порядка. Сестрица Цзян вместе со мной укрылась в общем туалете. Я не осмеливался и пошевелиться. Думалось, что вот он и настал, конец света. И от того на меня нашло даже какое-то просветление. В туалете толпилась куча народу. Туда набились и мужчины, и женщины. Некоторые были ранены и громко стонали. Все бросились обсуждать происходящее.

– Похоже, на больницу снова нападают родственники больных. Бомба…

– А зачем здесь бомба?

– Вроде бы у одного человека жена с внематочной беременностью умерла при целиоскопии. Супруг решил, что больница в чем-то провинилась. Уверил себя, что у больной случилась геморрагия, а врач ей не поставил канюлю, и от того у женщины произошел ацидоз. Муж пошел в суд, но суд решил, что к врачу не может быть претензий. Вот этот мужик и отомстил больнице за все.

– Подонок… Убил кого-нибудь?

– Точно самого себя. Это был смертник. А вот что с врачом – пока неизвестно.

До меня и раньше доходила информация, что больницы в современном мире – объекты повышенной опасности. По заявлениям органов здравоохранения, 70 процентов докторов хотя бы раз за практику переживали акт насилия в свой адрес. 80 процентов врачей говорили, что из боязни неприятностей активно пускали в ход так называемую «предупреждающую медицину»: прописывали больше процедур и давали больше консультаций, чем нужно, уклонялись от опасных операций, проблемных больных и сложных случаев, предпочитали перенаправлять пациентов в другие отделения, устраивать консилиумы и прочее, чтобы не навлечь на себя чей-либо гнев. Убедившись лично, какие масштабы может принимать недовольство докторами, я начал подумывать, не написать ли об этом песенку, а то и несколько.

Кто-то заявил, что семейство пациента хотело подорвать не врача, а представителя фармацевтического концерна, продавшего им лекарство. Он им, дескать, впарил за баснословные деньги новое лекарство, про которое в рекламе трубили, что оно совсем без побочки. А препарат не только не помог больной, но еще и усугубил ее состояние. Таких продажников подсылают в больницы производители, чтобы было кому сбывать их лекарства и оборудование. Коммерсанты соблазняют докторов походами в рестораны, развлечениями и обещаниями больших комиссионных. Вот врачи и выписывают длинные-предлинные рецепты с кучей препаратов от «спонсора» или вынуждают пациентов проходить множество обследований. Все ради запредельного куша. Эти торгаши, проявляя свою подлую сущность столь же неуловимо, как драконы, у которых зараз увидишь только голову или только хвост, но не то и другое сразу, сложились в мощную группировку, промышляющую на территории больниц. Именно они поставили все лечение на промышленную основу. Больница работала безостановочно, как фабричный цех.

Но были и такие, которые говорили, будто мишенью для атаки были на самом деле лечащиеся за счет государства VIP-больные из палат для высокопоставленных кадров. Нападающий, возможно, хотел таким образом проявить недовольство тем, что чиновники разбазаривают 80 процентов всех вложений государства в национальную медицину…

Можно ли определить, что произошло в действительности, когда по поводу одного события возникают такие расхождения в мнениях? Я поглядел сквозь щелочку в двери. Снаружи все еще стояла неразбериха. Охранники бегали взад-вперед, среди них затесались и силуэты полицейских.

Сестрица Цзян все это время вообще не проявляла признаков какого-либо беспокойства. Приглядевшись к ней, я заметил, что у нее на теле, прямо под ложечкой, появилась дырочка, из которой, не зная меры, хлестала кровь. Моя рука инстинктивно потянулась вперед, чтобы заткнуть отверстие. Но сестрица Цзян отпихнула мою руку и, смерив меня негодующим взглядом, сама прикрыла рану лифчиком.

– Пойдемте поищем врача, – взмолился я.

Она покачала головой. «Ладно, как хотите», – подумал я про себя. К моей боли примешалось зловоние кала, мочи и крови. Я предположил, что меня самого угораздило получить осколочное ранение.

Спутница не без труда ощупала меня, удостоверилась, что в этом отношении я был цел и невредим, и, шмыгая носом, слабо проговорила:

– Раз нам пока все равно нечего делать, то давайте я с вами поделюсь дополнительными рекомендациями.

Я не осмеливался перечить ей. Наставления дамы насчет того, что мы только начали углубляться в больничную процедуру, я до сих пор хранил в памяти.

Сестрица Цзян заметила:

– Все, что я вам рассказываю, – конфиденциальная информация, только для посвященных, так сказать. Постарайтесь хорошенько запомнить мои слова. Вы же сами увидели, с какими вещами нам приходится здесь мириться, хотя, конечно, абсолютно недопустимо, чтобы в больницах учиняли такие кровавые бойни. Когда я вас покину, самое главное, что вы должны помнить, – ни в коем случае не надо возражать врачам. Не должно пациенту подобным образом вести себя в больнице. Постарайтесь войти в положение докторов. Иногда может показаться, что они себя ведут крайне странно, но это все от того, что вы смотрите на них больным взглядом. У человека, переживающего долгую болезнь, чувства и ощущения искажаются, характер портится, к делам уже не получается относиться объективно и спокойно. Пациентам только и хочется, что придраться по любому поводу и без. Они только и думают, как бы обнаружить в курином яичке косточку. Только что-то происходит – они впадают в истерику, сами не ведают, что творят. Стоит врачу слегка повысить голос, как больные приступают к написанию жалобы. И кому от этого лучше?

