– Когда вы в последний раз видели его?

– В марте прошлого года, во время ремонтных работ на станции «Нибивадзима»… Ну и как его?

– Что вы имеете в виду?

– Как его убили? Зарезали или задушили?

– Это тайна следствия, я не могу разглашать…

– А ты и не разглашаешь, просто делишься со мной.

– Но…

Кирияма колеблется, и Гэнтаро внезапно звереет.

– Ты только спрашиваешь, а сам не раскрываешь деталей! Или ты хочешь сказать, что без вытащенного сюда главного, без Хонды, ты вообще не станешь говорить?

– Нет, я…

Не выдержав, Сидзука вмешивается:

– Хватит, господин Кодзуки! Я не знаю, какими полномочиями вы обладаете, но сохранение информации на месте преступления и работа подготовленных полицейских – это основа расследования, в которую обычные граждане не могут просто так вмешиваться.

– Что ж, похоже, вы говорите одно и то же – и на трибуне, и за ее пределами. Сплошные формальности, ничего интересного.

– Здесь погиб человек. Не нужно выискивать, есть тут что-то интересное или нет.

– Послушайте, госпожа Коэндзи, если бы подозреваемый был членом семьи полицейского или прокурора, его бы отстранили от дела, верно?

– Конечно. Даже слуги закона могут быть подвержены эмоциям.

– А я не слуга закона, так что могу поддаваться эмоциям. Да хоть прыгать вверх-вниз – что угодно. Поэтому я не стану следовать вашим указаниям.

Мгновение Сидзука не верит своим ушам. Это уже не логика, а каприз.

– Я человек, который сильно зависит от своих симпатий и антипатий.

– Это очевидно даже по нашему короткому диалогу.

– Мне особо нет дела до закона и правосудия.

– Это тоже вполне понятно.

– Но меня беспокоят те, кто умер слишком рано и чью смерть я считаю несправедливой. Если кто-то погиб в автокатастрофе или от болезни, это одно, но если нет – я хочу докопаться до истины. С Кусио у меня были исключительно деловые отношения, и, несмотря на возраст, он знал толк в своем деле. Не знаю, насколько ценны его странные украшения, но он точно не был человеком, который действует ради личной выгоды. Но вот он здесь – мертвый, замурован в монументе. Это явно не самоубийство и не несчастный случай. Кто-то заманил Кусио в ловушку и убил его. И я не могу просто так с этим смириться.

– Но это не значит, что вам нужно вмешиваться. Для этого существуют профессиональные следователи.

– К сожалению, я не совсем им доверяю, – заявляет Гэнтаро прямо в лицо Кирияме. – В последнее время они даже с открытыми глазами ничего не видят. Разве у вас не возникало такое впечатление?

Сидзука мнется. Какой же он раздражающий старик! Несмотря на грубые слова, иногда кажется, что он видит всех насквозь.

– Хм, судя по вашему выражению лица, я попал в точку. Вы и правда очень честная.

– Я слышала, что в прошлом вы самостоятельно раскрыли несколько дел. Понимаю, что с такими заслугами трудно полностью доверять способностям полиции, но это слишком самонадеянно. Есть вещи, в которые человеку стоит вмешиваться, и те, в которые не стоит.

– В этом случае я решил вмешаться. А если я принял решение, никто мне не помешает. Так как же был убит Кусио? Давай докладывай немедленно!

Голос Гэнтаро сочится властью, неосознанно подчиняя себе окружающих. Повинуясь этому тону, Кирияма говорит:

– По мнению судмедэксперта, причиной смерти стало удушение. Однако задушили господина Кусио не руками.

– Не очень-то ясно.

– Нужно дождаться результатов судебно-медицинской экспертизы. Но преступник явно действовал хладнокровно. После убийства он спрятал тело господина Кусио в основании скульптуры. Студенты и преподаватели каждый день проходили мимо трупа. И еще кое-что. Господин Кодзуки, вы знали, что автором этой работы был сам господин Кусио? Она называется «Полет». Он создал ее по заказу директора Тэрасаки, с которым был знаком, и потратил на нее три года.

