– А раньше у него были какие-то странности?

– Ой, какой больной вопрос вы задали… Были, конечно. Он с детства не такой, как все. Замкнутый, необщительный, подозрительный. Со сверстниками отношения никогда не складывались. Мы надеялись, что постарше будет и всё наладится. А вот видите, как получилось… Обзаводиться своей семьёй не хочет, даже и не думает об этом. Работать не может, потому что ни с каким коллективом не уживается. В общем, из маленького ребёнка вырос большой ребёнок. Так вот и нянчимся. Я вас очень прошу, увезите его в больницу! Иначе он точно чего-нибудь натворит. Может, подлечат его.

Больной, невысокий, худенький, выглядел намного моложе своих лет и был похож на мальчишку-подростка. Он сидел за письменным столом, усыпанным небольшими камушками, перебирая их и внимательно разглядывая.

– Здравствуйте, Артём! Чем занимаетесь?

– Коллекцию пересматриваю, – тихо ответил он, не отрывая взгляда от камней и не проявляя к нам абсолютно никакого интереса.

– Ваша коллекция как-то систематизирована, например, по видам минералов?

– Ну как… У меня своя система, я не знаю, как вам объяснить. Я с детства их собираю и названиями не интересуюсь. Например, я вижу камушек и чувствую: ага, от него позитив исходит, значит, беру.

– Всё ясно. А как вы думаете, зачем мы к вам приехали?

– Не знаю, низачем.

– Ладно, тогда спрошу напрямую: для чего вы приготовили петлю?

– Для того, чтоб повеситься, – сказал он так просто, будто собирался всего лишь зубы почистить.

– А почему вы хотели с жизнью расстаться? Что произошло?

– Ничего не происходило. Просто вот тут верёвка лежала, а это означает, что я должен повеситься.

– Артём, но ведь верёвку можно и для других целей использовать. Например, бельё повесить.

– Ну вы же сами сказали, что верёвку используют, чтобы вешать. А вешать и вешаться – какая разница?

– Всё, проехали. Артём, а у вас в голове происходит что-то необычное?

– У меня то пусто совсем, ни одной мысли нет, а то сразу много. Если я их все не передумаю, они мне мозг взорвут.

– А в голове ничего постороннего нет? Например, чужих мыслей или разговоров?

– Мне чего-то говорят, но сразу память стирают, и я не помню, что сказали.

– Артём, а говорят где, в голове или снаружи?

– Не, всё в голове.

– А к окружающим людям как вы относитесь? Я имею в виду не родителей, а чужих людей.

– Я бы их всех поубивал.

– И за что же?

– За то, что шепчутся обо мне. Иду по улице, а они смотрят друг на друга и меня обсуждают. Это же неправильно. Хочешь что-то сказать, скажи мне в глаза. Крысы, блин…

– Артём, в голове у вас ужасный беспорядок. Сам по себе он не пройдёт, тут нужно лечение. Поэтому собирайтесь, и поедем в больницу.

– Там народу много…

– Главное – начать лечение. Когда в голове всё наладится, то, поверьте, никакой народ вам будет нестрашен.

Артёма мы благополучно увезли в психиатрическую больницу. По всей видимости, здесь речь идёт о дебюте шизофрении. О её конкретных форме и типе пока сказать нечего, поскольку данных для этого нет и появятся они ещё очень нескоро. Шизофрения у Артёма вызрела на благодатной почве. Здесь имеются в виду его замкнутость, нелюдимость, враждебное и недоверчивое отношение к окружающим. Кроме того, обращает на себя внимание странное коллекционирование камней. Точнее, его странный принцип, в основе которого лежит исходящий от камней позитив.

У Артёма имелись характерные нарушения мышления: пустота в голове сменялась невыносимым наплывом мыслей. Он очень ярко продемонстрировал паралогичность, то есть неправильную, «кривую» логику. Примером является его умозаключение о том, что раз на глаза попалась верёвка, то значит нужно повеситься. Готовясь к с***циду, он руководствовался не какими-то внутренними душевными причинами, а всего лишь формальным ложным поводом.

