Утренний воскресный поезд также был выбран неслучайно. Желающих на него попасть оказывалось куда меньше, чем в пятницу, а основной поток людей он повезет уже обратно, с дач. Поэтому Василий Оттович быстро нашел купе первого класса (в столицу он возвращаться ближайшие пару недель не планировал и позволил себе небольшое мотовство) с наиболее солидно выглядящим попутчиком. Они кивнули друг другу и скрылись за газетными страницами. Сосед читал «Новое время», Фальк – «Медицинское обозрение».

Дойдя до новости о разоблачении целителя-шарлатана, прибившегося к Апраксину двору, Василий Оттович не стерпел – природная выдержка изменила доктору, и он издал саркастический смешок, за который ему тут же стало стыдно. Оставалось лишь надеяться, что сосед не заметил неуместного проявления эмоций.

Надежды оказались тщетны. Со стороны попутчика раздалось характерное шуршание, свидетельствующее о том, что мужчина дал сложиться газете и сейчас внимательно смотрел на доктора. Фальк высунулся из-за «Медицинского обозрения» – и действительно наткнулся на изучающий взгляд соседа.

– Прошу прощения, – со всей возможной степенностью сказал Василий Оттович, стараясь предугадать реакцию собеседника. Который, как уже говорилось, выглядел вполне солидно. Фальк предположил бы, что соседу уже исполнилось пятьдесят, хотя по внешнему виду ему этих лет было не дать. Глаза голубые, из тех, что меняют оттенок в зависимости от освещения, особенно с учетом круглых очков для чтения. Густые темные волосы с легкой проседью – на вкус доктора, слишком уж растрепанные. Чего от него ждать? Укоряющего взгляда? Замечания?

– Нет-нет, что вы, – усмехнулся попутчик. – Я, знаете ли, умею оценить сарказм, а вы мне кажетесь человеком, который не станет тратить его впустую. Судя по вашей реакции, в газете нашлось нечто стоящее внимания. Вас не затруднит поделиться? А то, боюсь, господин Суворин^[4] меня подвел – читать этот выпуск решительно невозможно…

– Ну, если вам интересно… – неуверенно начал Фальк.

– Весьма, – коротко ответил сосед.

– Здесь пишут, как… Эм… один из моих коллег… Простите, наверное, стоит уточнить, что я…

– Врач, – закончил вместо него попутчик. Он выразительно покосился на передовицу «Медицинского обозрения».

– Ах, ну да, конечно, – рассмеялся Василий Оттович.

– Не вздумайте похвалить мою наблюдательность, это было слишком легко, – улыбнулся в ответ попутчик и протянул руку: – Владимир Николаевич.

– Василий Оттович, – ответил на рукопожатие Фальк.

– Итак, что же сделал ваш коллега?

– Да вот, видите ли, разоблачил шарлатана.

– О, шарлатанов я обожаю! – потер руки Владимир Николаевич. – Вернее, следует сказать, обожаю, когда их разоблачают. И чем был интересен этот?

– Утверждал, что обладает чудодейственными целительными силами, – ответил Фальк.

– Да неужели? – вскинул брови Владимир Николаевич и протянул руку за газетой. – Вы позволите?

Фальк с легким смущением передал ему «Медицинское обозрение». Попутчик расправил газету и с выражением прочитал:

– Достойное удивления происшествие имело место при Апраксином дворе. Некто, выдававший себя за святого угодника и творца чудесных исцелений, изобличен в постыдном обмане. Врач Василий Оттович Ф., заметив нелепость его речей и нелад во врачебных действиях, уличил лжецелителя во лжи и шарлатанстве. Обманщик, некогда известный в притонах столицы аферист, был предан в руки полиции. Публика, собравшаяся при разоблачении, единогласно осыпала мошенника порицанием, требуя справедливого наказания.

Владимир Николаевич довольно хохотнул:

– Помню, были россказни про Ефима из Апраксина двора… – заметил попутчик. – Прелестно, прелестно! Не сомневался, что он жулик, да все руки не доходили… Право, удивлен, однако, что у нас в Петербурге целых два врача с именем-отчеством Василий Оттович и фамилией, начинающейся на «Эф». Вас не путают?

