Потому что его сила была намного мощнее чужой воли.

Отодвинув ноутбук, Филин некоторое время молча сидел за столом, затем написал запрос по поводу медицинского обследования Окопченко после задержания и только потом понял, что Арина все это время сидела с ним в кабинете. Тихая, молчаливая, она замерла на стуле и никак не привлекала к себе внимания – возможно, эта стратегия помогала ей выживать в доме с братом-наркоманом и обожающей его мамашей.

– Может, вы есть хотите? – спросил Филин, чувствуя себя полным дураком.

Конечно, она хочет. Вы с ней болтались по городу хрен знает сколько времени.

Арина кивнула, и Филин протянул ей свою карточку с готической буквой М, символом банка. Девушка невольно поежилась: наверняка в ее мире был такой же банк, только буква другая. Какая-нибудь А или Т, например.

Он успел заметить, как Арину периодически передергивало, когда она видела какую-то вывеску или другую деталь – неприметную и неважную в мире Филина, но ударяющую наотмашь несовпадением с тем, откуда пришла Арина.

– На первом этаже столовая, – Филин покосился на часы. – Еще не закрыта, идите поужинайте.

– А вы? – Арина взяла карточку, принялась крутить так, будто та жгла ей пальцы.

– А я хочу понять кое-что. Почему Эухена практически не сопротивлялась, – ответил Филин. На экране появилось входящее сообщение, и он щелкнул мышью, открывая документы по Окопченко.

Арина вышла из кабинета так же бесшумно, как и сидела все это время. Филин устало провел ладонями по лицу; ощущение было таким, словно он падал в густую гнилую жижу. Окопченко всплыл перед ним привидением, встал в дальнем углу кабинета – ухмыляющийся монстр с уродливой тигриной Тенью.

Из отчета следовало, что Окопченко обладал странной особенностью – в стрессовых ситуациях он мог каким-то образом воздействовать на людей. После общения с ним два охранника испытывали панические атаки и на время теряли память.

Это не было похоже на гипноз. Особенно показательным стал случай во время допроса. Когда Окопченко внезапно начал в упор смотреть на молодого следователя, тот впал в оцепенение, словно его сознание просто отключили. Увидев эту запись в деле, Влад не смог сдержать усмешки.

Результаты электроэнцефалограммы показали необычную активность мозга Окопченко – его височные доли и гиппокамп работали так, как будто человек находится в глубоком трансе или эпилептическом припадке. Правда, этот эффект быстро проходил. Хотя больше подобных случаев у Окопченко не фиксировалось, это объясняло, каким образом преступнику удавалось беспрепятственно завлекать жертв в свой автомобиль.

Правда, механизм этого воздействия так и не удалось понять.

Едва слышно хлопнула дверь. Филин оторвался от ноутбука – Арина положила на стол рядом с ним большой мясной пирог, аккуратно завернутый в салфетку, и сказала:

– Там уже закрываются. Я подумала, вы ведь тоже не ели.

– Спасибо, Арин, – искренне поблагодарил Филин. Это было неожиданное, почти забытое ощущение – кто-то другой просто взял и позаботился о тебе. Оно было как прикосновение теплой ладони к спине, и Филин вдруг растерялся.

Он сердито напомнил себе, что тут нет ничего особенного. Арина во всем от него зависит и пытается подольститься и быть милой. Но совиное чутье подсказывало ему, что Арина не думает о выгодах. Просто она хороший человек и хочет быть такой во всем.

– Скоро поедем домой, – произнес Влад, и по лицу Арины скользнула едва уловимая тень, словно она быстро поняла, что именно скрывается за этим приглашением. – Если убийца охотится на уникальных существ, то вам лучше быть под присмотром.

Арина кивнула. Ее взгляд обрел какую-то очень взрослую тоску, которой просто не должно быть у девушки восемнадцати лет. Филин вздохнул.

– Можно, конечно, оставить вас здесь, но это, наверно, не очень удобно.

Она снова качнула головой, соглашаясь. Влад хотел было сказать, что незачем на него так смотреть, он, в конце концов, не убийца, не насильник и не маньяк, но потом решил промолчать. Промолчала и Арина: снова села на стул и сидела так, пока Филин не выключил ноутбук и не поднялся из-за стола.