– Да, так и есть. – Я наверняка выглядел весьма жалко.

– Миленький Ян, вы уж не злитесь на меня за то, что я вам все это рассказываю. Все мои речи – для вашего же блага. Если уж совсем начистоту, врачи же работают с болезнями, а не с людьми. Все очень просто: врачи – те же обычные люди из плоти и крови, их обуревают те же чувства и желания, что и простых смертных. Доктора – технические специалисты. Врачи стараются себя вести предельно осторожно с больными и их родными. Доктора сочувствуют пациентам. Но иногда одним сочувствием ничего сделать нельзя. Бывает так, что и врачи ничего не могут предложить для излечения, а люди, конечно, превратно думают, что это все назло. Не всегда наибольшими усилиями дается наилучший результат. Когда больные погибают, врачам тоже приходится трудно, они корят себя, думают, как они могли бы избежать подобного исхода. В медицине нет места совершенству, доктора могут лишь стремиться к самосовершенствованию. К тому же больных действительно слишком много, а медперсонала недостаточно, чтобы всех их осмотреть. И пациенты еще требуют того, что выходит за пределы возможностей медицины. Врач же, заканчивая вуз и выходя на работу, обычно не имеет особой подготовки по части контактов с больными. И далеко не каждый врач обладает талантом увещевания пациентов, чтобы те сменили гнев на милость. Неужто вы хотите, чтобы вас лечили стендап-комики? Так будет только хуже. Основная обязанность врачей – делать все, чтобы вылечить болезнь, а не веселить больных. Такое уж у них призвание, одновременно и самое достойное, и самое жалкое.

Говорила она это все так проникновенно, будто давала указания на случай собственной кончины, от чего мое раскаяние становилось лишь сильнее. Скрепя сердце я отозвался:

– Понял вас.

Она продолжила:

– Но врачи все же отличаются от обычных людей. В нашей стране вообще врачи западной медицины появились всего лишь чуть более ста лет назад. Это самые что ни на есть «новые люди». И от них зависит, что ждет в будущем все наше общество. Доктора проходят особо тщательную подготовку в ведущих медвузах. Попадая в такое учебное заведение, будущий врач словно приобщается к священному действу. Не зря же наши врачи торжественно клянутся: «Я добровольно посвящаю себя делу медицины… Я буду решительно трудиться на то, чтобы искоренить все человеческие недуги, способствовать всеобщему здоровью и благосостоянию, приумножать славу и почет врачебной науки». Доктора со студенческой скамьи облачаются в халаты, чтобы сразу ощущать бремя ответственности. Вы, обычные люди, учитесь по учебникам, а они – по трупам! Сами понимаете, что один труп – материя куда более дорогостоящая, чем лист бумаги! Ведь каждый надрез можно выполнить всего один раз. Поэтому будущим врачевателям приходится относиться к каждому телу с особым почтением. Кто, кроме разве что военных и полицейских, вынужден чаще иметь дела с трупами? А ведь трупы тяжело добывать. Вот почему рядовые граждане никоим образом не должны сравнивать себя и уж тем более панибратствовать с врачами. Только врачи действительно понимают, чего стоит жизнь, в этом состоит вся их работа. Интересно было бы узнать, через сколько циклов самосовершенствования прошли в былых жизнях те люди, которые в этой жизни избирают для себя профессию врачевателя.

Мне подумалось, что она правду говорит. Я действительно вплоть до сегодняшнего дня не совсем понимал, что собой представляет жизнь. Впрочем, то же самое можно было бы сказать и про все мое окружение. Жизнь никогда не была для нас чем-то особенным. Люди крутятся по жизни, но даже само это слово – «жизнь» – редко всплывает в их головах. Наверно, если не считать врачей, то думать о жизни – удел разве что буддийских монахов из древних монастырей в дальних далях. Ну и покоящегося у себя в могиле уважаемого господина Островского.

Передохнув, дама снова завела речь:

– Доктора повидали на своем веку самые разные жизни и смерти. И врачами руководит одно желание: докопаться до сущности жизни. Может показаться, что эти облаченные в халаты дамы и господа – люди бесстрастные, жестокосердные, даже немного нелюдимые. Но это все от того, что они видят дальше нас, чувствуют глубже нас и мыслят не так, как обычные люди. Доктора понимают, что абсолютное большинство вещей в нашей жизни можно обменять на что-то. Исключение – сама жизнь. И потому они встают за операционный стол с самым профессиональным настроем, точь-в-точь как атлеты, выходящие на стадион. Многолетняя практика все доводит до состояния условного рефлекса. А потому врачам некогда шуточки отпускать насчет жизней больных и собственной профессии. В наши дни отношения между врачом и пациентом становятся все более проблематичными. Но доктору, которого накануне сильно обидел больной, все равно надо на следующий день являться на службу и с прежним рвением осматривать пациентов. Любые офисы могут закрываться. Даже правительство может оказаться не у дел. А больницам суждено вечно стоять открытыми для приема пациентов. Миленький Ян, знаете ли вы, что это такое: вверять жизнь другому человеку? Понимаете ли вы, что это такое: заниматься медициной, чтобы быть в помощь людям? Слышали ли вы о такой вещи: гуманном искусстве врачевания? Вообще, если уж мы говорим откровенно: врачи – самые что ни на есть преисполненные великой доброты и колоссальной скорби живые бодхисатвы. Только вооружены они ланцетами.