– Нет, не путают, – еще более смутился доктор. – Да, так получилось, что мошенника разоблачил я. Просто…

– Из лишней скромности не хотели это афишировать, – покивал Владимир Николаевич. – Похвальное качество, в особенности для практикующего врача, который попадает в «Медицинское обозрение».

– А вы чем занимаетесь, если не секрет? – спросил Фальк.

– Сложный вопрос, – задумался Владимир Николаевич. – Скажем так – объясняю необъяснимое, если вас устроит такой ответ.

– В том числе разоблачаете шарлатанов?

– Реже, чем хотелось бы, – поморщился попутчик.

– Реже? – удивился Фальк. – Да у вас сейчас отбоя от подобных случаев быть не должно.

– О чем вы?

– Все эти гадалки, маги, медиумы и прочие… – сказал Фальк, неопределенно взмахнув рукой. – Мир будто сошел с ума. Спириты на каждом шагу. Призраки и фантомы вылезают изо всех щелей. Знали бы вы, сколько здравомыслящих дам заработали нервические расстройства, увлекшись всей этой потусторонней чепухой. Должно быть, такой простор для вашей деятельности открывается…

– А, слышу слова убежденного скептика! – улыбнулся Владимир Николаевич. – Позвольте вопрос? Вы что же, совсем не допускаете, что некоторые из описанных вами вещей могут оказаться реальными?

– Я всегда полагал, что любое якобы необъяснимое явление можно быстро развенчать при должном внимании и рациональном мышлении, – с достоинством ответил Василий Оттович.

Попутчик смерил его долгим и оценивающим взглядом, а затем тихо протянул:

– Да… Пожалуй, в вашем случае все так и есть.

– О чем вы? – не понял доктор.

– Да так, о своем, – отмахнулся попутчик. – Знаете, было бы у меня вино, я бы с удовольствием поднял тост за то, чтобы ничто и никогда не потревожило вашей рациональной картины мира.

– Насмехаетесь? – подозрительно уточнил Фальк.

– Напротив, смертельно серьезен, – ответил Владимир Николаевич. – Кстати, куда направляетесь?

– В Зеленый луг, а вы?

– Мне дальше, до Сестрорецка.

Сказав это, попутчик вновь взялся за газету и закрылся ей, довольно невежливо давая понять, что разговор окончен. До самого Зеленого луга ни Владимир Николаевич, ни Василий Оттович не проронили ни звука. Лишь когда поезд начал сбрасывать скорость перед станцией, гость отвлекся от «Нового времени» и вновь протянул доктору руку, на этот раз прощаясь:

– Василий Оттович, благодарю за интересную беседу.

Фальк не находил их беседу интересной, да и внезапное проявление дружелюбия застало его врасплох, однако не ответить на рукопожатие было бы крайне невежливо. Гость задержал его ладонь в своей буквально на одно мгновение дольше, чем требовалось.

– Да, да, вы абсолютно правы, – протянул Владимир Николаевич. – Поздравляю, доктор, на таких, как вы, держится этот мир!

– На врачах? – не понял Василий Оттович.

– На скептиках, уверенных в нерушимости и рациональности окружающей их природы, – ответил попутчик. – Вы не поверите, насколько это на самом деле важно. Мне же остается пообещать, что моя догадка оказалась верна. Уж вас-то потусторонние силы не побеспокоят ни-ког-да!

«До чего странный человек!» – подумал Василий Оттович, выйдя из купе. От общения с соседом у него осталось мрачное и тягостное впечатление, но объяснить его причину Фальк не мог. По долгу службы ему доводилось общаться с умалишенными, но таинственный Владимир Николаевич на них ничем не походил. Вот же не повезло с попутчиком…

Однако поезд меж тем заложил крутой поворот вдоль жизнерадостно-зеленой стены леса. Впереди показалась знакомая станция, а Зеленый луг обещал доктору целое лето восхитительной, а главное – ничем не нарушаемой безмятежной праздности. И он выкинул из головы неприятный разговор.

Глава вторая

Всякий обыватель, ищущий беспокойства, имеет право пристроиться на даче.