Сидзука усмехается – вот так горькая ирония! Скульптора замуровали в собственном творении. Трудно представить, какую боль он испытал.

– Господин Кодзуки, скульпторы участвуют в создании произведения до самого конца?

– Что вы имеете в виду?

– Эта скульптура весит несколько тонн вместе с основанием. Его размер слишком велик, чтобы его можно было просто внести, например, в обычный дом. Вполне логично предположить, что его собрали на месте. Если установить леса, можно работать на открытом воздухе, что избавляет от необходимости транспортировать готовое изделие.

– Если создание этой скульптуры подразумевало строгое следование чертежам, то после определенного момента участие господина Кусио в процессе уже не требовалось. Если его тело было спрятано в основании, то оставалось только завершить работу и установить верхнюю часть. Никому бы и в голову не пришло, что внутри может быть спрятано тело – идеальное место для тайника.

– Глупости! Взгляните на тело. Если бы его замуровали во время строительства, остались бы только кости.

После слов Гэнтаро Кирияма опускает голову. Даже Сидзука не может ничего возразить.

– Теперь понимаете, что меня насторожило? На табличке, вмурованной в основание, четко указана дата: этот монумент был установлен пять лет назад. Другими словами, жертву вроде как похоронили не позднее этой даты.

На этих словах из палатки выходит озадаченный судмедэксперт.

– Что-то не так?

– Видите ли, тут есть одна странность, – качая головой, отвечает он Кирияме. – По стадии разложения нам удалось установить примерное время смерти. Даже учитывая тот факт, что тело было окружено мрамором, погрешность незначительна. После судебной экспертизы время смерти можно будет уточнить, но уже сейчас ясно, что жертва умерла двенадцатого февраля, то есть позавчера.

Эти слова шокируют всех, включая Сидзуку.

Глава 3

– Господин Кодзуки, раз уж вы работали с господином Кусио, не могли бы вы вспомнить, кто-нибудь ненавидел его или считал своим врагом?

– Список подозреваемых, значит. Увы, я таких людей не знаю. – Гэнтаро бросает эти слова с отвращением. – Он был человеком принципов, ставил перед собой цели выше ожидаемого вознаграждения. При этом он никогда не шел на компромиссы и всегда соблюдал сроки. Он прекрасно понимал, что в подрядных работах самое важное – это дедлайн, а не преподнесение своих работ как результат «креативного» или «художественного» труда. Он никогда не разбрасывался высокопарными словами, называя себя «создателем» или «скульптором». Он вполне обыденно относился к делу, но скульпторам-самозванцам, которые кичатся своим статусом, вероятно, был поперек горла. Однако дым слишком высоко, чтобы до него дотянуться. Зависть, может, и была, но я не думаю, что кто-то ненавидел его настолько, чтобы убить. Ведь даже если убить человека, работа все равно не достанется убийце. Хотя, конечно, об этом лучше спросить у самого преступника.

– Во дела… – бормочет Кирияма, выражая общее мнение всех присутствующих.

Судмедэксперт, кажется, принимает воцарившуюся атмосферу за недоверие к себе, поэтому слегка раздраженно говорит:

– Это факт, и с ним ничего не поделаешь. Все видели, как профессиональные рабочие разбивали мрамор алмазным резаком. Несмотря на то что постамент оставили полым для уменьшения веса, основание – монолитное, без следов частичного распила или замены. На стыках также нет следов ремонта, значит, скульптура с момента установки пять лет назад не подвергалась никаким изменениям. На теле жертвы тоже нет следов возможной обработки вроде бальзамирования. И я могу уверенно заявить, что мужчину убили не пять лет назад.

Судмедэксперт уходит, явно расстроенный. Оставшийся на месте Кирияма неловко чешет голову, словно пытаясь скрыть свое смущение.

Но Гэнтаро, не желая читать между строк, случайно или намеренно произносит нечто совершенно неуместное:

– Что ж, теперь моя очередь задавать вопросы.

Кирияма, заметив, что Гэнтаро смотрит прямо на него, сжимается, словно перед ним разъяренная собака.

