Пот стекал по спине, пропитывая рабочую рубаху. Рядом со мной трудилась худенькая светловолосая девчушка по имени Мэри. Она поднимала и опускала руки с такой лёгкостью, будто родилась с садовой лопаткой в ладони. Мэри управлялась с сорняками втрое быстрее меня.

– Наклони под углом, вот так, и режь по кругу, – вдруг посоветовала девочка, очевидно сжалившись надо мной. – Тогда разом вытащишь растение целиком.

Я последовала её совету, но моя левая рука была слишком слаба: лезвие скользнуло по ладони, оставив неглубокий, но болезненный порез. Я досадливо поморщилась.

– Леди Гвендолин, – раздался над головой холодный голос сестры Доротеи, – вы слишком медлительны. Остальные уже закончили по два ряда, а вы всё ещё возитесь с первым.

– Простите, сестра, – прошептала я, опустив глаза. – Я стараюсь.

– Старания недостаточно, – отрезала монахиня. – В саду нужна сноровка и сила. Мы обязаны выполнять план. Если вы не можете справиться с сор‑травой, возможно, следует подыскать вам другое занятие, где нет нормы по выработке…

Это звучало как угроза. Другим занятием могла быть либо уборка отхожих мест, либо работа на кухне, где приходилось таскать тяжёлые котлы и вёдра – задача непосильная для моих искривлённых конечностей.

– Я справлюсь, сестра, – уверила я, возвращаясь к работе с удвоенным усердием.

К полудню спина нестерпимо ныла, пальцы кровоточили от множества мелких порезов, а нога затекла так, что я с трудом могла опираться на неё. Наконец, сестра Доротея объявила короткий отдых. Остальные девушки направились к каменной скамье в тени яблонь, а я, зная, что моё присутствие нежеланно, отковыляла подальше, туда, где садовая дорожка упиралась в каменную стену.

Здесь, в дальнем уголке сада, стояла старая башня, одинокая и заброшенная. Её серый камень был покрыт мхом и лишайником, редкие бойницы зияли чернотой пустых глазниц. Я присела на землю, прислонившись спиной к шершавой стене, и, вытянув ноющую ногу, тихо застонала от облегчения.

И в тот же миг странное тепло разлилось по груди. Оно было таким неожиданным, что я вздрогнула и прижала руку к горловине рубашки, где под грубой тканью скрывался мамин кулон. Жар исходил именно от него: кристалл, обычно прохладный, сейчас пульсировал, словно сердце.

Оглядевшись и убедившись, что я тут одна, вынула кулон и изумлённо на него уставилась: кристалл изменил цвет, засветившись ярко‑золотым изнутри. Я никогда не видела ничего подобного.

Словно в трансе, поднялась на ноги. А встав, ощутила, как тепло усилилось.

Хм‑м. Интересно.

Нахмурившись, отошла от башни. Свечение и жар уменьшились. Ведомая внезапным порывом, двинулась вокруг строения, держась за стену рукой, пока не дошла до узкой деревянной двери, почти скрытой под завесой дикого винограда.

К моему удивлению створка подалась сразу, натужно скрипнув давно несмазанными петлями. За ней открылась винтовая лестница, уходящая вверх в темноту. В любой другой день я не рискнула бы подниматься по таким крутым ступеням: моя хромота превращала все лестницы в испытание на прочность, но сейчас, с пульсирующим на груди кристаллом, я двигалась с непривычной лёгкостью, всё так же припадая на искалеченную конечность, но не испытывая мучений. И это шокировало больше всего!

Ступенька за ступенькой я поднималась всё выше, держась здоровой рукой за шершавую стену. Тепло кулона становилось интенсивнее, а таинственное свечение – ярче с каждым шагом наверх.

В итоге я оказалась в круглой комнате с высоким куполообразным потолком.

Часть стены справа обвалилась, зияя рваной дырой, через которую виднелся монастырский двор далеко внизу. Пол покрывал слой грязи, пыли и мусора: обломки камней, птичьи перья, ссохшиеся листья, занесённые ветром. Стены «украшала» плесень и паутина, превратившая углы в логова пауков с трупиками мелких насекомых.

