Должно быть, это последствия пережитых днем потрясений. Разговор с теткой выбил его из колеи, и, вероятно, ему стоило удалиться в спальню и лечь в постель.

Но тогда он упустит возможность пообщаться с пятнадцатью местными джентльменами, у которых имелись весьма подходящие дочери на выданье. И каждую он должен был рассматривать в качестве потенциальной супруги. Генриетта Маклеллан на эту роль совершенно не годилась, учитывая ее склонность обливать водой маленьких детей. Эта черта ее характера напомнила Дарби о собственной матери.

И все же он опустился на стул рядом с ней.

Нет, ее нельзя было назвать недружелюбной. Она взирала на него с таким веселым и снисходительным выражением лица, словно встретила свою незамужнюю тетушку. В ее взгляде читалась еле заметная ирония, бросавшая вызов его мужественности и заставлявшая желать соответствовать ее ожиданиям. А еще в ней совершенно отсутствовал привычный чувственный голод, присущий большинству женщин, встречавшихся на его пути.

«Так тебе и надо», – с некоторым изумлением подумал Дарби.

– Вам нравится в Лимпли-Стоук? – спросила Генриетта, и Дарби подумал, что ее глаза кажутся такими прозрачно-голубыми оттого, что их не затуманивала поволока желания. Они светились умом и любопытством. И не более.

– Благодаря вашему обществу, – ответил Дарби, внезапно осознав, что ему здесь очень нравится.

– Полагаю, вы считаете нас ужасными провинциалами, если не хуже.

– В некоторой степени. – Стены гостиной были украшены небольшими букетиками цветов, столь же веселыми, что и лица гостей вокруг. Уилтширское общество было доброжелательным и жизнерадостным, интересующимся в основном сельским хозяйством и охотой и проявлявшим гораздо меньший интерес к Лондону и всему тому, что там происходило. Хотя жизнь столицы была весьма богата на события, включавшие в себя самые разнообразные грехи, касающиеся не только парламента, но и самого принца-регента.

– Что ж, по крайней мере, мы гостеприимны, – ощетинилась Генриетта, явно недовольная тем, что Дарби так быстро согласился с ее мнением. – Судя по тому, что я слышала, город может быть очень недружелюбным местом.

– Вообще-то не все здесь проявили гостеприимство, – возразил Дарби. – Меня совершенно не интересует орошение земель и сельское хозяйство, и, боюсь, несколько весьма уважаемых джентльменов сочли меня непонятливым и даже… достойным презрения.

– Ну, это слишком сильно сказано, – протянула Генриетта, которую не покидало стойкое ощущение, что так оно и было.

– Вот, например, мистер Кейбл был явно ошеломлен, когда я выразил восхищение его жилетом.

Генриетта еле заметно улыбнулась.

– Мистер Кейбл страдает разлитием желчи, и это дурно влияет на его характер. К тому же недавно один заезжий методистский проповедник обратил его жену в какую-то особо страстную форму христианства, и теперь она выражается исключительно с помощью стихов из Библии. Боюсь, его семейную жизнь сейчас благополучной не назовешь.

– Впредь я ни словом не обмолвлюсь о его манере одеваться, – пообещал Дарби.

Генриетту очаровала способность этого мужчины смеяться не открывая рта. Смех слышался в его голосе, читался во взгляде.

– А чего вы ожидали, украшая шею кружевом? – спросила Генриетта. Судя по всему, Дарби нисколько не смутили презрительные взгляды, бросаемые на него уилтширскими джентльменами. Как он мог чувствовать себя столь уверенно, оставаясь при этом белой вороной?

– Мне нравится кружево, – сказал Дарби. Генриетта оказалась права: смутить его невозможно. – В кружеве присутствует симметрия, совершенство, от которого я получаю удовольствие.

– Симметрия? Я всегда считала страсть к кружевам уделом женщин. – Однако на Дарби кружева смотрелись как угодно, но только не женоподобно.

Дарби пожал плечами.

– Мне нравится. Симметрия – неотъемлемая составляющая красоты, леди Генриетта. Вот вы… вы притягательно симметричны. Ваши глаза расположены на идеальном расстоянии по отношению к носу. Вы никогда не замечали, что красота неразрывно связана с расстоянием между глазами?