Еще были слуховые псевдогаллюцинации, выражавшиеся в неких голосах, что-то говорящих, но тут же стирающих о себе память. Ну и, наконец, бред тоже имел место. Если сказать точнее, то Артём высказал несистематизированные идеи отношения. По его убеждению, поведение прохожих имело с ним самую непосредственную связь.

По поводу прогноза тоже нельзя сказать ничего определённого, но будем надеяться, что ремиссия наступит и будет стойкой.

После освобождения сразу следующий вызов дали: ДТП, сбит автомобилем мужчина сорока семи лет. Местом был двор жилого дома. Нет в этом ничего удивительного, это раньше тротуары и придомовые территории были безопасными. А теперь же они всё больше напоминают проезжую часть, хозяевами которой являются автомобилисты, а прохожие непонятно зачем ходят и мешают проезду.

Подъехали к пятиэтажке, и сразу нам замахали руками трое мужчин. Пострадавший лежал у них под ногами и, к счастью, был в сознании. Неподалёку стояла старенькая иномарка.

– Что случилось? – спросил я.

– Я парковался, а Серёга сзади подошёл, я его не заметил и сшиб, – виновато ответил один из мужчин.

– Да ты ему по ноге проехал! – сказал другой.

– А я что, нарочно, что ли? <Фигли> ты тут буровишь-то?

Только после этой перепалки я заметил, что все участники этой истории ощутимо поддаты.

– А гаишников вызвали? – поинтересовался я, хотя ответ был заранее известен.

– Не, командир, не надо никого! – взмолился виновник. – Меня прав лишат, а я водителем работаю. Куда я пойду, если работу потеряю? Я Серёге всё оплачу, не обижу!

– А если я не сообщу, тоже без работы останусь. Зачем мне это надо?

– Мужики, давайте я вам всем оплачу, скажите, сколько надо, и всё будет!

– Нисколько не надо, – ответил я. – Мы тоже не хотим подставляться.

– Ладно, тогда я за рулём не был и никого не сбивал. <Фиг> вы чего докажете!

– А мы и не собираемся ничего доказывать. Этим полиция будет заниматься. Наше дело только сообщить.

Тут и пострадавший подключился:

– Слушайте, никто меня не сбивал! Я шёл и упал, вот и всё! Вовка, не переживай, всё будет путём!

Терпеть не могу такие разговоры, их только начни, и сразу увязнешь как в болоте.

Диагноз пострадавшего был ярко написан на его левой ноге: закрытые переломы плюсневых костей и обеих лодыжек. Помощь мы оказали как положено, включая обезболивание и шинирование. Да, прекрасно знаю, что правильно называется не «шинирование», а «транспортная иммобилизация». Но поскольку мои очерки читают в основном не медики, я стараюсь не злоупотреблять специальной терминологией. Вот так, буквально на ровном месте, нашли мужики приключения. Кабы не пьянка, то вряд ли бы случилась эта печальная история.

Как водится в последнее время, вместо обеда получили мы очередной вызов: перевозка мужчины сорока лет из дневного стационара ПНД в психиатрическую больницу. Ну что ж, неплохой вызовок, необременительный. Хочется иногда не врачом, а простым извозчиком поработать.

Лечащий врач Ирина Валерьевна отдала нам направление и рассказала:

– Больной давнишний, с простой формой шизофрении, дефектный. Сегодня резко ухудшился, стал вести себя неадекватно. Обо***сал дверь процедурной, потом рукой в унитаз залез, чего-то там ловил. В палате ходил на четвереньках, а зачем – не сказал. Агрессивным стал, всех обзывает, угрожает. Негативистичный, не подчиняется, на вопросы не отвечает, непонятно из-за чего матерится. В общем, увозите его с глаз долой.

– А он сам-то где сейчас?

– В четвёртой палате, лежит как ни в чём не бывало. Видать, умаялся бедный.

– Его не фиксировали?

– Нет, конечно. Вы посмотрите на него, какая тут фиксация?

Да, больной лежал в постели и вроде бы спал. Но приближаться к нему было опасно. Нет, не по причине буйной агрессивности, а из-за его неимоверной худобы и хрупкости. Тронешь неаккуратно, да и сломаешь или вывихнешь чего.

– Иван, просыпайся! – осторожно потрепал я его за плечо.

Но, как оказалось, он не спал и очень лаконично ответил:

– Пошёл <нафиг>!