– Э… о чем вы?

– Я продемонстрировал кое-какие познания в строительных работах и рассказал, каким был Кусио. Теперь твоя очередь сообщить мне, что ты успел узнать.

Сидзука, считая слова Гэнтаро чепухой, уже собирается прервать его, но, видя, как Кирияма складывает руки в мольбе, останавливается.

– Господин Кодзуки, вы частное лицо, и хотя мы ценим вашу помощь в расследовании…

– Полиция ведет расследование по долгу службы, а я – по долгу обязательств. Вот и вся разница. Если что-то выяснится в ходе расследования, вы немедленно доложите мне.

– Но это безрассудно!

– Безрассудно, говоришь? Ты правда так думаешь?

Сидя в инвалидном кресле, Гэнтаро вынужден смотреть на Кирияму снизу вверх, но в его взгляде нет ни намека на слабость. Напротив, в нем читается превосходство, какое бывает у хищника, играющего со своей добычей.

– Хочу сказать, что я вовсе не пренебрегаю полицией и ее полномочиями. Я просто буду делать то, что считаю нужным. И для этого я использую хоть стоящего, хоть лежащего, ведь у меня самого ниже пояса не все складно.

Сидзука снова чувствует раздражение. Этот человек с гордостью демонстрирует свои самоуверенность и эгоизм, и это похоже не столько на тщеславие сильного, сколько на хвастовство ребенка. Хотя, возможно, нижняя часть тела у него действительно парализована, во всем остальном он неимоверно ловок и деятелен и доставляет окружающим лишь неудобства.

– Но, господин Кодзуки, если пресса узнает, что информацию о расследовании слили частному лицу…

– О чем ты вообще говоришь? Разве ты никогда не делал так? Когда хронический трус пытается играть в героя, это выглядит жалко. И если ты сам не расскажешь, тогда я напрямую спрошу Хонду. Решай сейчас: ты готов утонуть в грязи или предпочтешь, чтобы тебя отчитал начальник за трусость и неумение держать себя в руках?

Из этого разговора Сидзуке становится ясно, что Гэнтаро презирает полицию. Возможно, дело не в неприязни к Кирияме лично, а в том, что он ненавидит саму внешнюю оболочку полицейской власти и авторитета.

«Даже если я подолью масла в огонь, пора вмешаться», – решает она, но Кирияма сам подходит к ней.

– Судья Коэндзи, не уделите мне минуту?

– Что такое?

Кирияма отводит Сидзуку в сторону, подальше от Гэнтаро.

– Похоже, поведение господина Кодзуки вам не по душе…

– Разумеется! Со стороны такое поведение выглядит отвратительно – что со стороны господина Кодзуки, что с вашей, полиции префектуры Айти.

– Больно слышать.

– Если вам действительно больно, то почему бы не пресечь вмешательство господина Кодзуки прямо сейчас?

Кирияма устало опускает голову.

– Не стоит говорить такое простому полицейскому. Не знаю, как в Токио, но местная полиция существует благодаря связям. Особенно если учесть, что господин Кодзуки на короткой ноге с правящей партией. Что бы я ни сказал, это все равно что горох об стену. Более того, я рискую сразу оказаться на самой бесполезной должности.

Его голос исполнен горькой иронии, и Сидзука внезапно не находит слов. Осуждение этого детектива с позиции профессиональной этики почти так же несправедливо, как и диктатура Гэнтаро, подчиняющая его своим интересам.

– Но знаете, судья, даже у такого монстра, вращающегося в бизнесе, есть свои слабости.

– У него что, есть какой-нибудь совершенно неуправляемый сын?

– Он слаб перед женщинами постарше.

У Сидзуки от услышанного подкашиваются ноги.

– Нет-нет, речь не о романтических отношениях. Когда дело касается женщин старше него, его грубое поведение как будто исчезает. Как бы сказать… Он будто становится менее самоуверенным, что ли. И наблюдая за его реакцией на вас, я убеждаюсь в этом все больше.

– Вы хотите сказать, что он проявляет ко мне уважение?