Игорь Евдокимов: Доктор Фальк и дачные убийства

© Евдокимов И.А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

© Amili / Shutterstock.com (https://shutterstock.com/) / FOTODOM

Иллюстрация на переплете Kateshi Kittano

Карта на форзаце и внутренние иллюстрации Александры Чу

Действующие лица

Василий Оттович Фальк – доктор, эстет, зануда.

Александр Петрович Сидоров – урядник, деревенский полицейский.

Вера Павловна Шевалдина – любительница сплетен и отравления жизни окружающим.

Ираида Дмитриевна Шевалдина – ее невестка, дама суровая, озабоченная поиском приличной партии для дочери.

Лидия Николаевна Шевалдина – дочь Ираиды Дмитриевны.

Клотильда Генриховна – экономка Фалька.

Екатерина Юрьевна Красильникова – жена присяжного поверенного.

Петр Геннадьевич Платонов – инженер, велоциклист.

Эдуард Сигизмундович Шиманский – поляк, дачный Казанова.

Федор Романович Вансовский – коммерсант, желает открыть в Зеленом луге пансион.

Харитон Карпович Мельников – его компаньон.

Павел Сергеевич Неверов – товарищ прокурора в отставке.

Евгений Маркович Шевцов – редактор «Зеленолужского вестника» (по зову души и от скуки).

Евлампий Аристархович Кунин – председатель общества благоустройства.

Анжелика Ивановна Любимцева – ипохондрическая блондинка.

Фома Михайлович Аксенов – бывший станционный смотритель.

Виктор Львович Козлов – хозяин гостиницы в Зеленом луге.

Аркадий Гаврилович – распорядитель курзала. Его фамилию никто не помнит.

Харон Семенович и Аида Семеновна Беляковы – гробовщики с нездоровым энтузиазмом к своей работе.

Мария Прохоровна – супруга Сидорова.

Людмила Владимировна – супруга Неверова.

Владимир Николаевич – заглянул ненадолго.

Слушатель Императорской академии художеств (безымянный) – возможно, надежда отечественной живописи.

Дачники, мазурики, официанты, крестьяне, букинисты и прочие обитатели Зеленого луга и Петербурга – тоже есть.

In medias res^[1]

Настойчивый стук повторился.

– Нет, ну это просто надругательство какое-то! – проворчал доктор Василий Оттович Фальк, со щелчком захлопывая крышку карманных часов.

Он выбрался из-под одеяла. Его тут же пробрала дрожь от утренней прохлады – какими бы теплыми ни были майские дни, ночами округа все же выстывала. В рассветный час холод проникал даже в ладный и хорошо отапливаемый дачный дом Фалька. Василий Оттович спрятал ноги в огромные мохнатые тапочки, накинул теплый халат поверх пижамы и, не обращая внимания на сущий ужас, творящийся с прической, отправился открывать переднюю дверь.

Вообще-то за встречу назойливых визитеров (и выпроваживание их заодно) должна была бы отвечать его экономка, Клотильда Генриховна, но Фальк считал, что даже самые назойливые посетители не заслуживают столкнуться с нею ранним утром. К тому же Василий Оттович все-таки был врачом, а потому допускал, что даже в таком идиллическом месте, как дачная деревенька Зеленый луг, кому-то могла потребоваться его помощь даже в такой час.

На крыльце, смущенно переминаясь с ноги на ногу, застыл местный урядник, Александр Петрович Сидоров. Увидев появившегося в дверях Фалька, он обрадованно затараторил:

– Василий Оттович, простите великодушно, но вам нужно пройти со мной.

– Кому-то плохо? – мрачно осведомился Фальк.

– Нет, я…

– Кто-то умирает?

– Нет, но…

– Тогда обратите внимание! – Доктор вновь раскрыл свой брегет^[2] и сунул его под нос служащему полиции. – Пять! Пять утра, Александр Петрович! Вот, смотрите: когда эта короткая стрелка – хорошо видите, не так ли? – когда эта короткая стрелка будет показывать десять часов, или того лучше – одиннадцать, приходите, буду вас ждать. А сейчас – прошу меня извинить!

