Когда фейерверки гаснут и последние искры опадают на траву звездами, я выхожу на поляну. От почерневшей фигуры в центре исходит запах селитры и горелой плоти.

Осторожно ступая, я подхожу ближе. Проверять пульс нет смысла. Какая разница? Я долго стою рядом и смотрю на обугленные останки, а из колонки в высокой траве льется музыка. Может, я высматриваю в изувеченном теле признаки жизни. А может, ищу их в себе. Нормальному человеку полагается испытывать чувство вины за содеянное или хотя бы грусти. В конце концов, я любила этого парня целых два года. Точнее, думала, что люблю. Но сейчас жалею лишь об одном – что не разглядела его истинную натуру раньше.

Впрочем, легкая жалость теряется за чувством долга и облегчения. Приятно наказывать людей за грязные делишки столь эффектным способом. Свое слово я держу. Страдать должны только те, кто этого заслуживает. Если кому-то суждено запятнать душу грехами – пусть это буду я.

Я и никто другой.

Сквозь музыку пробивается тихий стон. Сперва я не верю ушам, но потом слышу его снова: он вылетает изо рта черной фигуры облачком дыма.

– Охренеть, милый мой! – Я разражаюсь недоверчивым смехом. Сердце в груди подскакивает. – Неужто ты такой живучий?

Эндрю не отвечает. Наверное, и не слышит вовсе. Глаза у него закрыты, кожа вздулась пузырями, искромсанные раны сочатся кровью. Глядя на туман, стекающий из приоткрытых губ, я достаю из сумочки нужный предмет.

– Надеюсь, фейерверк тебе понравился. Было очень красочно, – говорю я, снимая пистолет с предохранителя и приставляя дуло к мужскому лбу. В ночь вырывается еще один тихий стон. – Но петарды закончились. На бис повторить, увы, не можем, так что придется включить воображение.

Нажимаю на спусковой крючок, и в мире становится на одного подонка меньше.

Я же испытываю необычайный прилив сил.

Глава 1
Погружение

Ларк

– Дыхание не задерживай! – кричу я водителю тонущей машины. Тот колотит по стеклу, прося о помощи. – Понял?

Вряд ли он слышит, но неважно. Я улыбаюсь и машу ему рукой. В другой у меня зажат пистолет на тот случай, если окно все-таки разобьется и водитель выплывет.

К счастью, вода давит на стекла, и шансы спастись равны нулю. Спустя пару мгновений автомобиль проваливается вниз. Рассыпая пузыри по черной поверхности, машина медленно опускается на дно водохранилища. К небу взлетают лучи фар. Свет несколько раз мигает. Видимо, замкнуло провода.

– Вот черт.

Это плохо…

Красиво, конечно. Но плохо.

Закусив губу, я гляжу, как свет медленно гаснет, а вода становится гладкой. Убедившись, что новых сюрпризов не будет, достаю телефон и открываю список контактов. Палец замирает над именем Этель. Тетушка всегда выручала меня в случае проблем. Но увы, машина с покойником на дне озера – это не «проблема», а самая настоящая «беда», да и час слишком поздний, чтобы тревожить старушку.

Вздохнув, набираю соседний номер.

– Жавороночек… – звучит в трубке голос отчима спустя два гудка.

Услышав детское прозвище, я мечтательно закатываю глаза и улыбаюсь:

– Привет, папуля.

Тот сразу понимает, что мне нужна помощь.

– Что стряслось, солнышко? В чем дело?

– Ну-у…

– Неужели кого-то стошнило на ковер? – спрашивает отчим. Видимо, он изрядно выпил на вечеринке в честь Хеллоуина, если не замечает, что в трубке с моей стороны тихо: ни музыки, ни голосов. – Попрошу Маргарет прислать тебе уборщиков. Не волнуйся, доченька.

Со дна озера поднимается очередной пузырь.

– М-м-м, уборщики и впрямь нужны, но не совсем обычные…

В трубке тишина. Я сглатываю.

– Папуля… Ты меня слышишь?

На другом конце связи хлопает дверь; смех, голоса и музыка становятся тише. Отчим нервно выдыхает и, скорее всего, трет пальцами лоб в тщетной попытке собраться с мыслями.

– Ларк, какого черта? Ты жива, здорова?

