– Да иди, иди на службу! – с раздражением в голосе сказала Лиза не более чем через четверть часа, ведь у нас после прихода моего помощника никак не клеился разговор.

– И я тебя люблю, – усмехнулся я, целуя Лизу в губы и удаляясь прочь.

Действительно, я не мог спокойно наслаждаться общением с семьей, когда там… Такое…

Мне удалось провернуть очень важную сделку, в которой я всё-таки выступаю в роли обделённой стороны, терплю реальные и потенциальные убытки, но… Я патриот, я имею цель, мне приходится всеми возможными силам идти к цели, не обращая внимание на затраченные средства… Но эта операция стоила мне более шестисот тысяч рублей серебром! Это невообразимо много.

Однако я не только не разорился, но и приобретаю.

Я, не будь дураком, через Воронцова и его связи, не бесплатно, конечно, начал патентовать свои изобретения. Прежде всего, это нужно было бы сделать в Англии и Франции, где у светлейшего князя было достаточно знакомств. Так что теперь просто так взять и переделать какую-то мою новую технологию у англичан не получится. Может, если только после начала войны, и то через продолжительное судебное разбирательство, и получится у них патент украсть, но не сейчас, иначе все их право рухнет от прецедента. А я исправно посылаю серебряные рубли одной адвокатской конторе в Лондоне, которая и занимается моими делами.

– Вам письмо, – нарочито строгим голосом сказал посыльный и протянул мне запечатанный сургучом пакет.

Я быстро добрался до своего кабинета в Губернском Дворце, как назвали административное здание, где был кабинет и у меня, и у губернатора. Приняв пакет, я потребовал от всех, посыльного и своего помощника, выйти из помещения. Дело было достаточно серьёзным, чтобы хоть кого-то в него посвящать. По крайней мере, пока сам не вычитаю.

Отодвинув первую шуфлядку моего стола, взяв специальный ножик для бумаги, я быстро вскрыл пакет. Да, там было то, чего я ждал уже четыре месяца. В Одессу прибыло бельгийское судно с оружием на борту, с семью тысячами новейших бельгийских штуцеров, не уступающих лучшим образцам Англии и Франции. К ним прибыло десять тысяч пулелеек для пуль Минье, уже становящихся знаменитыми, но не в России.

Этот груз прибыл в Одессу не как военный, а как образцы охотничьего оружия для продажи внутри Российской империи. Именно так сертифицирован этот товар.

Правы всё же были – или только ещё будут – коммунисты, которые утверждали, что нет такого преступления, на которое бы пошёл капиталист, если дело попахивает тремя сотнями процентами прибыли. Не скажу, что бельгийцы прямо уж так на мне нагрелись, но 200% они, наверняка, поимели. Как и те не всегда честные личности, с которыми пришлось мне или доверенным мне людям поработать.

Каждая бельгийская винтовка обходилась более чем в два с половиной раза дороже, чем если бы она производилась на Луганском заводе. Однако, как оказалось, купить сейчас в Луганске штуцер немногим проще, чем это сделать у самих англичан. Только год назад Луганский завод вышел на мощность в полторы тысячи штуцеров в год. Очень долго налаживали всё: выбирали модели, устраивали конкурсы, проводили испытания, а потом… Получился, в общем, небольшой цех, разве чуть больше, чем у меня мастерская в поместье. Лучше бы мы принимали решение без военных и за собственные деньги, тогда бы у российской армии на данный момент было бы куда как больше современного оружия.

Из послезнания я мог почерпнуть, что в иной реальности русское командование перед самым началом Крымской войны заказало в Бельгии тридцать тысяч штуцеров – да и те не все в срок приехали. В этом году ситуация повторяется, но… надо ж знать, где подмазать. Теперь процесс передачи оружия в Российскую армию начался уже сейчас – поехала-таки старая телега. Так что перед войной, скорее всего, всё это оружие будет у российской армии. И мы будем сильнее.

Но этого мало. Да, нарезных винтовок будет вдвое больше, чем в той реальности, что попала в учебники, по которым я учился. Но даже не это главное, важнее то, что эти винтовки будут в большей степени унифицированы, подведёны под единый стандарт. Да и чем больше оружия, тем чётче надо обучать. Тут строем уже не походишь.