Фальк захлопнул дверь и вознамерился вернуться в теплую постель, но настырный стук не дал ему сделать и шагу. С мрачной миной доктор вновь распахнул дверь.

– Василий Оттович, кто-то уже умер, – не дав ему разразиться очередной тирадой, выпалил урядник. – Нужна ваша помощь.

– Поверьте, если кто-то уже умер, то моя помощь ему не нужна, – проворчал доктор, но дверь все же не закрыл.

– Генеральша Шевалдина скончалась, – сказал Сидоров. – И обстоятельства смерти вызывают у меня некоторые вопросы. Нужно ваше заключение.

– Шевалдина? – пораженно переспросил Фальк. – Позвольте, она же совсем недавно была у меня в гостях!

– Неужели? – заинтересовался урядник. – Жаловалась на здоровье?

– Не столько на здоровье, сколько на серого монаха…

– На кого?! – воскликнул Сидоров.

– Ох, Александр Петрович, заходите, – Фальк отстранился от двери, приглашая урядника в дом. – Я сейчас оденусь, и пойдем. По дороге расскажу, что мне известно.

Глава первая

Позвольте, почтенный незнакомец, выразить вам то неподдельное изумление, в которое вы повергаете всех нас своими поступками.

И. С. Тургенев, 1860 год

Как известно всем жителям столицы, как коренным, так и приехавшим в поисках лучшей доли, всяк уважающий себя петербуржец на лето должен переехать на дачу. И даже если дела заставляют тебя остаться в городе, как минимум семью на природу ты вывезти обязан! Еще в марте-апреле самые прозорливые дачники (из тех, что не имеют возможности содержать собственный дом) начинают подыскивать себе удобные варианты на лето. Страсть, сколько мелочей нужно учесть. Желательно бы у моря. И чтобы от Петербурга недалеко. И станция чугунки под боком. И цивилизованные развлечения обязаны быть (а то в глуши недолго с тоски околеть). И соседей бы попредставительнее – дочки на выданье сами себя не пристроят. В общем – сущий кошмар!

Дачная деревушка Зеленый луг, затерявшаяся на берегу Финского залива, в число наижеланнейших направлений не входила. По мнению отдыхающих, близость Петербурга неблагоприятно сказывалась на здешнем воздухе – любителей цивилизации более привлекал знаменитый Сестрорецк. Многие также отправлялись в Великое Княжество Финляндское, в Терийоки, например (хотя и этот поселок, поговаривают, испортился за последние несколько лет), или дальше, за Выборг.

Таким образом, Зеленый луг вполне успешно избегал того дачного сумасшествия, что начиналось весной. Нет, гости, безусловно, прибывали, и в больших количествах, но вели себя на удивление чинно и прилично. Некоторые семьи наезжали несколько лет подряд, а потому образовали уже особую отпускную касту вопреки неписаным правилам, которые гласили, что всесословная дачная дружба, не признающая чинов и статусов, заканчивается по возвращении в Петербург. Идиллия, правда, объяснялась довольно легко: общество «зелененьких» изначально оказалось довольно монолитным. Сюда на лето выбирались профессора, врачи, адвокаты и чиновники не первого, но и никак не последнего разряда. А значит, продолжать общение в осенне-зимние столичные деньки считалось незазорным.

Однако на дачу еще нужно добраться! И в этот воскресный майский день 1908 года задачка представлялась не из простых. Сотни людей самоотверженно штурмовали угловатое здание песочного цвета – Финляндский вокзал. Всеобщая толчея, гомон и накал страстей вызывали в памяти (не к ночи будь помянут) революционный 1905-й.

