Измена. Развод: Я осколки твоих чувств соберу (страница 8)
Видимо, жена сменила место дислокации и предпочитает быть в любой комнате, лишь бы не в нашей спальне. На звонки упорно не отвечает, замки оперативно поменяны. Хотя это дело проблематичное, но, как показывает практика, не для Антонины. Теперь сидит, отрешившись от меня высокими стенами забора и игнорирует. Хотя, по закону, я имею полное право быть у себя ДОМА, как и она! Это, чёрт возьми, наш дом! Там мои вещи! И, между прочим, мои очень дорогие, порой коллекционные и ценные вещи!
Но нет же… Не достучаться до Тони.
А она, насколько мне известно, взяла отпуск по семейным обстоятельствам. Я о нём не подозревал, пока, разыскивая Тоню, не додумался позвонить ей на работу. Секретарь кафедры меня удивила, сообщив, что Антонина в отпуске без сохранения содержания…
Видимо, взяла время для размышлений. Для более тщательного продумывания мести мне, а не для примирения. Вот зачем она сидит в одиночестве? Нравится упиваться горем и болью? Нравится ощущать себя преданной и одинокой?
Бред какой-то…
Впрочем, веду себя не умнее.
Как идиот, стою у ворот в попытке её подкараулить и в надежде на искренний разговор. И так пару дней «крадусь», пока однажды вместо Тони не сталкиваюсь с парой бугаёв. Сразу догадываюсь, что это охрана Рубена Игоревича. Отец Антонины явно решает перестраховаться и уж точно оградить дочь от посягательств моей персоной. Очень мило с его стороны – оставить такого размера мужиков охранять покой Тони. Я бы даже посмеялся, если бы не разозлился…
Их лица холодны, как сталь, а непробиваемость так вообще не поддаётся описанию. Понятно, что это не просто охранники – это профессионалы своего дела, скорее всего, бывшие военные, которые в мирное время предпочли «игры» в мире бизнеса. И сейчас угрозой срыва их работы оказываюсь я.
– Вам не следует тут находиться, – чеканит один из них, его голос звучит жёстко и строго, как приговор.
– Серьёзно? Это кто сказал?
– Это не важно. Но вам не следует тут быть! – вторит с холодной упрямостью мужик.
– А если я в полицию позвоню?
– Ваше право, – всё так же безэмоционально добавляет охранник, даже бровью не поведя. – Но нам дали чёткие указания на ваш счёт… Вам нельзя приближаться к Антонине Рубеновне.
– Она моя жена! – в недоумении развожу руками.
Моя реплика остаётся без ответа.
– И это мой дом! – тычу на особняк за высокими воротами.
И это остаётся без какой-либо реакции.
– Мне всего лишь нужно поговорить с Тоней! – завожусь, ощущая, как в животе закипает ярость. Внутри меня сражаются два человека: один желает сохранить мир, а другой – защитить свою гордость! Потому что Тоня доходит до недостойного поведения. Нарушает все немыслимые законы, зная, что я… что? Проглочу? Смирюсь? Опущу руки?
Да что б ей!!!
– Сделайте так, чтобы она вышла. Мы поговорим. Даже при вас согласен. И тогда…
– Лучше убирайтесь, пока не поздно, – без обиняков заявляет второй, не сдвинувшись с места и как бы показывая всем видом, что если стену забора я бы мог преодолеть, то живую стену охранников – нет!
Внутри меня поднимается обида и негодование. Я не ожидал такого хамства. Я хотел бороться за свою семью, за свою Антонину, даже если она сейчас не желает меня видеть. Мне нужна была Тоня, а не драка с её охраной.
Вот только выплеск ярости случается короткий и быстрый – в итоге лишь получаю удар по лицу, и мой запал драться и отвоёвывать свои убеждения временно умиряется, потому что теряю сознание.
Какое-то время барахтаюсь в темноте, а когда прихожу в себя… оказываюсь в своей квартире. Лежу на диване в зале, а рядом… никого, хотя отчётливо слышу приглушённые звуки.
Поворочавшись, нахожу взглядом Кирю, который сидит на дальнем диване. Слушает музыку и с кем-то тихо болтает по телефону.
– О, бать, – реагирует сын, только ловит мой рассеянный взгляд. Сворачивает свои дела: наушники скидывает, телефон откладывает и спешит ко мне. Присаживается рядом на корточки, в глазах пляшут озорные искры.
– Ты как?
– Как я тут очутился? Что случилось? – сажусь, со скрипом в теле и башке, откидываясь на спинку дивана.
– Принесли тебя. Судя по тому, что я понял… Ты подрался с охраной матери, – сын услужливо протягивает мне стакан воды. – Остался жив, – хмыкает Киря, словно это великое достижение. – Ты, пап, конечно, ничего такой мужик, но лезть с кулаками на отборных вояк?!.. – мотает головой, явно сомневаясь в моих умственных способностях. Забирает у меня стакан, возвращает его на столик перед диваном, где помимо графина ещё и разовые полотенце валяются. – Видать, у тебя совсем подгорело, – кивает с кривой ухмылкой не то, гордясь моим поступком не то, потешаясь.
– Да… Не пробиться к матери, – жую слова, дающиеся с трудом.
Башка гудит, лицо болит…
Отвратное чувство отбивной.
Мда, я всегда знал, что Рубен Игоревич быстро расправляется с неугодными. Но никогда не думал, что этим неугодным стану я.
Следующим испытанием становится то, что Тоня даже на заседаниях при адвокатах не появляется. До последнего не могу поверить, что мы пришли к этому.
Мы с ней прожили двадцать лет в браке. Он был крепким, добрым и полным любви. Был. Пока я не оступился. Но одна ошибка, как оказалось, измена и предательство веры в крепость семейных уз – разрушает даже самые сильные связи.