Наталья Масальская: Четыре мертвых сестры

О маньяках-гениях. Психологический триллер

© Масальская Н. Е., 2025

©  Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

В подъезде темно хоть глаз выколи, опять мальчишки с четвертого этажа разбили лампочку. Я снова вставила ключ в замочную скважину. Замок старенький, часто заедает, но не сегодня. Стараюсь прогнать тревожные мысли. Вдохнула, выдохнула и снова забарабанила в обитую дерматином дверь. Тишина.

– Юля? Ты чего шумишь так поздно, случилось чего? – Из квартиры напротив, кутаясь в ворот стеганого халата, выглянула пожилая соседка.

– Здрасте, теть Дусь. Папа не открывает, заперся на собачку и не открывает.

– Так, может, спит?

– Не спит. – Голос мой дрогнул, а уголки губ поползли вниз. Я снова сделала глубокий вдох.

– Ну-ну, – поспешила успокоить соседка. – Батька-то твой мужик здоровый. Небось принял на грудь да на боковую. Не плачь, сейчас сына позову. Вовка! – крикнула она вглубь квартиры.

Через минуту позади ее маленькой щуплой фигурки появился здоровенный дядя Володя в майке и растянутых трениках.

– Что за шум, а драки нет? – весело спросил он и откусил большой кусок от бутерброда, который держал в руке.

– Да вот Юленька волнуется, Пашка дверь не открывает, – объяснила ему мать. – Да хорош уже хлеб-то таскать, окаянный, сейчас суп согреется. Иди лучше девочке пока помоги, – сказала она строго и забрала из его рук остатки недоеденного хлеба с маслом.

– Юлек, да ты не переживай, сейчас откроем.

Дядя Володя подошел к двери, оглядел дверь и покачал головой:

– Опять Веркины сорванцы лампочку разбили. Завтра зайду к ней, все выскажу. – Он забрал из моей руки ключ и вставил в замочную скважину.

– На собачку закрылся, – со слезами в голосе объяснила я.

– Так ты к нам заходи, а я пока слесаря вызову, – сказал дядя Володя и неожиданно цыкнул: – Отставить слезы!

– Я лучше тут постою, может, действительно спит.

– Ну конечно! Спит! – поддакнул он и скрылся в недрах квартиры, оставив открытой дверь – единственный источник света на тонущей в темноте лестничной клетке.

Я присела на корточки и привалилась к стене.

«И зачем ходила сегодня к Натуське? Ну что, в другой день не могли поболтать? Видела же, папа в последние дни сам не свой. Никогда себе не прощу, если… Тьфу, тьфу, тьфу! Отставить нюни распускать!» – строго оборвал внутренний голос тоном дяди Володи.

– Так, Юлек, подвинься-ка. – Сосед поставил на плиточный пол ящик с инструментами. – Иди-ка пока чаю с матерью попей. Мать! – гаркнул он, обернувшись к открытой двери.

– Юль, и то правда, зайди, чего в подъезде стенки-то подпирать, – снова позвала соседка.

– Спасибо, теть Дусь, я лучше тут.

– Ну, как знаешь.

– А что, слесаря нет? – поинтересовалась я, глядя, как дядя Володя пытается отжать дверь длинной отверткой.

– Да опять зенки залил. Ничего, и без него справимся, – проговорил он, кряхтя от напряжения. – Нет, тут другой инструмент нужен. Ну-ка, помоги, – всунул мне в руку фонарик, а сам достал из ящика ломик, вставил в щель между косяком и дверным полотном и надавил. Послышался хруст ломающегося дерева, и, осыпав пол щепками, дверь открылась.

– Даже замок не сломал, – оглядел он выломанный язычком ночной задвижки кусок косяка и, первым войдя внутрь, щелкнул выключателем.

– Папа! – Я в ужасе остановилась посреди зала.

Отец лежал на узком диване, выпучив остекленевшие глаза, в которых застыл ужас. Руки вытянуты по швам, а на грязной, с бурыми разводами рубашке ярко белели маленькие кружки таблеток.

– Что это? – Я невольно приблизилась еще на шаг и тут же оказалась в медвежьих объятиях соседа. – Что с ним? Почему он такой?!

– Подожди-ка, дочка, – рассеянно проговорил дядя Володя и вышел, оставив меня стоять посреди комнаты.

