Это ведь именно он сражался с Блэкбёрном на линзах, а я беспомощно наблюдал. Правда, в итоге я сумел испортить линзу поджигателя и обмануть Блэкбёрна. Но тогда я толком не понимал, что делаю. Мои победы выглядели скорее случайными удачами, а не результатом обдуманных усилий.

И я такой опять лезу в пекло?..

Тем не менее дело было сделано. «Драконаут» сменил курс – мы летели в Египет. «Для начала осмотримся снаружи, – думал я. – Если там окажется слишком стремно, входить же не обязательно?»

Я как раз собирался изложить все это Бастилии, когда у нас за спиной прозвучал неожиданный голос:

– Бастилия! Мы повернули. Что происходит?

Я изумленно обернулся. К нам по коридору шел коротышка ростом не более четырех футов^[4]. Мгновением раньше его там не было, и я не мог понять, откуда он выскочил.

Одежда мужичка была подобрана в духе дровосеков, то есть прочная, минималистичная, грубая. Рубашка простого кроя была заправлена в толстые штаны, кожаную куртку прекрасно дополняла пара крепких ботинок. Лицо у коротышки было круглое, с широким подбородком, а волосы – темные и кудрявые.

– Фейри! – тотчас признал я его породу.

Он остановился в явном недоумении, потом заметил:

– Новенький…

– Сами вы кто? – спросил я. – Лепрекон? Эльф?

Коротышка поднял бровь и посмотрел на Бастилию.

– Лещина неспелая, Бастилия! – выругался он. – Это что еще за придурок?

– Каз, познакомься со своим племянником Алькатрасом.

Коротышка снова повернулся ко мне:

– А… ну… ясно. Правда, парень малость глупей, чем я ожидал.

Настал мой черед краснеть.

– Так вы, получается, не фейри? – (Он покачал головой.) – Вы гном? Как во «Властелине Колец»? – (Он опять мотнул головой.) – Выходит, вы полурослик?

Он в упор смотрел на меня:

– Ты хоть понимаешь, что слово «полурослик» употреблять бы не следовало? Об этом даже жители Тихоземья почти все осведомлены. Оно из времен, когда таких, как я, люди выставляли в цирке уродов.

Я сказал, помолчав:

– Ну и как тогда мне вас называть?

– Предпочтительно – Каз. Полное имя – Казан, но мерзкие Библиотекари уже и его успели использовать для названия тюрьмы!

Бастилия кивнула, подтверждая:

– В России.

Коротышка вздохнул:

– Ладно, проехали. Так вот, если тебе ну в корень необходимо упоминать мой рост, меня в целом устроило бы «невысокий». И раз уж мы в этом разобрались, может, кто-нибудь мне объяснит наконец, с какого перепуга мы курс изменили?

Я не ответил, мне было не до того – я обтекал, потеряв голос от стыда. Я ни в коей мере не намеревался оскорблять собственного дядю. (По счастью, я серьезно преуспел в этом за последние годы. Сейчас я вполне успешно оскорбляю людей намеренно, в том числе даже на языках, на которых в Свободных Королевствах не говорят. В общем, привет, дагблады!)

По счастью, Бастилия решила ответить вместо меня:

– Нам стало известно, что твой отец, дедушка Алькатраса, находится в Александрийской библиотеке. И есть основания полагать, что он в беде.

– И мы помчались на выручку? – спросил Каз.

Бастилия кивнула.

Каз заметно приободрился.

– Чудненько! – сказал он. – Первая добрая весть за все плавание!

– Погодите, – сказал я. – По-вашему, это добрая весть?

– Ну конечно! Я несколько десятилетий мечтал изучить упомянутое местечко, только достойного предлога придумать не мог. Пойду подготовлюсь!

И он устремился по коридору к рубке.

– Каз! – окликнула Бастилия. Он остановился, оглядываясь через плечо. – Твоя каюта вон там. – Она ткнула пальцем в сторону бокового прохода.

– Кокосина дырявая, – выругался он себе под нос. И пошел туда, куда указывала Бастилия.

– Все правильно, – сказал я. – Его талант – теряться.

Бастилия кивнула:

– Хуже всего то, что он обыкновенно выступает нашим проводником.