– Нет, не замечала, – ответила Генриетта. К раздражению Дарби, она даже не поняла, что он начал с ней флиртовать, и вместо того, чтобы восхищенно захихикать, она сдвинула брови.

– Знаете, мистер Дарби, в деревне живет доярка, у которой один глаз голубой, а другой – зеленый. И она считается вполне себе привлекательной. Более того – все деревенские парни наперебой добиваются ее внимания. Не означает ли это, что вы ошибаетесь, утверждая, что симметрия является обязательным фактором для того, чтобы объект считался привлекательным?

– Не думаю, что ошибаюсь. Вероятно, вас сбила с толку совершенно противоположная теория о том, что уникальность приносит удачу. Как в случае с четырехлистным клевером.

– Четырехлистный клевер вполне симметричен, – заметила Генриетта.

– Как и трехлистный. Но четырехлистный уникален и это делает его асимметричным.

– Ваша теория крайне ненадежна. Ведь моя доярка красива именно благодаря своей асимметричности, или, иными словами, уникальности.

– Что ж, вернемся к вашей личной симметрии, – вкрадчиво произнес Дарби.

Однако Генриетта сменила тему разговора, словно не услышала его слов.

– Мистер Дарби, я хотела извиниться за то, что ошибочно приняла Джози и Аннабель за ваших дочерей и действовала исходя из этого предположения. Мне не стоило разговаривать с вами в столь резкой манере.

– О, прошу вас, забудьте. Вы дали мне очень дельный совет. Агентство по подбору персонала в Бате пришлет завтра утром двух претенденток на место няни, и я непременно поинтересуюсь их мнением относительно ношения мокрой одежды.

Генриетта подалась вперед, и в ее глазах вспыхнул неподдельный интерес.

– Джози нужна исключительно добрая и чуткая женщина, мистер Дарби. Вы наверняка это понимаете, и я надеюсь, вам удастся найти кого-то, кто и сам пережил потерю.

– Джози… – Дарби осекся.

– Кажется, она очень сильно горюет по матери.

– Джози почти не знала свою мать. Моя мачеха виделась с ней не чаще двух раз в год – на Рождество и в день рождения. Хотя последний повод я поставил бы под сомнение, поскольку день рождения Джози выпал на очень неудобное время года.

Поймав на себе вопросительный взгляд Генриетты, Дарби пояснил:

– Шестнадцатое апреля, самое начало сезона. Осмелюсь предположить, что Джози видела собственную мать четыре или пять раз в жизни, но при этом была слишком мала, чтобы в полной мере осознать важность этих встреч.

– Тогда почему она так подавлена?

– Не имею понятия. Возможно, ее потряс переезд в Лондон после смерти моей мачехи.

Дарби опустил глаза и понял, что барабанит пальцами по столу. Нет, ему действительно необходимо подыскать себе жену. Возможно, вдову с собственными детьми, которая сможет понять, почему Джози ведет себя как дикий зверек. Судя по всему, леди Генриетта знала о детях не больше, чем он сам.

– Вполне возможно, что Джози таким образом реагирует на перемены. Позвольте мне еще раз извиниться за свое возмутительное поведение. Я лишь надеюсь, что не причинила вашей сестре душевных страданий.

Дарби улыбнулся.

– Насчет этого можете не беспокоиться. Джози прекрасно провела время и в подробностях рассказывала о своем весьма интересном знакомстве. К счастью, она не расслышала вашего имени и называет вас леди Хенни, так что вам не грозит стать притчей во языцех.

Более всего Дарби раздражала возмутительная чувственность губ Генриетты, которые природа наделила насыщенным розовым цветом. Восхитительно пухлые и мягкие, они так и манили накрыть их в поцелуе. Дарби только и думал о том, как сильно хочет их поцеловать. Перегнуться через стол и забыть о сводящих с ума сестрах, вкусив сладости губ леди Генриетты.

И раз уж ему необходима жена, то почему не жениться на ней? Кажется, она очень любит детей и к тому же невероятно очаровательна, хоть и совершенно не разбирается в вопросах воспитания.

