Когда булочки закончились, а бумажные стаканы из-под горячих напитков опустели, Громовы вернулись в машину и продолжили путь. Спустя час Лиза повернула руль вправо и машина ушла с трассы на дорогу, ведущую в Грувск.

Они очутились на окраине города. Возле дороги торчал знак с названием города, а подле него из земли рос огромный серый валун с высеченной надписью: «Город Грувск. Основан в 1816 году». Но памятник мальчику был неинтересен, а вот птица на макушке камня – очень. Поглядывая на людей, наверху спокойно восседал крупный черный ворон. Громов прищурился и попытался рассмотреть его. Он готов был поклясться, что это тот самый пернатый, что прилетал к нему в приюте и даже однажды спас его от ужасного большеголового монстра. Хотя, с другой стороны, так уж сильно отличаются между собой птицы одного вида? Перепутать одного ворона с другим очень просто, и всё-таки подросток чувствовал, что не ошибся.

Мальчик попросил Лизу остановить машину. Он хотел подойти к тому валуну, но едва дверь автомобиля захлопнулась, как ворон исчез, будто его и не было. Рат ещё несколько минут постоял, всматриваясь ввысь, но мелькающих чёрных крыльев нигде не было видно, только кучные облака застилали небо.

В начале города гнездились небольшие частные домики. Их крыши толстым слоем покрывали белоснежные сугробы, а грязные громоздились вдоль обочин. Высокие сосны бросали на них непроглядно-чёрные тени так, что казалось, будто уже наступил вечер, хотя на самом деле было только около двух часов дня. Мальчик поёжился: Грувск показался ему слишком чужим и каким-то неприветливым, колёса машины упрямо катили вперёд, и путь к прошлому был отрезан навсегда.

Миновав частный сектор домов, автомобиль Громовых выехал на главную дорогу и через семь минут ворвался в основную часть города, хорошо расчищенную от снега. Впечатление Рата стало меняться. В общих чертах Грувск был похож на любой другой город: высоток здесь не было, однако дома в четыре-шесть этажей росли точно грибы после дождя вдоль длинных ровных улиц. Первые этажи большей частью были заняты магазинами или частными конторами. В центре города растянулась большая площадь с фонтаном, который сейчас, само собой, не работал. С другой стороны площади – вход в парк. Ратмир успел рассмотреть каменную арку и непроглядный лес хвойных деревьев за ней. Все эти тёмно-зелёные великаны, раскиданные по всему городу точно стражи, делали Грувск таинственным и даже немного воинственным.

– А какой он, твой дом? – спросил подросток.

– Наш дом, – с улыбкой поправила Лиза. – Ему уже почти сто лет, но земля, на которой он выстроен после того, как сгорел предыдущий дом, принадлежит нашей фамилии с момента основания города. Громовы – одна из первых семей, которые поселились в Грувске. Надеюсь, ты полюбишь этот дом. Он особенный.

Они покинули центр. Слева автомобиль миновал невысокое светлое здание, окружённое деревьями. Ратмир толком не успел ничего увидеть, но тётя объяснила, что это шестая школа, та самая, в которой он будет учиться с понедельника. При мысли о новом месте учёбы и об одноклассниках Рат почувствовал волнение, но любопытство затмило его.

Сразу после школы многоэтажные дома снова сменились частными. В каждом, что они проезжали, Рат пытался увидеть тот самый, который должен был стать его домом. Вот потрясающее двухэтажное строение с синей крышей и верандой из тёмного дерева, но нет, автомобиль проехал дальше. А вот следующий дом со светло-жёлтыми стенами, который мог принадлежать Громовым, но и он остался позади. Они доехали до самого конца улицы. Впереди путь перерезала заледенелая река, а за ней возвышались леса и холмы, выбеленные зимой.

Машина затормозила у двухэтажного дома с тёмно-зелёной черепичной крышей и тянущейся из неё кирпичной трубой. Он был так обильно освещён золотистым солнцем, что, казалось, на улице потеплело. Лучи играли в разноцветных стёклах окошка на чердаке. Оно было круглым, маленьким и, скорее всего, не слишком освещало помещение под крышей. Остальные окна были тоже небольшие, но вытянутые, с сохранившимся ещё с прошлого века обрамлением в виде белой лепнины. Палисадник перед входом ограждён низеньким заборчиком. Сейчас он завален снегом, но, как сказала Лиза, она выращивает здесь нежно-розовые и белые пионы, которыми любуется вся Приречная улица.