К самому несчастному и бесправному контингенту относились «дачные мужья» – страдальцы, перевозящие за город свои семейства, а сами вынужденные возвращаться обратно в Петербург. Для них адские муки пригородных поездов стали еженедельными. Каждое воскресенье они ехали в столицу, снаряженные длинным списком заказов от жены, детей, часто – тещи и тестя, иногда – друзей и соседей. Каждую пятницу, согбенные под весом перевозимых вещей, словно раки-отшельники, несущие свои дома, эти несчастные существа вновь ввинчивались в привокзальную толчею и тщетно пытались найти свободное место в поезде для себя и своего скарба.

Не таков был Василий Оттович Фальк, из тех Фальков, что держали врачебную практику и аптеку на Васильевском острове. Облаченный в легкий светлый костюм щеголь лениво лавировал между дачными страстотерпцами, отягощенный одной-единственной легкой дорожной сумкой. Все необходимые для пригородного прозябания вещи были отправлены заранее на двух ломовых извозчиках под присмотром экономки Клотильды Генриховны. К тому же жил Василий Оттович бобылем (хотя за использование подобного просторечия в его присутствии доктор одарил бы вас презрительным взглядом), женой и детьми не обзавелся, а значит, и от семейных капризов был избавлен.

Неженатый статус уже довольно солидного господина тридцати четырех лет не имел никакого отношения к внешности. Наоборот, дамы из окружающей толпы нет-нет да провожали Василия Оттовича оценивающими взглядами. И кто бы их осудил? Костюм на высоком и стройном докторе сидел изумительно, блестящие от бриллиантина волосы безукоризненно зачесаны на пробор, а правильную форму усов можно было использовать в качестве пособия по геометрии. Словом, Василий Оттович был восхитительно хорош собою!

Но стоило дамам познакомиться с доктором Фальком поближе, как им открывалась его страшная тайна. Ибо Василий Оттович, даже по меркам представителей своей профессии, людей зачастую желчных и циничных, слыл совершеннейшим занудой и педантом.

– Васенька, а поедемте на вечернюю прогулку? – предлагает ему очередная пассия.

«Но какая же тут вечерняя прогулка? Ровно в восемь часов вечера необходимо поужинать. Ровно в половину девятого – встать из-за стола. С девяти до десяти выкурить сигару и выпить бокальчик коньяку в кабинете. В половину одиннадцатого – отойти ко сну, чтобы встать ровно в шесть тридцать утра. Все расписано буквально по минутам, а вы тут со своей вечерней прогулкой!»

– Васенька, а давайте сходим на концерт? – зовет его новая воздушная барышня, пришедшая на смену позорно сбежавшей предыдущей.

«Конечно же сходим, душа моя! Но не сегодня. Для концерта выделено время в воскресенье. И слушать будем орган. В кирхе».

Тут, правда, стоит встать на защиту Василия Оттовича: музыку он, безусловно, любил, особенно ценил оперу. Описанный выше каприз следует считать попыткой аккуратно подвести излишне надоедливую молодую особу к самостоятельному разрыву с доктором. Довольно успешной попыткой, стоит отметить. Словом, Василий Оттович знал о своей репутации, не стремился ее изменить, а временами даже откровенно ею пользовался.

К тому же строгий режим дня несколько сдвигался летом, когда доктор Фальк перебирался на дачу. Отпуском данное путешествие могло считаться лишь отчасти – по сути, Василий Оттович просто менял столичную практику на пригородную. Учитывая обитателей Зеленого луга, ни сословный состав пациентов, ни расценки самого врача сильно не менялись. Хотя в порывах благотворительности окрестных крестьян Фальк также принимал каждый второй и четвертый вторник. Безвозмездно, то есть даром.

В означенный день Василий Оттович отправился на Адмиралтейскую сторону, забрал из колониальной лавки давно заказанную коробку сигар, а затем погрузился на шустрый пароходик-«финляндчик»^[3] и доплыл до Финляндского вокзала в самом что ни на есть благодушном и отпускном расположении духа. Весна стояла теплая, солнечные блики озорно играли на Невских волнах, а ветерок с залива безуспешно пытался растрепать тщательно зачесанные волосы. Удалось освободить из плена бриллиантина лишь одну прядь, которая лишь придала его образу очарования.