Но всё это прошло будто мимо моего сознания. Всё моё внимание приковал предмет, находившийся в центре: странное сооружение из металла и стекла – нечто, напоминающее трубу, направленную к небу через отверстие в крыше.

Я находилась в давно заброшенной астрономической башне.

О них я читала в книгах, но никогда не думала, что увижу одну такую собственными глазами. До Великого Затмения монахи и учёные наблюдали отсюда за звёздами, изучали движение планет, составляли карты небесных тел. Теперь, когда небосвод вечно скрыт пеленой, такие сооружения стали бесполезны.

Металл телескопа завораживал: не серебристый, не золотой – он имел глубокий синевато‑серый оттенок с вкраплениями мерцающих точек, напоминающих крошечные звёзды. Несмотря на годы заброшенности, на поверхности прибора не было ни единого пятнышка ржавчины, лишь толстый слой пыли.

Никогда прежде мне не встречался подобный материал, но что‑то в нём казалось странно знакомым. Приблизившись, отёрла рукавом грязь и тихо ахнула: на металлических деталях виднелись вкрапления тех же золотистых прожилок, что и в кристалле маминого кулона.

Сам прибор прочно сцеплялся с полом посредством массивного основания, испещрённого затейливыми символами, похожими не то на письмена, не то на карту звёздного неба. Неужели из‑за этих знаков никто так и не смог разобрать телескоп и унести отсюда? Я чувствовала, что моё предположение недалеко от истины.

Но больше всего меня поразили ощущения в теле: боль – вечная моя спутница – полностью отступила. Нет, пальцы искривлённой руки сохранили свой отвратительный вид и положение, а вот напряжение спало, и мелкие царапины, в том числе и недавний порез, немного затянулись. Также нога вдруг перестала ныть.

Небывалое облегчение!

Это состояние длилось около четверти часа, после чего сияние в кристалле померкло. Впрочем, этого времени мне хватило, чтобы восстановить силы. Окрылённая, вернулась в сад и приступила к работе, и в этот раз получалось куда лучше, чем до перерыва.

Любая душа нуждается в месте для уединения. И для меня таким местом стала заброшенная астрономическая башня. Иногда кулон снова начинал светиться, ненадолго принося мне облегчение от физической боли, снимая напряжение со сведённых судорогой мышц. Иногда он оставался холодным и безжизненным, и всё равно башня дарила мне душевный покой: она стала моим маленьким секретом, моим островком надежды в море отчаяния. Впервые за долгое время я чувствовала, что моя жизнь не так уж и плоха, что я не проклята, как твердила Морана, что мамин кулон, возможно, действительно хранит какую‑то тайну.

С моего прибытия в монастырь прошло три долгих, мучительных недели. В любую свободную минуту я приходила в свою башню. Вот и сегодня, едва аббатство погрузилось в сон, я, как обычно, направилась в своё убежище.

Моя хромая нога снова разболелась: погода менялась к худшему. Кулон, увы, молчал. Но упрямство гнало меня наверх.

Достигнув комнаты с телескопом, я устало прислонилась к стене и долго не могла отдышаться. Ветер задувал сильнее обычного, но я не обращала внимания на холод. Подойдя к рваному отверстию, закрыла глаза, позволяя ветру унести мои горькие мысли прочь.

– Так вот где ты прячешься… – раздался за спиной знакомый, полный ликования голос.

Я резко обернулась. На верхней ступеньке стояла Беатрис. Её золотистые волосы живописно растрепались, а в голубых глазах плясало злобное торжество.

Глава 7. Розалинда

– Что тебе нужно? – спросила я, отступая на шаг, а в голове мелькнула заполошная мысль: как хорошо, что сегодня я не доставала кулон наружу. – Почему ты следишь за мной?

Улыбка Беатрис стала шире.

– Я давно заметила, что ты куда-то исчезаешь. Это разожгло во мне жуткое любопытно, – она поднялась на площадку и огляделась. – Хорошее местечко. Высоко… уединённо… опасно.

В последнем слове я уловила нотку угрозы. По спине пробежал холодок, когда она сделала шаг ко мне.

– Уходи, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Боишься меня? – Беатрис довольно усмехнулась. – Бойся. Это чувство отныне твоё второе имя.

Каждое её слово было пропитано ядом.

