– Ну что я вам могу сказать? – выпалил врач, размахивая в воздухе длинными, тощими руками, словно рисуя картину. – Это уже медицинский вопрос. Чем больше мы убеждаем себя в отсутствии чего-либо, тем с большей вероятностью оказывается, что кое-что все-таки у нас имеется. – Он будто зачитывал глубокомысленную лекцию о философии. От философии я был максимально далек, да и ответ был совсем несообразный моим словам, так что я не нашелся, что сказать.

– А можно обойтись без зонда? – промямлил я. Мой взгляд уцепился за халат, обволакивающий врача простыми линиями, как отливающая черным пластиковым блеском офицерская форма.

– Боли боитесь? – Врач не без жалости пригляделся ко мне.

– Говорят, что чем больше боли – тем больше счастья. Слышали такое? Вы что, раньше не бывали в больницах? – спросила сестрица Цзя.

Я разжал кулаки и изобразил, будто совсем не чувствую боли. Не хотелось, чтобы доктор увидел, сколь мягким и расхлябанным я был.

Врач с некоторым недоумением заметил:

– Пациент, скажу вам начистоту: мы здесь занимаемся тем, что делаем мучающихся людей счастливыми. Вот и вся этика профессионального врача. Что же вы по-прежнему не доверяете нам? Спасать умирающих от смерти и облегчать страдания больных – наше дело. Врач ценой собственной боли дарует ликование больному. Если бы у пациентов было хоть чуточку больше уважения к нам, если бы вы нас то и дело не прерывали, то нам было бы намного легче исполнять свой долг. Но если вам в самом деле все это не нужно, то вы можете написать расписку и отказаться от наших услуг. Мы уважаем право больного выбирать, что душе угодно.

Сестрица Цзян добавила:

– Доктор все верно говорит. Я много раз наблюдала, как врачи принимали пациентов. Лечение чем-то напоминает рождение ребенка. Это и боль, и радость. Пока идет процесс, пациент кричит от боли и жалуется на то, что врач нерадивый. Но только лечение заканчивается, как пациент испытывает беспредельное счастье, а боль немедленно улетучивается. Какой же неблагодарный народ вы, больные! Впрочем, все это – исключительно по доброй воле. Никто вас насильно в больницу не вез. Но раз уж вы здесь, то стоит прислушиваться к докторам. Миленький Ян, нужно верить в больницу и врачей. Страна у нас еще бедная, денег у государства на строительство клиник нет, публичным больницам приходится самим изыскивать деньги на обустройство и закупку оборудования. Врачам зарплата и премия потихонечку капают на счет, монетка за монеткой. Работают они, стараются изо всех сил, несмотря на маленькие деньги, не жалея себя, лишь бы больным было хорошо. Если с вами что-то непредвиденное произойдет, то врачу от этого будет только хуже.

– Понятно, – протянул я, обливаясь потом.

Словно ощущая некоторую неловкость, моя спутница после некоторых раздумий совестливо продолжила речь:

– Миленький Ян, позвольте вам напомнить, как дела складываются здесь, у нас, в городе К. Может тогда вам все станет понятнее. Регион у нас совсем небогатый, возможности для развития ограничены, инфраструктуры как таковой практически нет, и многое у нас пока еще делается не так, как хотелось бы. Да, больных многовато, запредельно много, медработникам рук не хватает, с палатами и медаппаратурой совсем туго, повсюду грязь, отсутствие дисциплины и дурное обслуживание, а у большинства пациентов в довершение ко всему еще и скверный характер. Это все – реальность, от которой никуда не убежишь. Но вы разве не смотрите новости по Центральному телевидению? Там же рассказывают правду. Несмотря на то что ресурсов у нас в разы меньше, чем у развитых стран, мы умудряемся людей спасать гораздо чаще, чем они. При том, что в нашей стране расходы на медицину самые низкие в мире, средняя продолжительность жизни у нас такая же, как в развитых странах. И это дается нам нелегко. Съездите в США, попробуйте там сходить в больницу. В американской муниципальной поликлинике надо неделю дожидаться очереди. Чтобы попасть на обследования, надо записываться за несколько месяцев, а на гастроскопию – за год. Я не шучу! Для того чтобы удалить аппендицит, нужно потратить тридцать тысяч долларов, чтобы родить ребенка – шестьдесят тысяч. Здесь у нас за запись к специалисту берут всего десять с чем-то юаней, за инъекцию – два юаня! Как за кочан капусты. У нас принцип: больные – всегда на первом месте. Интересы врачей и больницы никогда не идут вразрез с интересами больных… Кроме того, город К переживает переходный период. В любом процессе прогресс наступает постепенно. За один день вес набрать нельзя. Вы собственными глазами увидели все славные перспективы, которые открываются перед нашей больницей, а от светлого будущего больницы зависят все остальные аспекты нашей жизни. Миленький Ян, вспомните о песнях, слова к которым вы пишете. Разве все они не прославляют нашу эпоху? Разве вы при обычных обстоятельствах не предпочитаете видеть светлую сторону явлений? Вас же пригласили сюда для написания такой песни. Так что постарайтесь найти в себе силы и не раскиснуть вконец! Компания Б находится под непосредственным управлением правительства города К, это известная компания, и ее руководство изыскало возможности пригласить вас в город К, чтобы вы написали для нас гимн. Вы необычный больной. Вот почему к вам так много внимания. Для вас мы организуем особенно тщательный и всесторонний осмотр и лечение. Считайте, что вас направили окунуться в жизнь народных масс, лучше познакомиться с их нравами. Ведь только так получаются нетленные произведения, которые потом передаются из поколения в поколение! Просим вас набраться терпения. Терпение – вот что нужно в любом деле! Вам предначертано пережить много трудностей на вашем веку. Только тогда вы сможете благодаря последовательному преодолению сложностей достичь полного просветления и переродиться в вашу наивысшую форму. Никто вам смерти не желает. Когда человек умирает, то ничего после него не остается. Только представьте себе, что ничего после вас не останется! Как жить, сознавая этот факт?

Вот как хорошо распознала всю мою сущность сестрица Цзян! Мне же никто еще не пояснял, сколь значимое дело мы тут выполняем. Я задумался. Но ничего, кроме боли, я не ощущал.

Что такое смерть? Зияющая пустота. Все тревожащие меня яркие образы преисподней сразу же испарились. Неужто все мучения по ту сторону ни в какое сравнение не идут с невзгодами жизни среди людей?

От боли из меня в тот момент непроизвольно полилась моча, и в паху сразу стало сыро. Что тут скажешь в свое оправдание? Однако мое молчание, похоже, только сильнее раздосадовало дамочку и врача, которые обменялись растерянными взглядами. Время в отделении скорой помощи вновь поползло нестерпимо медленно, но на этот раз мне показалось, будто это было течение вспять. Обрушившаяся на меня ураганом боль закрутилась в голове водоворотом воспоминаний. Припомнилось, как я заболел в детстве и родители повезли меня в детскую поликлинику. Я – человек своего поколения. С самых малых лет мы находимся в постоянном контакте с больницами. Подрастали на одних антибиотиках. Но тогда еще не успели провести реформу здравоохранения, а больницы не стояли на рыночных рельсах. Медицина была практически бесплатной для всех. По пути в больницу мама и папа по очереди несли меня на плечах, будто шли на базар с ягненком на продажу. Я все норовил вырваться, но и папа, и мама меня удерживали мертвецкой хваткой за ножки. В больнице не было проходу от рыдающих малышей. Настал мой черед получить укол.

Папа заявил мне:

– Это совсем не больно! Ты ничего и не почувствуешь. Представь, что тебя кусает муравьишка. – Я сразу вообразил красноватую остренькую мордочку муравья и действительно не заплакал.

– Какой ты смелый… – похвалила меня медсестра. И вот тут я разрыдался.

Вспоминая все это, я наконец-то дал волю слезам. Звук плача, протяжный, как кваканье лягушки, по всей видимости напугал и врача, и гостиничную дамочку. В кабинете немедленно установилась гробовая тишина, как на Марсе. И, воспользовавшись удобным моментом, я вдруг развернулся и побежал прочь.