Из дореволюционного «Положения о дачах»

Сойдя с подножки на длинную дощатую платформу, Фальк глубоко вдохнул загородный воздух, полный аромата прибрежных сосен, и довольно зажмурился. Наслаждение выдалось недолгим – вышедший следом неприятный господин средних лет грубо пихнул доктора в сторону и заспешил прочь, недовольно что-то бормоча себе под нос. Фальк проводил его испепеляющим взглядом, но почел ниже своего достоинства кричать что-то вслед.

Дебаркадер, как всегда, был оккупирован зеленолужским дамским обществом. Одни сударыни ждали мужей и кавалеров, другие – использовали платформу в качестве дефиле. Усердствовали в этом плане мамочки с дочерями на выданье. Они напоминали строгих гусынь, за которыми следовали их птенчики. Прелестницы не забывали стрелять глазками в сторону незанятых сударей. Пары взглядов, естественно, удостоился и Василий Оттович. Хотя, к огорчению мадемуазелей, привычный к женскому вниманию доктор не повел и бровью.

– Василий Оттович! – раздался за его спиной обрадованный визг, от которого Фалька перекосило, будто от зубной боли. Он хотел было ускорить шаг, но на его руке уже повис груз в лице Анжелики Ивановны Любимцевой. По ее румяному лицу и кустодиевским формам сложно было поверить, что светловолосая дама считает себя сосредоточением всех возможных хворей.

– Ах, Василий Оттович, миленький, как хорошо, что вы приехали! – воскликнула Анжелика Ивановна. – Вы не поверите! Я здесь просто чахну. Чахну! Не спасает даже морской воздух!

– Возможно, он был бы более полезен, если бы вы дышали им на берегу, а не на станции в паровозном дыму? – осведомился доктор.

– Да, Василий Оттович, вы, безусловно, правы. Но я не могу, я жду супруга, – муж Анжелики Ивановны, средней руки чиновник Министерства иностранных дел, в Зеленом луге появлялся редко и, похоже, был только счастлив сплавить жену за город.

– А разве он собирался приехать? – аккуратно осведомился Фальк.

– Нет, он работает все выходные, но почему это должно меня останавливать? – резонно возразила Любимцева.

Действительно, нахождение на платформе было исключительно статусным женским занятием, а значит, наличие уважительных причин для сего променада не требовалось.

– Что ж, не буду вам мешать, Анжелика Ивановна, – Василий Оттович галантно освободился от цепкой хватки Любимцевой. – Если солнечные ванны и чистый воздух не помогут – непременно обращайтесь, мы обязательно придумаем, как поправить ваше пошатнувшееся здоровье.

– Непременно, Василий Оттович, непременно! – пообещала дама и вернулась к неторопливому хождению вдоль перрона под прикрытием кокетливой парасольки^[5].

Жизнь перед станцией кипела. Вновь прибывшие дачники озирались, пытаясь вспомнить (или даже угадать) направление в сторону снятого дома. Извозчики наперебой предлагали свои услуги. Если в соседней Финляндии представители данной профессии выглядели как чинные мужчины на солидных экипажах с обязательными бляхами и твердыми таксами, то здешний транспортный парк отличался редкостной эклектикой. Открытые коляски соседствовали с очаровательно-экзотичными для столичного жителя телегами, присыпанными грязной соломой. Некоторые «ваньки» даже пытались предложить заезжим гостям собственные дачи, непременно с садом и террасой. Судьба доверчивых отдыхающих, купившихся на радужные обещания, была незавидной.

За столпотворением, усевшись на заботливо вынесенный стул, наблюдал колоритный старик с ироничным прищуром, в старой, неоднократно латанной шинели и армейской фуражке. Росту он был огромного, а окладистая седая борода солидно спускалась до самого живота, почти скрывая медаль за беспорочную службу на железной дороге. Вокруг мужчины расхаживали куры и петухи, которым он рассеянно подбрасывал зерна.

– Здравствуйте, Фома Михайлович, как здоровье? – вежливо поприветствовал старика Фальк.

– А, доктор! – обрадовался тот. – Здравствуйте, здравствуйте! Вашими заботами. Микстурка, что вы мне прописали, просто чудодейственная! Перезимовал в лучшем виде.