Осознание вдруг нагнало меня, и, рухнув на колени, я закрыла лицо ладонями. Даже несмотря на неестественную позу и ужасающую гримасу отца, я все еще надеялась, что папа жив, просто сердечный приступ, такой же, как год назад. И, глотая соленые слезы, мысленно подгоняла скорую.

– Юль. – Крепкие руки обхватили меня за плечи и рванули вверх. Закружилась голова, и, не чувствуя ног, я пошатнулась, теряя равновесие. – Пойдем на кухню, там подождем. Ну же, все будет хорошо. Скорая уже едет. – Придерживая за плечи, дядя Володя вывел меня из зала.

В коридоре послышалась возня, чьи-то голоса, и мы с соседом одновременно вскочили с табуреток.

В узкий коридорчик друг за другом вошли люди в белых халатах.

– Там, – указал рукой в зал дядя Володя.

Доктор, за ним фельдшер и медсестра прошли дальше и точно так же, как мы до этого, остановились посреди зала в недоумении.

– Вы уже таким его нашли? – обратился врач к дяде Володе.

– Мы здесь ничего не трогали, – кивнул тот. – У него больное сердце, инфаркт в прошлом году перенес.

– Отстучало, – прощупав пульс и проверив реакцию зрачков, с холодной прямолинейностью констатировал врач. – Время смерти, – он посмотрел на наручные часы, – примерно час назад: двадцать один десять. Плюс-минус пятнадцать минут.

– Почему смерти? – дрожа всем телом, прошептала я сквозь слезы. Горло сдавило спазмом, я задыхалась, хватая воздух ртом. – Какой смерти?!

– Дочь? – послышался равнодушный голос доктора. – Уберите ее, не надо ей здесь находиться.

И комнату, и врачей – все заслонила пахнущая табаком грудь соседа. Он втащил меня на кухню и снова усадил на табурет. Истерика прекратилась не сразу, а потом наступило оцепенение, холодное, тяжелое, сквозь которое я слышала людские голоса, шорох шагов, мелькание лиц.

– …застарелые следы крови и грунт. Скорее всего, известняк… – прорвался сквозь туман в голове мужской голос.

Пошатываясь, я поднялась на ноги и направилась в зал. В углу у окна, безмолвно шевеля губами, едва заметно крестилась тетя Дуся. На корточках у дивана сидел криминалист в белых медицинских перчатках. Я старалась не смотреть на отца. Борясь с тем, чтобы вновь не расплакаться, и с тошнотой, я вслушивалась в слова мужчин.

– С чего так решил? – спросил коренастый милиционер с широким восточным лицом и сделал запись в блокноте. Криминалиста я видела впервые, а молодой следователь был мне знаком. Папа работал с ним по нескольким делам. Фамилия у него какая-то нерусская. Ахмедов?.. Нет, вспомнила я, Мамедов.

– Похоже на обломок ракушки. Совсем недавно я видел точно такой же. Точнее скажу в лаборатории.

– Это то, о чем я думаю? – спросил его следователь и подошел ближе, еще сильнее сощурив раскосые глаза.

– Пока рано говорить, но… – Криминалист многозначительно посмотрел на Мамедова и не стал продолжать.

– Еще на рубашке найден волос. Женский. – Он заметил меня и, кивнув следователю, убрал волос в один из мешочков для сбора улик.

Волос был длинный и темный, точно не мой, у меня уже полгода каре. Да и по цвету не подходит. Я блондинка, а волос явно принадлежал брюнетке. Неужели здесь была женщина?

– Иванихин, – тут же окликнул следователь. – Уведи девушку!

– Ты как? – спросил дядя Володя, подходя ко мне, и, обняв меня за плечи, попытался вывести из комнаты.

– Нормально, – просипела я. – Почему здесь милиция? Что они делают?

– Твой отец из бывших. Они должны убедиться, что… – Он на мгновение замолчал, виновато глядя мне в глаза. – Что твоему папе никто не навредил. Понимаешь?

– Думаешь, кто-то желал ему смерти? За что? – Голос провалился в образовавшуюся в груди пустоту, горло снова свело судорогой, и я отвернулась, пытаясь успокоиться.

Сосед вывел меня в коридор.

– Пойдем, посидишь пока у нас.