16. Сопротивляться больнице – что ставить на карту собственную жизнь

Не знаю, хотел ли я бегством выразить протест против происходящего. Если даже так – это я, получается, впервые в жизни показал, что у меня яички правильно прикручены? Гостиничная дамочка, конечно, говорила все очень красиво и правильно. Но в глубине души мне хотелось скрыться от ее слов. Слишком уж пламенными были ее изречения! Я вроде бы много ходил по больницам, перевидал бесчисленное множество врачей. Но все равно каждый раз мне хотелось убежать. Не глотать лекарства, не делать уколы, не тратиться на все это. А убежать. И все же из раза в раз я склонял голову и изъявлял покорность примерного законопослушного гражданина. Я боялся умереть. Мне было прекрасно известно, кто в моих взаимоотношениях с больницами хозяин, а кто – холуй и кто к кому угодил в сети. Я досадовал на себя только за то, что у меня ничего более действенного не было, чтобы снискать расположение докторов-чудотворцев. Нет, не «чудотворцев», а чудищ грозных и достопочтимых, под стать Янь-вану. Каждый врач при себе держит книжицу, где записано, какому человеку уготовано еще жить, а кому – встретить смерть. Почему же я не мог уподобиться тем старцам? Те хотя бы виду не показывали, что с ними что-то не так. Временами я вопрошал себя: если с врачами что-то не срастается, это же, наверно, не повод прятаться от них? Но такие мысли, если честно, ведут в никуда. И еще меня мучили сомнения. Сбежав от доктора, я взял ответственность за свою жизнь в собственные руки? Неужели я смогу излечиться самостоятельно? Я же вроде бы хотел побороться за титул почетного жителя города К?

От спутанных мыслей меня бросало то влево, то вправо. Я скачками преодолевал коридор, но убежать далеко не получалось. Боль во всем теле сковывала движения. Единственное, что мне удалось, – затесаться в большую группку старых пациентов, где я и схоронился, как в игре в прятки, сев на корточки за грядой высохших от времени ног.

Сестрица Цзян быстро нагнала меня.

– Миленький Ян, миленький Ян, где вы? Вылезайте сейчас же! – От волнения в ее словах звучала некоторая издевка. Булькала она, как пузырек, который вот-вот лопнет.

– Вы ставите на карту свою жизнь, – крикнула она.

Я сидел тихо и бездвижно.

– Миленький Ян, у меня для вас хорошие новости: врач согласился не делать вам гастроскопию, он вам пропишет капельницу, чтобы сбить жар. Возвращайтесь!

Ее последний призыв прозвучал еще более унизительно для меня. Вся моя женоподобная слабость сразу и вскрылась.

Я как сидел, так и остался сидеть. А в мозгу колошматилась шальная мысль: а вдруг это правда? В словах сестрицы Цзян не ощущалось ни капли фальши. Моя спутница лишь хотела завершить начатое дело и от всего сердца трудилась на мое благо. И все же я колебался. Стоит ли показаться ей на глаза? Точно только капельницу мне пропишут? Операцию мне делать не будут? Мое бренное тело оставят в покое?

Больше всего мне было стыдно за то, что я, наверно, рассердил врача. Как же из меня получился такой человечишка? Сопротивляться больнице – самое глупое из всех сумасбродств, что может творить человек по жизни. Действительно: я «ставлю на карту жизнь»! Да и можно ли такое существование – распластался на земле, как последний слизняк, – назвать «жизнью»?

Тут я увидел, что сестрица Цзян вот-вот расплачется. Она вертела головой в поисках меня. Я поднялся из толпы и слабым голосом позвал:

– Сестрица Цзян! – Та повернулась в мою сторону, и в ее взгляде чувствовалась материнская забота. И я послушно побрел обратно в кабинет врача.

Доктор уже успел оформить листок с диагнозом и рекомендациями по лечению и как раз скреплял его печатью. Превозмогая боль, я согнулся в поклоне:

– Спасибо, спасибо вам, доктор.

Врач вручил листок сестрице Цзян.