– Добро пожаловать домой, – ласково сказала тётя.

Мальчик прошёл вперёд по убранной каменной дорожке и остановился у порога. Над его головой нависли ветки рябины. Среди белых снегов гроздья, покрытые тоненькой корочкой льда, так и алели. Он сорвал одну ягодку, покатал её большим и указательным пальцами – лёд сразу же растаял, и в январский мороз брызнул тонкий кисловатый аромат с примесью благородной горечи.

Пока Лиза копалась в сумочке в поисках ключей, Рат прошёл на веранду и теперь рассматривал дверь. Его внимание особенно привлекла серебряная ручка с вырезанным на ней угловатым символом и иностранной надписью по кругу. И хотя чудные буквы не были ему знакомы, Рат обнаружил, что с лёгкостью может их прочесть.

– Маалу ан идит ту азм ханом, – произнёс вслух Громов.

– Да не проникнет зло в наш дом, – кивнула тётя. – Значит, читаешь на рахманском?

– Каком? – переспросил подросток.

– На рахманском, – повторила тётя. – Древнем языке духов.

– Я никогда не слышал о таком языке.

– Не думаю, – звонко рассмеялась Лиза. – Ты только что совершенно чётко прочитал символы и даже ударение расставил в нужных местах, а потому смею утверждать, что рахманский всё же тебе знаком, и хорошо знаком, – затем она указала на дверную ручку: – А этот оберег ты уже видел когда-нибудь?

Ратмир поджал губы и замотал головой. Он понятия не имел ни об этих символах, ни о языке каких-то там рахманов, а тот факт, что тётя знала и говорила об этом как о само собой разумеющемся, совершенно не радовал его. Неужели она, как и Майя Александровна, верит во всю эту чушь? Этого только не хватало. В его жизни странностей и без того было больше, чем нужно.

– Это рубежник, оберег для защиты дома, – пояснила Лиза.

– Э-э-э, для защиты от воров, хочешь сказать?

– Хм, ну-у и от них, пожалуй, тоже, – ухмыльнулась девушка.

Они вошли внутрь и оказались в прихожей. Окон, через которые мог бы попасть свет в холл, не было, к тому же отделка и лестница, ведущая наверх, изготовлены из тёмного дерева, что и придавало ему мрачной загадочности, которая пробуждает воображение и любопытство, как в тех книгах, которые он любил. Комната преобразилась, как только Лиза нажала на выключатель и зажглась большая красивая люстра. Теперь стали видны красочные растяжки «С днём рождения!» и «Добро пожаловать домой!», повсюду пестрели шарики. Тётя подготовилась не только к приезду племянника, но и к его дню рождения. Громов застыл. Он не мог произнести ни слова от удивления. С тех пор как не стало родителей, никто и никогда не устраивал для него праздники, не вешал гирлянды, не надувал шары, не пёк и даже не покупал торт. Рат уже и забыл, каково это – чувствовать себя нужным.

Справа из прихожей тянулся коридор, вдоль которого висели портреты в золочёных рамах, иногда украшенные янтарём или яшмой цвета дикого мёда. Чаще всего на портретах изображался один взрослый человек, в основном мужчина, но обязательно с птицей, сидящей на предплечье. Птицы были разные – совы, орлы, ястребы, сычи, – но всегда хищники. Всего мальчик насчитал одиннадцать таких картин.

– Вы что, приручаете хищных птиц? – спросил Рат.

– Что-то вроде того, – улыбнулась тётя. – Рассмотри внимательнее эти портреты, Ратмир, это всё наши предки – Громовы. Мы обязательно должны помнить их. Ты знаешь, что самую великую силу, которую можно только вообразить, даёт связь с родом. Как дерево питает своё могущество от корней, так и человек с момента рождения наследует все знания, умения и достижения своих отцов. Самое главное – не потерять это. Нужно стремиться укрепить в себе эту силу, привнести в неё что-то своё, ценное, и передать следующему поколению, как если бы ты передал нажитое богатство. Пока ты находился в детском доме, сила фамилии в тебе постепенно угасала. Много лет ты был оторван от рода, но я хочу помочь тебе восстановить связь с предками и наверстать упущенное. Очень хочу.