– Ого! И как это работает?

– Странным образом, – сказала она, шагая по коридору в сторону рубки.

Я вздохнул:

– По-моему, я ему не понравился…

– А ты, кажется, при первом знакомстве мало кому нравишься. Я тоже поначалу от тебя в восторг не пришла. – Она смерила меня взглядом. – Не вполне уверена, изменилось ли что-нибудь…

– Доброта твоя безгранична, – пробормотал я.

Идя по коридору вдоль длинного драконьего тела – или корпуса, – я заметил широкий отблеск сияния наверху, там, где размеренно ходили механические лопатки и взмахивала пара крыльев. Стекло здесь переливалось и вспыхивало множеством движущихся поверхностей и миниатюрных деталей, а в самом центре механизма что-то рдело мягко и мощно, как тлеющее пламя. Свет то и дело перекрывали подвижные элементы, сделанные из непрозрачного стекла. В результате сияние пульсировало с периодом в несколько секунд: то тускнело, то делалось ярче.

Я указал вверх:

– Что это?

– Двигатель, – сказала Бастилия.

Он не производил шумов, которых я привычно ждал от работающего мотора. Никакого гудения. Не ходили туда-сюда поршни, не вспыхивал огонь. Даже пар не валил.

– Как он работает?

Бастилия передернула плечами:

– Я не инженер-силиматик.

– А еще ты не окулятор, – заметил я. – Однако разбираешься в линзах, на зависть большинству обычных людей.

– Это потому, что линзы я изучала. А силиматика никогда меня не привлекала. Давай шевелись! Ты хочешь в свою каюту попасть или как?

Я хотел. Я очень устал и мечтал об отдыхе, так что безропотно потащился следом.

А ведь силиматические двигатели, похоже, не так уж запредельно сложны. Гораздо более постижимы, чем самые распространенные машины жителей Тихоземья…

Все дело в особом «умном» песке, который используют для изготовления силиматического стекла. При нагревании этот песок испускает необычное свечение. Под воздействием свечения некоторые типы стекла ведут себя специфически. Одни поднимаются в воздух, другие неудержимо стремятся вниз. Остается в нужной последовательности подставлять разные детали под этот свет – и двигатель готов.

Я знаю, вам, жителям Тихоземья, подобное кажется странным. Вы небось уже спрашиваете себя: «Если этот песок такой ценный, как вышло, что он повсеместно распространен и обычен?» Что с вас взять! Вы ведь жертвы ужасного заговора! (Еще не надоело это выслушивать?)

Библиотекари приложили массу усилий, чтобы заставить людей не обращать внимания на песок. Не считаясь с чудовищными тратами, они завалили все страны Тихоземья «глупым» песком – одной из немногих его разновидностей, которая вообще не показывает никаких реакций, хоть ты совсем его расплавь. Очень остроумное решение! Хочешь, чтобы люди чего-то не замечали, – брось это им в буквальном смысле под ноги!

(Только не ждите, что сейчас я пущусь в рассуждения об экономической ценности катышков из пупка!)

Мы наконец добрались до моей каюты. Корпус летучего корабля – тело дракона – был добрых двадцати футов^[5] в поперечнике. Полно места и для длинного коридора, и для кают. Тем не менее мысль о прозрачности абсолютно всех стен как-то не шла у меня из головы.

Я спросил:

– У вас на борту, я смотрю, с уединением не очень?

Бастилия закатила глаза, потом коснулась рукой стенной панели и приказала:

– Затемнение!

Стена немедленно потемнела.

Мы просто летели в режиме прозрачности, чтобы удобнее было скрываться от лишних глаз.

– Ясно, – сказал я. – Так это технологии, а не волшебство?

– Естественно. Каждый в принципе повторить может, не только окуляторы.

– Однако дракона ведет все-таки Австралия.

– Это не из-за того, что она является окулятором, это просто потому, что она пилот. Слушай, я должна вернуться в рубку. Иначе мать меня взгреет за нерасторопность.

Я внимательно посмотрел на нее. Похоже, Бастилию что-то всерьез беспокоило. Я сказал:

– Мне правда жаль, что я сломал твой меч.

Она передернула плечами:

– Начнем с того, что по большому счету я его и не заслуживала…

– Почему ты так говоришь?