– Да, конечно, – говорю я, словно на мне и впрямь ни царапинки и я вовсе не прижимаю ко лбу скомканную футболку, пытаясь унять кровь из глубокой раны.

Губы сами собой растягиваются в улыбке, похожей на безумный оскал. Она как нельзя кстати подходит под мой костюм Харли Квинн с толстым слоем грима. Хорошо, что рядом никого нет.

– Я сама все решу, только дай номер.

– Где ты? Опять Слоан начудила?

– Нет-нет, что ты! – отвечаю я резко, мигом теряя улыбку. Неприятно, что мою лучшую подругу сразу обвиняют во всех смертных грехах, но раздражение приходится сглотнуть. – Слоан сидит дома в обнимку со своим бешеным котом и читает очередную пошлятину. Я на выходные уехала из города. Сейчас не в Роли.

– Где же ты?

– В Род-Айленде.

– Господи…

Знаю: слишком близко к родному дому для подобных авантюр.

– Мне правда очень-очень жаль… Но машина взяла и… – Я пытаюсь подобрать нужное слово, но на ум приходит только одно: – Утонула.

– Твоя?

– Нет. Моя только… – Я кошусь в сторону «Эскалейда», который слепит меня разбитыми фарами. – Самую малость поцарапалась.

– Ларк…

– Папуля, я все решу! Просто дай номер уборщиков. В идеале с эвакуатором. И хорошо бы с аквалангом.

Отчим невесело смеется:

– Ты, должно быть, шутишь.

– Насчет чего?

– Насчет всего, хотелось бы верить.

– Ну… – говорю я, наклоняясь над скалистым обрывом и глядя на воду. – Возможно, хватит и простой маски для плавания. Вряд ли здесь очень глубоко.

– Господи, Ларк…

В трубке протяжно вздыхают. Кажется, будто отчим стоит рядом и осуждающе на меня смотрит, но молчит, чтобы ненароком не обидеть. Мерзкое чувство.

– Ладно, – сдается наконец он. – Я дам тебе номер компании под названием «Левиафан». Они спросят код. Имен называть не надо. Ни по телефону, ни когда приедут лично. Там работают люди опытные, деточка, хотя и очень опасные. Пиши мне каждые тридцать минут: я должен знать, что ты жива-здорова. Ясно?

– Конечно.

– Имен не называй!

– Поняла. Спасибо, папуля!

Отчим долго молчит, будто хочет спросить о подробностях и вызвать меня на откровенность, но вместо этого говорит:

– Люблю тебя, солнышко. Береги себя.

– И я тебя люблю. Обязательно!

После разговора приходит сообщение с шестизначным кодом и номером телефона. Звоню на него, и трубку берет милая женщина. Она принимает у меня заявку, задавая четкие, строго по делу, вопросы. Я скупо отвечаю, стараясь не говорить лишнего.

Вы ранены? Не сильно.

Сколько погибших? Один.

Нужен ли особый инвентарь для уборки? Да, снаряжение для подводного плавания.

Закончив разговор, я поворачиваюсь к «Эскалейду». Под смятым капотом урчит остывающий двигатель. Можно подождать внутри машины – там теплее, но я остаюсь снаружи. После аварии и так опять начнутся кошмары, не хватало еще сидеть посреди обломков и нагонять на себя тоску.

Но я все равно собой горжусь: увидеть, как очередная мразь уходит на дно, того стоило.

Еще один подонок отправился на тот свет.

Когда подруга из Провиденса рассказала, что в школе ее младшей сестры ходят слухи про учителя-извращенца, я подкинула тому наживку в виде фальшивого аккаунта от имени подростка, и он сразу же клюнул. Мистер Меррик принялся выпрашивать у «Джеммы» фотографии и умолять о встрече. Я подумала: почему бы и нет? Можно устроить ему веселый Хеллоуин и избавить мир от лишних паразитов. Правда, топить его в водохранилище я не планировала. Я собиралась вытолкать Меррика на обочину, пустить пулю в лоб, забрать подходящий трофей и оставить труп посреди дороги: пусть гниет в канаве, где ему самое место. Увы, он догадался, к чему идет дело, и чуть было не сбежал. Наверное, я сама виновата: не стоило с хохотом палить ему по шинам, по пояс высунувшись из окна.