– Я хочу побыть одна, – сказала я, пытаясь не расплакаться и сохранить достоинство.

– О нет, – она покачала головой. – Ты разве ещё не поняла? Не будет тебе покоя, Гвендолин Леваньер. Ни здесь, ни где-либо ещё в аббатстве.

Моё сердце пропустило удар.

– З-зачем тебе это? Хочешь, я покину свою комнату, отдам её тебе, – выдавила я.

– О, какое щедрое предложение! – Беатрис подошла на шаг ближе. – Ты непременно мне её отдашь. Вообще всё, что тебе дорого отдашь.

Ветер усилился, завыл диким зверем в бойницах под потолком, ударил мне в спину, проникнув в дыру в стене. Краем глаза я уловила движение на лестнице. Вскоре Оливия и Джейн поднялись на площадку и встали по обе стороны от Беатрис, образуя полукруг, который медленно теснил меня к краю.

– Знаешь, – лениво-задумчиво протянула Беатрис, – твоему отцу было бы легче, если бы ты вообще не появилась на свет. Или если бы сейчас… исчезла.

В её словах прозвучала какая-то ненормальная радость. Моё сердце забилось быстрее от всё сильнее накатывающего страха.

– Я хочу, чтобы ты покинула аббатство, – продолжала она холодным голосом. – Напиши отцу, что тебе здесь невыносимо. Что ты жаждешь вернуться домой или уехать куда угодно ещё.

Я не сдержала недоумения:

– Почему для тебя так важно моё отсутствие?

– Просто мне так хочется, – Беатрис сделала ещё один шаг ко мне. – Считай это моим капризом.

Я чувствовала пустоту за спиной. Ещё шаг назад – и я могу сорваться в пропасть.

– Ну так как? – склонила голову к плечу блондинка.

– Беатрис, – начала я мягко, осознавая, что имею дело с чем-то более сложным, чем простая детская жестокость, – я не просилась сюда. Меня отправили против воли, как и тебя.

По её лицу пробежала тень:

– Не равняй нас! Ты и я – совершенно разные люди!

– Ты права, – прошептала я. – Мы разные. Но обе пребываем тут не по своей воле. И обе страдаем.

На мгновение что-то похожее на понимание проскользнуло в её взгляде. Но оно тут же угасло. Беатрис тряхнула головой, будто отгоняя непрошеные мысли:

– Довольно разговоров! Я пришла сюда не для бесед по душам. Обещай, что попросишь отца забрать тебя отсюда, или…

– Или что? – спросила я, чувствуя, как колкие мурашки ужаса пробегают по спине.

В этот миг блондинка, отвратительно осклабившись, резко толкнула меня в грудь, и я, не удержав равновесия на своей хромой ноге, покачнулась назад. Под моим весом старые камни посыпались мелкой крошкой вниз, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

В последний момент я успела схватиться здоровой рукой за торчащую из стены железный прут, и так и замерла, балансируя на носочках на самом краешке.

– Помогите! – закричала я, чувствуя, как начинают слабеть пальцы и скользить по влажному металлу.

На площадке поднялся переполох. Оливия и Джейн побледнели, прижавшись к стене, явно испугавшись результата поступка своей предводительницы. Но при этом никто из них не пытался мне помочь.

Беатрис же застыла на месте, и на её лице отразился сначала ужас, а после жуткое ликование.

Моей первой мыслью было:

Она сумасшедшая! С такой лучше действительно не иметь дел!

Но её тут же вытеснила другая:

Я так долго не продержусь, упаду и точно сверну себе шею.

Пальцы с каждой секундой теряли силу.

Я закрыла глаза, одновременно молясь о спасении и готовясь к смерти…

– Держись крепче! – вдруг услышала я чей-то уверенный голос, а за ним стремительные шаги. Не успела я разлепить мокрые от слёз веки, как чьи-то крепкие руки обхватили меня за запястье и потянули вперёд, на себя. С трудом приоткрыв глаза, я увидела незнакомое лицо: девушка, старше меня на пару лет, с короткими тёмными волосами и решительным взглядом карих глаз.

– Ты не упадёшь, не волнуйся, – констатировала она. – Всё будет хорошо.

И тут меня накрыло: всё моё тело начала бить крупная дрожь от пережитого ужаса.