– Да это все прекрасно понимают, – ответила Бастилия, и в ее голосе прозвенела настоящая горечь. – Даже мать говорит, что меня рано посвятили в рыцари. Она полагает, я была не готова.

– Суровая у тебя матушка…

– Она меня ненавидит.

Я потрясенно смотрел на нее:

– Бастилия… Ну что ты несешь?! Как так – ненавидит? Она же твоя мама!

– Она стыдится меня, – сказала Бастилия. – И так было всегда. Хотя… Кто бы знал, и зачем я с тобой это обсуждаю? Иди-ка покемарь, Смедри. Оставь важные дела тем, кто несет ответственность за свои действия!

И с этими словами она зашагала прочь, направляясь в сторону рубки. Вздохнув, я потянул на себя стеклянную дверь и вошел в каюту. Там не имелось койки, но в углу я обнаружил свернутый матрас. Сама каюта, как и весь дракон в целом, слегка извивалась: каждый взмах крыльев рассылал по корпусу плавную волну движения.

Сперва меня от этого начало укачивать, но постепенно я адаптировался. Я сел на пол, глядя сквозь наружную стену, благо она оставалась прозрачной: Бастилия затемнила лишь переборку, оставшуюся у меня за спиной.

Внизу до самого горизонта простирались облака. Белые, комковатые, словно пейзаж какой-нибудь неизвестной планеты… ну или плохо взбитое картофельное пюре. Солнце, садившееся вдалеке, было ярко-желтым куском масла. И, как тот кусок, оно медленно плавилось, исчезало…

Мне, наверно, совсем не случайно пришла на ум подобная аналогия. Я почувствовал, что проголодался.

Что ж, по крайней мере, сейчас я был в безопасности. И на свободе. Наконец-то! Я вырвался из стран Тихоземья и был готов начать путешествие в страну, где родился. Нам предстояло сделать остановочку в Египте, чтобы забрать деда, но… все равно! Мы двигались! Какое облегчение!

Итак, я начал свой путь. На этом пути я найду отца, а может, выясню, кто я на самом деле такой…

И даже если то, что я обнаружу, мне не слишком понравится, прямо сейчас мне было хорошо. И пусть от стремительного падения вниз меня отделяло всего лишь стекло, пусть в животе урчало, пусть впереди ждала опасная неизвестность, я успокоился, расслабился и задремал. Свернулся на расстеленном матрасе и погрузился в сон.

Проснулся же я оттого, что в нескольких футах от моей головы разорвался снаряд.

Глава 4

Вы, поди, уже думаете, будто все просекли? Мою логическую дилемму? Пробел в доводах? Временный паралич рационального мышления? Мой… э-э-э… затор в ясности сознания?

Плохо выразился. Забудем последнюю фразу.

Так или иначе, без разницы, отметили вы или нет, – в моих умствованиях есть-таки протечка. Я провозгласил себя вруном. Откровенным, бесхитростным и бескорыстным!

И вот после такого-то заявления я приступил к правдивому повествованию о своей жизни. Спрашивается, какая может быть вера подобной истории? Ее рассказывает лгунишка, значит там все вранье? А как вам еще такое: если я всегда лгу, значит ложным было и утверждение, что я лжец?

Ну, поняли, что́ я имел в виду, говоря о параличе рационального мышления? Дайте-ка поясню. Я был лжецом. И бо́льшая часть моей жизни – сплошная выдумка. Геройские подвиги, сделавшие мое имя известным, мой образ жизни, слава, которой я наслаждался… Ложь, ложь, ложь!

А вот то, что я вам излагаю на этих страницах, – голые факты. Таким образом, я подтверждаю свою сущность лжеца, рассказывая правду… конечно, подмешивая в нее кое-какие выдумки, на которые я собираюсь обращать ваше внимание. Пусть они станут убедительными примерами, доказательством истины, состоящей в том, что я – врун.

Ну как? Дошло?

В общем, меня сбросило с матраса и впечатало в стеклянную стену – «Драконаут» вздрогнул, уворачиваясь от разрыва, еще видимого в темноте за наружной стеной. Кажется, наш корабль не получил повреждений, но это было близко!