Мальчик всмотрелся в портрет Игоря Громова-старшего, его дедушку. Дед смотрел на мальчика точь-в-точь такими же тёмно-карими упрямыми глазами, как у самого Рата, да и у Лизы тоже. Как же было необычно видеть свой взгляд у человека уже умершего, когда сам он только начинал жить. В груди мальчика встрепенулось сердце, и приятное волнение охватило его. Но каким бы ни было это волнение, оно не могло сравниться с тем, что почувствовал Рат Громов, увидев портрет своего отца. Молодой человек, светлый, с мальчишеским озорным блеском в глазах и родинкой на мочке левого уха, глядел прямо на него с полотна. Он был как живой – присмотрись, и кажется, что написанный образ вот-вот шелохнётся. Подросток не мог оторваться от картины, пока Лиза, устав ждать, сама не потянула его дальше.

Коридор заканчивался кухней, но осматривать её Рат пока не стал. Он вместе с тётей поднялся по лестнице на второй этаж. Там было целых пять дверей, и, потянувшись к ручке одной из них, девушка открыла её. Перед ними предстало светлое, уютное помещение, хотя и немного пустоватое. Стены выкрашены в молочный цвет, на двух больших окнах висели сине-зелёные портьеры, а кровать и комод сделаны из светлого дерева.

– Это твоя комната, – произнесла тётя.

«Моя комната», – повторил про себя Рат. Впервые за многие годы что-то принадлежало только ему! И пусть здесь почти не было мебели, но это была его территория, которую Рат мог со временем наполнить своими вещами. На лице мальчика появилась улыбка.

Лиза неловко обняла его и сказала:

– Хоть стены крась в черный цвет, твоё дело.

– Ну уж нет, – весело сказал Рат. – Хотя, пожалуй, у меня есть пара идей.

Тётя оставила его, а сама ушла накрывать на стол. Мальчик ещё некоторое время рассматривал комнату, а затем приступил к разбору вещей, привезённых из детского дома. На это ушло от силы три минуты. Бросив спортивную сумку в шкаф, Рат спустился в гостиную, где его уже ждал синий торт и заваренный чай.

За окном стемнело. В камине жарко дрожали языки алого пламени, а перед ним, в старом выцветшем кресле-качалке, лежал пушистый зверёк. Рат подошёл поближе, и животное тут же с любопытством навострило уши и уставилось на него ярко-зелёными глазами. Это была… кошка? Только уж совсем какая-то оригинальная. Шерсть сочного сиреневого цвета, уши округлые, раздвоенные так, что создавалось впечатление, будто их не два, а целых четыре! А что за хвост! Слишком длинный, короткошёрстный, с пушистым шариком на конце, похожим на помпон. Мальчик не мог отвести взгляда от чудного создания.

– Это что за порода такая? – спросил он.

– Ах, это… ну, в общем, это коргоруши, – рассеянно проговорила тётя, наливая чай в белые фарфоровые чашки.

Подросток пожал плечами и решил, что, скорее всего, это название породы, о которой раньше он просто не слышал, что неудивительно: в детском доме мало рассказывали о питомцах.

Рат положил в рот кусочек шоколадно-вишнёвого торта и тут же прикрыл глаза от удовольствия. Кажется, он в жизни ничего вкуснее не пробовал. Не будь Лиза врачом, кондитер из неё вышел бы тоже отличный.

– На самом деле я совершенно не умею готовить, если не считать простых бутербродов, – сказала тётя.

– Врёшь, – уплетая торт, засомневался Ратмир.

– Я серьёзно, даже овсянка на завтрак получается то слишком густая, что ложку не повернёшь, то недоваренная, то ещё какая-нибудь. А что касается тортов и пирожных, тут я профи. Вот такой парадокс. – Она развела руками.

– Что ж, тогда я абсолютно не против каждый день есть на завтрак торт.