По какой-то причине мысль об этом пугала Дарби. Ему действительно необходима жена. Но он всегда думал о ней как о некоем украшении дома, коим непременно обзаведется в будущем. Конечно же, его жена должна быть красивой и иметь благородное происхождение. А еще – и это качество Дарби ценил превыше всего – она должна обладать мягким нравом. В детстве он порядком насмотрелся на визжащих женщин, чтобы сторониться таких во взрослой жизни.

Впрочем, мягкой и сдержанной Генриетту не назовешь. Дарби сразу вспомнилось написанное на лице Джози удивление, когда леди Генриетта окатила ее водой. Подобные поступки были вполне в духе его матери.

– Джози вскоре вырастет и станет обычным взрослым человеком, – произнес Дарби. – Полагаю, деревенский воздух уже пошел ей на пользу. Могу я принести вам что-то из угощения?

– Но, мистер Дарби…

– Леди Генриетта, я был непростительно груб. Я и без того очень обязан вам за спасение Джози и Аннабель, и мне не стоило утомлять вас рассказами о своих семейных проблемах.

Генриетта заморгала, ошеломленная столь резким отказом продолжать беседу, но, очевидно, не обиделась. Дарби привык к тому, что женщины злились, сталкиваясь с нежеланием собеседника обсуждать выбранную ими тему, но леди Генриетта Маклеллан смотрела на него все так же дружелюбно, как и прежде. Но потом она обернулась через плечо.

– О боже. Сюда направляется миссис Кейбл. Мы устраиваем церковную ярмарку, сэр, и нам нужно многое обсудить. К тому же мне не стоит единолично занимать все ваше внимание. – Генриетта одарила Дарби потрясающей красоты улыбкой, осветившей ее глаза, а потом развернулась, чтобы поприветствовать миссис Кейбл.

Мужчине не оставалось ничего другого, кроме как встать и уйти.

В Лондоне юные леди могли бы лишиться чувств, услышав от него комплимент. Ведь все вокруг знали, что он считал симметрию величайшим даром.

Очевидно, дело было вовсе не в тщеславии. Просто он выбрал объектом своего внимания не ту девушку.

Рядом с ним возникла дородная матрона, утверждавшая, что она на короткой ноге с леди Пэнтон.

– Мистер Дарби! – взвизгнула она. – Сгораю от нетерпения представить вас моей дражайшей племяннице мисс Эйкен. – Эта напористая дама подхватила Дарби под руку и потащила прочь, шепча ему на ухо: – Моя сестра вышла замуж по любви, сэр, по любви.

Очевидно, брак сестры миссис Баррет-Дакрорк оказался мезальянсом.

– Моя дорогая сестра скончалась в прошлом году, а посему счастливая обязанность представлять ее дочь обществу легла на мои плечи, – пронзительно шептала она. – Вы даже себе не представляете, какая это милая и послушная девушка. А ее отец… – миссис Баррет-Дакрорк понизила голос, – видите ли, он занимался торговлей, хотя теперь передал все свои дела партнерам. Но его оборотный капитал составляет почти миллион фунтов.

Дарби отвесил поклон молодой женщине. Ее бледную кожу украшали еле заметные пятнышки – вероятно, бывшие веснушки, которые усердно вытравляли с помощью лимонного сока. Лицо обрамляли волосы оттенка ржавчины, завитые с помощью горячих щипцов в тугие толстые локоны. Словом, перед Дарби стояла типичная представительница рынка невест, прикладывающая все силы к тому, чтобы понравиться потенциальному покупателю. Она посматривала на него с тщательно отрепетированной кокетливостью, но ни веер, ни трепещущие ресницы не могли скрыть от Дарби оценивающего женского взгляда, вычисляющего его истинную стоимость.

– Моя племянница так любит детей, – продолжала расхваливать товар миссис Баррет-Дакрорк. – Она их просто обожает, не так ли, Люси?

– Да, они мне очень нравятся, – согласилась мисс Эйкен.

Подобный ответ явно раздосадовал миссис Баррет-Дакрорк, ожидавшую более цветистого признания в любви к детям перед весьма соблазнительной золотой рыбкой, которую она завлекла в свои сети. Многозначительно сверля племянницу взглядом, матрона добавила:

– А еще она обожает танцевать.