Он жил на одной из улиц, которые пестрым веером разбегались от Красноармейского проспекта: вроде бы одна из главных нитей города, в которой всегда пульсирует яркая жизнь, но стоит свернуть в проулок, как проваливаешься в тишину и провинциальную дрему. Филин припарковался на привычном месте и произнес:

– Давайте все-таки договоримся. Вы меня не боитесь. У нас тут есть другой, кого надо бояться. Такой другой, который способен влиять на сознание жертв. Так, что они не сопротивляются.

Арина удивленно обернулась к нему, глаза энергично вспыхнули в полумраке.

– А я еще подумала: если Эухена медведя завалила, то почему с убийцей не справилась? – от замкнутости не осталось и следа, голос девчонки звучал ярко и живо. – Он ее загипнотизировал?

– Не совсем, – ответил Филин, выходя из машины в теплый летний вечер. Все-таки в августе лето уже не совсем летнее: отовсюду смотрят тени подступающей осени. – Это какое-то иное состояние, не похожее на гипноз.

– Такое уже было раньше?

Они неторопливо пошли к подъезду девятиэтажки, и Влад заметил, как шевельнулся тюль на окне кухни первого этажа. Пенсионерка-сплетница Антонина Петровна на посту – смотрит, кто к кому идет, завтра сядет на скамье у подъезда и будет рассказывать, как Филин очередную бабу притащил и в каких позициях с ней развлекался.

Что-то увидим, что-то придумаем. Вот они, прелести жизни в старом доме со старыми соседями.

– Было в Новгороде, в две тысячи третьем, – ответил Влад. – С тех пор больше не повторялось.

Квартира их встретила тишиной и стерильной чистотой – Филин платил соседке за уборку, и та отрабатывала каждую копейку из полученных денег так, что с пола можно было есть. Он разулся, прошел через гостиную, открыл дверь в гостевую комнату – Арина пошла за ним так, словно Филин тянул ее на ниточке.

Он снова подумал о треугольнике кожи в прорези черной девичьей рубашки, сжал и разжал кулак.

– Постельное белье и полотенца в шкафу, – произнес Влад. – Так что обустраивайтесь и отдыхайте. Тут магазин в соседнем доме, завтра купим вам что-нибудь на смену. В холодильнике вроде что-то было, посмотрите. Чай, сахар – это на столе.

Арина смотрела неотрывно. В ее взгляде плавало недоумение и радость, что ли. Филин не стал всматриваться.

– В общем, отдыхайте, – произнес он, вновь сжав и разжав кулак. – Доброй ночи.

Открыв дверь, Филин вышел на балкон и обратился. Взмахнул крыльями, напомнил себе, что надо бы летать почаще, сделал круг над двором, чувствуя взгляд Арины на растрепанном птичьем теле.

Она смотрела на человека, обратившегося в птицу, наконец-то понимая, что ее новый мир полон не только ужасов, но и чудес.

Внизу у мусорных баков мелькнула мышь – не Тень, обычный грызун. Филин вспомнил, что пирог с мясом так и остался у него на столе, и бесшумно спикировал вниз.

***

Птица была громадной. Громадной и холеной: перья сверкали, ни единого сломанного, ни единой трещинки в когтях – Арина и сама не знала, как смогла все это рассмотреть в августовских сумерках. Когда филин поймал мышь и улетел вместе с ней в соседний двор, Арина вздохнула и села на край кровати.

Утром мать выбросила ее из дома и из жизни. И вот сейчас она сидит в гостях у следователя, в трехкомнатной квартире девятиэтажки на улице Комарова, и в соседнем доме детская поликлиника – все знакомое, все прозрачно-ясное, вот только это другой мир.

Филин не появлялся. Улетел, не желая смущать Арину – в этом ей виделось какое-то средневековое благородство, неожиданное и непривычное среди небоскребов и сотовой связи. Или это просто она, живя с братом и матерью, привыкла ждать от людей плохого, потому что не видела хорошего?