Я считала своим долгом остаться и разобраться в случившемся, но, чувствуя себя совершенно разбитой, малодушно поддалась уговорам. Когда мы вышли из квартиры, я почувствовала облегчение. Наверное, это ужасно – я плохая дочь…

* * *

На следующий день я встала ближе к обеду. В институт, конечно, опоздала, но этот факт тревожил меня меньше всего. Я снова вспомнила вчерашний вечер, и горе с новой силой обрушилось на меня, усиливая головную боль. Тяжело поднялась c постели и поплелась на кухню, откуда доносился аромат супа с фрикадельками.

– Проснулась? – повернулась ко мне тетя Дуся. – Садись, сейчас обедать будем.

– Спасибо, – кутаясь в кофту, сипло ответила я. Аппетита совсем не было.

– Садись, садись, надо поесть, – захлопотала она у плиты, наливая в тарелку горячий суп.

Это обычное проявление человеческого тепла и заботы диссонировало с холодной пустотой у меня внутри и вызывало апатию. Я отказывалась верить, что папы больше нет.

Чтобы не обижать хозяйку, съела пару ложек супа, совершенно не ощущая вкуса.

Тут в прихожей щелкнул замок, и в кухне появился дядя Володя в милицейской форме.

Выражение его лица было виновато-встревоженным, будто он что-то знал о смерти папы, но не хотел говорить.

– Ты что-то узнал?

Под внимательным взглядом матери он сел напротив, придвинул к себе тарелку и принялся неспешно ломать в бульон мягкий хлебный мякиш.

– Пожалуйста, не молчи! – взмолилась я.

– Твой отец умер от сердечного приступа, – не поднимая на меня глаз, ответил дядя Володя и стал неспешно есть суп, загребая в ложку вместе с бульоном размокшие хлебные кусочки. – Крепись, Юль, тебе все же нужно будет завтра с утра к следователю зайти.

Он выглядел угнетенным, но это была не скорбь, как у меня, а чувство вины, словно оно грызло его изнутри, не давая смотреть мне в глаза.

– Если сердце, зачем в милицию? – выдавила я, охваченная непонятным предчувствием. И, вторя моей тревоге, у окна тихо запричитала тетя Дуся.

– Мать, оставь-ка нас. Мне надо с Юлей поговорить, – сказал Иванихин, и старушка, покачивая головой, вышла из кухни.

– Юль, я сам ничего не знаю. Следователь тебе все объяснит, – начал дядя Володя.

– Все – это что? – не унималась я. Эти недомолвки пугали меня больше, чем правда, которую он боялся сказать. – Это все из-за его позы и рубашки? Ты тоже считаешь, что он умер от сердечного приступа?

– Заключение судмедэксперта – сердце. Почему я должен в нем сомневаться?

– Потому что в такой позе и с таким лицом не умирают от сердечного приступа! – в сердцах выпалила я. – Его так кто-то положил. А рубашка? Я видела, на ней нашли женский волос. Он что, был не один?

– Эй, стоп, стоп! – Дядя Володя поднял руки, останавливая шквал моих вопросов. – Я сам знаю не больше тебя. Но… – Он вдруг замолчал.

– Но?..

– Ты права, на рубашке нашли женский волос и кровь, об этом и хотел расспросить тебя следователь. Мамедов, помнишь его? Отец твой с ним пару раз работал, пока из органов не ушел.

– Скажи честно, что ты об этом думаешь?

– У твоего папки было слабое сердце, и лезть тебе в это дело точно не надо, вот что я думаю.

– Да всем просто наплевать, вот и все! – бросила я ему в лицо и выбежала из кухни.

Я стояла у открытого окна, молча глядя на улицу. На веревках сушились простыни, надуваясь цветастыми парусами на ветру, ребятня играла в салочки, а воробьи устроили драку за четвертинку булки. Вся эта картина, которая обычно вызывала интерес и умиление, сейчас не трогала меня, будто мой мир сжался в твердый комок боли в груди.

– Юль, ты чего?

– Простите, я не должна была так говорить. На самом деле я так не думаю. Просто мне плохо. Паршиво от осознания того, что для всех это просто еще одна смерть, а для меня – рухнула целая вселенная. Кажется, что с меня кожу живьем содрали.

– Я понимаю. – Дядя Володя подошел ближе и положил свои огромные ручищи мне на плечи. – Но ты не одна.

– Спасибо. – Я похлопала его по руке и развернулась, чтобы выйти. – Пойду домой. Спасибо, что приютили.

– Юль, следствие не закончено, квартира опечатана. Не дури, оставайся.