– Иван, как ты себя чувствуешь?

– Пошёл <нафиг> отсюда, пока я тебя не ушатал! – агрессивно сказал он.

– Так, давай вставай, и поедем. Всё, давай-давай, у нас времени нет!

Однако Иван даже и не думал подчиняться. Стало понятно, что все уговоры попросту бессмысленны. Мои парни аккуратно, как хрустальную вазу, подняли его и повели к машине. Хотя слово «повели» здесь неуместно, поскольку Иван не шёл, а волочил ноги, повиснув на руках у Германа и Виталия. И, конечно же, он не молчал, щедро рассыпая угрозы и оскорбления.

Сказать тут особо нечего. Это был всего лишь очередной, вполне заурядный психотический эпизод.

После этого вызова на обед нас позвали. В первую очередь карточки сдал и сообщение в полицию передал по поводу ножки сломанной. Накажут – не накажут виновника – это дело десятое и мне неинтересное. Главное, что не будет в мой адрес обвинений в сокрытии факта ДТП.

Перед тем, как пообедать самому, накормил кота Степана. В этот раз купил я ему специальные кошачьи консервы. Причём не обычные, а прям какие-то супер-пупер полезные и питательные. Но поскольку этот господин был ранее неоднократно всеми накормлен, то на мой зов он не подошёл и продолжал дремать на кушетке. Тогда я, как заправский официант, сам принёс ему еду. Съев половину, он погрузился уже не в дремоту, а в полноценный крепкий сон.

Прилетевший вызов оборвал наше свободное время. Поехали к мужчине шестидесяти двух лет, у которого были множественные раны лица с кровотечением. А ждал он нас в прекрасном месте, то бишь на помойке.

Когда туда подъехали, сразу увидели нашего пострадавшего, сидевшего на каких-то досках, прислонившись к ограждению. Всё его лицо представляло собой кровавую маску, совершенно не позволявшую разглядеть хоть какие-то индивидуальные черты. Но страдалец был не один, а с активной группой поддержки. В качестве этой группы выступала пьяненькая потрёпанная бабёнка в затрапезной неопрятной одёжке. Не дожидаясь вопросов, она что есть мочи завопила:

– Во, <распутная женщина>, смотрите, чё он наделал-то! Вон, видите тут кругом стекла? Он прямо рожей на них упал, <самка собаки>! Чего теперь, зашивать, что ли, повезёте?

– Сначала будем посмотреть, – сдержанно ответил я.

– Ой дурак, ну и дурак, <распутная женщина>, – не унималась бабёнка.

– Э-э-э, <фигли> ты орёшь, <жрица любви долбаная>? – хрипло, заплетающимся языком сказал пострадавший. – Пошла <нафиг> отсюда!

Эти препирательства прекратили мои парни, отведя её подальше, и под угрозой изгнания пинками запретили подходить.

Дабы не перепачкать салон машины, оказать помощь мы решили прямо на месте. Лицо богато кровеносными сосудами, поэтому даже неглубокий порез всегда обильно кровоточит. А у пострадавшего этих порезов было не сосчитать. Понятно, что в такой ситуации жгут не наложишь, но можно успешно применить медикаментозные кровоостанавливающие средства. Их в наших укладках есть несколько видов. В этом случае мы воспользовались кровоостанавливающими салфетками и весьма успешно. Некоторые порезы были достаточно глубокими, а потому увезли мы пострадавшего шиться.

Думается, что такую травму можно получить исключительно по пьяной лавочке. Будь он трезвым – не упал бы. А если бы и упал, то вряд ли стал бы тормозить собственной физиономией.

Кстати сказать, наложение жгута на шею – это не чёрно-юмористическая выдумка, а реальный вид помощи. Правда, редко применяемый. Чтобы сохранить кровообращение на неповреждённой стороне, жгут накладывается через поднятую вверх руку, либо лестничную шину, либо через какую-нибудь дощечку.

После этого поехали «на больной живот» у женщины шестидесяти восьми лет.

Открыла нам сама больная в полусогнутом положении и с гримасой боли на лице:

– Ой, как больно! Сил уже нет, я, наверно, умру…

– Ложитесь и показывайте, где болит.