Я прочитал письмо, взял колокольчик. Позвонил. Дверь моментально распахнулась, на пороге появился мой помощник.

– Емельяна Даниловича позови мне! – приказал я.

Емельяна пришлось-таки переводить из поместья. Пусть он и был ещё тем прохвостом – но прохвостом умным, опытным, умеющим быстро адаптироваться к ситуации и выкручиваться из любой проблемы.

Именно на имя Емельяна Даниловича открыта компания по продаже охотничьего снаряжения и вооружения, названная «Военторг». Пусть название военное, но заниматься компания будет якобы продажей охотничьих ружей. По уставу предприятия торговать армейскими образцами вооружения Емельяну, то есть нам, нельзя. Но… Никто не описывает, чем может отличаться ружье военное от охотничьего. Этим и пользуемся.

А мы и не собирались ничего продавать, так, для вида были открыты два оружейных магазина, где, в основном, продавались револьверы, старые образцы оружия, в том числе и когда-то добытые нами в бою ружья и сабли.

– Алексей Петрович, позволишь? – в дверном проёме без стука появился Святополк Аполлинарьевич Мирский.

– Заходи, Святополк, – панибратски отвечал ему я.

– Я тебе принёс отчёты за первый квартал, – сказал Святополк и сноровисто положил на стол пять увесистых папок, не помяв мундира.

Я организовывал работу так, как видел и знал сам. Чтобы наладить документооборот и улучшить скорость принятия оперативных решений, пришлось вводить и понятия, которые были мне близки. В этом времени не работали с квартальными интервалами, но… Теперь придется. Пусть после наш опыт осмысливают хоть бы и в Петербурге, уверен, что пригодится. Давно что-то я не посещал Северную Пальмиру.

Хочу в Питер, в Зимний!

Но пока что я только покачал головой.

– Медленно работаем, быстрее нужно. На дворе уже начало мая, а мы ещё данные за квартал не обработали, – пробурчал я. – Святополк, не изволь обижаться, но прямо сейчас я не могу уделить тебе столь много своего времени, как ты того достоин.

Статский советник Мирский оставил мой кабинет с улыбкой на устах – не удивлюсь, если, как говорится, с дулей в кармане. У меня с ним выстраиваются, вроде бы, и дружеские отношения, мы уже даже перешли на «ты», что в этом мире и времени – почти недопустимая фамильярность даже между друзьями. Но чувствуется что-то неуловимое, неосязаемое, что мешает нам быть честными и откровенными друг с другом.

Видимо, закавыка кроется в том, что я обскакал его в чинах. Да, и он, и я – статские советники. Но я – вице-губернатор, а Мирский стал помощником губернатора, и то лишь потому, что нужно было уже как-то легализовать его присутствие и влияние в губернии. Вот и выходит, что раньше, когда он был теневым человеком, без должности, у него было больше власти надо мной, чем сейчас. Впрочем, сейчас Мирский вовсе не имеет никакой власти надо мной, а вот я имею возможность ему приказывать.

Роль Мирского уменьшилась после того, как я получил возможность общаться со светлейшим князем Михаилом Семеновичем Воронцовым напрямую. Но он – человек деятельный, помогает, ездит по предприятиям, не дает никому расслабиться.

Но в этот раз я сам поеду и увижу все своими глазами. И сделаю это не точечно, как обычно, когда еду на конкретную стройку или предприятие. Я объеду все, увижу всех, выкуплю часть продукции, которую на ряде предприятий оставляли до определенных времен. Эти времена настали!

Уже на следующий день нужно отправляться сперва в Полтаву, потом в Тулу за своим заказом пружин и стволов, еще кое за чем. А после буду колесить по городам и весям Екатеринославской губернии, встречаться с местечковыми элитами. Заеду в Черкасск, к казакам. Луганск, Александровка…

Это будет своего рода контрольная приёмка по итогам пятилетки. Прибуду и в Крым, но не для того, чтобы понежиться на солнышке, хотя обязательно один день выделю и просто поваляюсь на пляже с прохладительными напитками в руках. Я, конечно, не один на лихом скакуне явлюсь – повезу огромное количество мешков с цементом, щебень, арматуру… Придет время, быстро возведем дополнительные укрепления. Пока что пусть хранится в Севастополе побольше строительных материалов.