Вздохнув, Арина поднялась с кровати, взяла в шкафу полотенце и побрела в ванную. Приведя себя в порядок, она укуталась в полотенце и прошла на кухню, чувствуя себя словно под прицелом, видимой со всех сторон.

Кухня была озарена светом, снаружи сгущалась тьма, и филин мог видеть ее откуда-то с крыши. Или с дерева. Поставив чайник, Арина подошла к окну и не увидела никаких птиц. Окна квартиры выходили на короткую, в четыре дома улочку, и в это время на ней наступала присыпанная пылью тишина.

Как-то там мать? Вернулась с кладбища, не нашла дома той, на которую вечно можно выливать раздражение и злобу, вспомнила, что сама прогнала ее? Чайник щелкнул, выключаясь; Арина налила кипятка на чайный пакетик в кружке с ежом и надписью “Натягивай проблемы на колючки”.

Влад все время будет вот так улетать, чтобы не смущать ее?

Сделав глоток, она оставила чашку на кухонном столе, прошла в гостиную – все здесь было аккуратным, модным и каким-то неживым, словно настоящий Владислав Филин никогда тут не появлялся. Ни безделушек, ни фотографий, ни забытой пластинки с лекарствами – ничего, что делает место обитаемым. Арина опустилась на диван, включила телевизор: интересно, как выглядит здешняя ведущая местных новостей?

– …пришла в спорт еще ребенком, научилась сражаться и никогда не отступала. Ее мечта об открытии своей спортивной школы так и осталась мечтой.

На экране появилась фотография Скворцовой – она сидела на велосипеде, смотрела прямо в камеру, улыбалась весело и лихо. Затемнение – фотография исчезла и появилась студия новостей в бело-голубых тонах, светловолосая ведущая с подчеркнуто серьезным выражением провинциально круглощекого лица.

– К другим новостям. Турьевские каратистки завоевали золото и серебро на первенстве России, соревнования по всестилевому карате среди юношей и девушек 12-13 лет прошли в Орле…

Арина щелкнула клавишей, меняя канал. Знакомый логотип “Карусели”, знакомый мультфильм про говорящие пожарные машины. Можно притвориться, что, например, уезжала из Турьевска на несколько лет, теперь вернулась – гуляй по знакомым улицам, отмечай, как все изменилось, привыкай, что все люди теперь могут превращаться в птиц и животных. Как, интересно, Филин охотится на мышей – не боится ли сожрать кого-то из соседей?

Повинуясь какому-то темному любопытству, Арина подошла к одному из шкафов белоснежного мебельного гарнитура. Открыла дверцу, увидела пластиковую коробку, в которую были свалены лекарства. Активированный уголь, жаропонижающее, порошки от простуды и гриппа, большая пачка презервативов – обычная аптечка молодого мужчины, который ничем особенным не болеет.

Другой шкаф. Одежда, немногочисленная, но хорошая, вся аккуратно размещенная на вешалках. Запах дорогой туалетной воды и чего-то сухого – должно быть, птичьих перьев. Арина никогда не нюхала птиц.

Она выдвинула одну из полок и увидела какие-то тетради, прозрачную папку с платежками за квартиру, старую фотографию – из тех, где люди сидят на фоне ковра, а глаза у них серые с ярко-красной точкой зрачка. Мальчик лет десяти и светловолосая девочка, его ровесница – голубые банты были больше ее головы. Девочка улыбалась, держа в руках пеструю коробку с подарком, мальчик сидел с важным видом, как взрослый, словно подарил подруге то, о чем она давно мечтала, и теперь радовался ее радостью.

Арина плохо разбиралась в детях и их возрасте и уж точно не смогла бы сопоставить детскую фотографию со взрослым человеком – и сама удивилась, узнав Филина.

Обычно старые фотографии лежали в альбомах, таких же старых и никому не нужных – почему же тогда Филин хранил эту фотографию вот так, отдельно?

Арина осторожно задвинула полку обратно и отошла от шкафа.

Что-то подсказывало, что Филин не обрадуется, если узнает даже не то, что она рассматривала его вещи – что нашла эту фотографию.

***

Новгород, 2003 год