Так что программа очень обширная. Я должен знать наверняка, на что рассчитывать, на что надеяться, с кого спрашивать, готова ли конкретно Екатеринославская губерния к тому, чтобы не просто воевать, но и побеждать.

Святополк только вышел из моего кабинета, как сюда же ворвалась, словно фурия, вице-губернаторша собственной персоной.

– Что, любимая, ты передумала меня отпускать на службу? – улыбаясь, сказал я. – Всех в коридоре разогнала, чтобы не мешали твоему женскому счастью?

– Да, передумала, и сегодня до самого твоего отъезда ты только мой! Счастье мое! – безапелляционно сказала Елизавета Дмитриевна Шабарина.

Есть у Лизы одна такая черта характера – склонна эта женщина порой менять своё мнение резко, едва ли не на противоположное. Например, в прошлом году было такое:

– Давай отправим письмо дядюшке, чтобы они с тётушкой приехали к нам не позднее, чем через месяц, – сказала мне супруга.

Я согласился, письмо посылаем, и что же? Потом находятся невесть какие причины, чтобы дядюшка с тётушкой не приезжали. Следовательно, посылаем вслед нарочного, который догоняет письмо и возвращает его (хорошо ещё, что гости баулы в дорожку собирать не начали). И это не единственный пример.

Но мне нужно было поработать, так что пусть Саша, Александр Николаевич Безуглов, мой помощник, лучший выпускник Харьковского университета прошлого года, отрабатывает, создает мне нужную рабочую атмосферу. Порой трудящегося нужно охранять от благ жизни – например, в лице любимой жены.

– Лиза, тебя сейчас Саша проводит к господину Миловидову. Он как раз сейчас осваивает одну песню, я как раз хотел тебе рассказать. Послушай его, а через час я освобожусь и… – я наклонился к ней поближе, – буду уже полностью твоим!

Это было не дающее отказов оружие. Лиза за эти годы стала самой настоящей фанаткой Миловидова. В какой-то момент я едва не начал её даже ревновать. Но Елизавета Дмитриевна всё же умеет разделять сущности понятий творческого человека и человека обычного. А я, не будь наивным, показал ей, что Миловидов может быть не только романтиком с большой дороги, но ещё той свиньёй. Как-то я подпоил артиста и спровоцировал его на неадекватные поступки – впрочем, вполне ему по натуре свойственные, только подтолкни. Лиза увидела – и теперь любит голос Миловидова, но его компанию терпеть не может. Вот и правильно

На данный момент Миловидов разучивал сразу две песни: «Жемчужина у моря», в иной реальности исполнявшаяся Утёсовым, и «Всё что было…» – это уже из репертуара Лещенко.

А что, лёгонькие песни тоже нужны. Один и тот же человек сегодня с восторгом слушает Моцарта или Генделя, а завтра прихлопывает-притопывает под «Крутится-вертится шар голубой».

И вот как раз более простые песни приносят больше всего денег. Если не брать в расчёт песню «Офицеры», звучавшую каждый вечер и не по одному разу, простенькие песенки того же самого Лещенко или даже Антонова начинают всё больше звучать и нравиться народу. А что – все хотят наслаждаться жизни, и музыканты тоже. В прошлой жизни я был знаком с одним гитаристом из известного всему миру ВИА. Так вот он и Моцарта с Бетховеном сбацать на пианино мог, и был ярым поклонником песен Михаила Круга.

Лизавета ретировалась, а я принялся за дела. И через три четверти часа был готов покинуть кабинет.

– Тарас, готовь полк. Будем отрабатывать переходы! – сказал я, неожиданно даже для самого себя решая устроить проверку и своим бойцам.

Глава 3

– Бах-бах! – тишину Балаклавской бухты разорвали выстрелы из новых орудий.

– Доклад! – выкрикнул я через тридцать секунд после выстрелов.