Застрелить человека на пустой дороге несложно. Главное – замести потом следы, особенно если твой бампер оставил отпечатки на его машине.

Впрочем, с озером тоже вышло неплохо. И зрелищно!

– «Все пройдет, все переменится», – напеваю я, откручивая с помощью монетки винты на заднем номерном знаке. Передний – превратившийся в скомканный лист металла – я уже подобрала с дороги. Закончив с номерами, вытаскиваю из «Эскалейда» теплые вещи и натягиваю поверх шортиков и сетчатых колготок спортивные штаны, а на плечи накидываю куртку. Прячу пистолет в кобуру, забираю из бардачка документы, надеваю сумку на плечо и закрываю дверцу.

Я стою у обрыва, куда скатилась машина Меррика. Вспоминаю его лицо перед аварией: глаза, полные ужаса; вставшие дыбом волосы; разинутый в беззвучном вопле рот. Он знал, что сейчас умрет, но почему – не понял.

Разве я не должна чувствовать вину?

Нет. Нисколечко.

Прогнав злость, до сих пор кипящую внутри, я с ухмылкой гляжу на озеро, ставшее водяной могилой.

– Иногда карму приходится немного подтолкнуть. Не правда ли, мистер Меррик?

Удовлетворенно вздохнув, я принимаюсь вышагивать вдоль скалистого берега. Отправляю отчиму сообщение: пусть знает, что я жива-здорова. Ставлю таймер для следующего сигнала. Затем, вскарабкавшись по скалам, нахожу укромное местечко, натягиваю капюшон на голову и, после аварии чувствуя изрядную ломоту в костях, ложусь на гранитный валун и гляжу в звездное небо. Идеальное место для размышлений.

Проходит час, другой, третий…

По дороге изредка проезжают автомобили, но водители меня не замечают – я прячусь в тени. Притормозить и проверить, что с «Эскалейдом», никто не удосуживается. Прежде чем машина окончательно заглохла, я сумела скатить ее на обочину, и если не приглядываться, то повреждений на капоте не видно. Поэтому когда к внедорожнику медленно подъезжает старый автомобиль с фырчащим двигателем, я тут же подскакиваю. Сердце заходится в груди, и я прячусь за камнем.

На телефон приходит сообщение. Контакт неизвестен.

На месте.

– Очень лаконично, – бурчу я, выпрямляясь.

Голова отчего-то кружится, а ноги подкашиваются, и все же мне удается взять себя в руки и выйти к машине.

Двигатель затихает. Я прижимаю сумку к боку, кончиками пальцев держась за холодную рукоять пистолета, и выхожу на середину дороги.

Дверь скрипит, из машины появляется водитель в черном гидрокостюме. Лицо скрыто маской, видны только глаза и рот. Он крепкий и мускулистый, но движется очень плавно.

Я покрепче берусь за пистолет.

– Код, – односложно бросает водитель.

Потираю лоб, пытаясь вспомнить сообщение отчима. Под тяжелым взглядом незнакомца цифры всплывают в памяти неохотно.

– Четыре, девять, семь, ноль, шесть, два.

Ночь темная, я почти не вижу собеседника, хотя чувствую, как он осматривает меня с головы до ног.

– Травмы, – вполголоса отмечает он, говоря так, будто в горле застрял камешек.

– Что?..

Он подходит ближе. Я отступаю, но меня хватают за руку, и я отчего-то забываю про пистолет. Мужчина включает фонарик и светит на лоб.

– Нужно зашить. – Вот и все, что он говорит.

– Может, и нужно… Но нитки я оставила дома, – язвительно отвечаю я.

В душе вскипает раздражение: будто это я виновата, что не зашила рану.

Я дергаю за руку, но меня не отпускают, лишь крепче сжимают пальцы, светя фонариком сперва в левый глаз, потом в правый, потом снова в левый.

– Обмороки? – спрашивает незнакомец.

Я щурюсь и морщу нос, не понимая вопроса, а он стучит фонариком по моей макушке.

– Ай!..

– Обмороки? – повторяет он. Говорит резко, хоть и шепотом.

– Хочешь узнать, не теряла ли я сознание? Нет!

– Тошнит?

– Немного…

– Сотрясение, – скрипуче объявляет он, после чего резко отпускает мою руку, словно я заразная, отворачивается и идет к перекрестку, где я, проскочив знак поворота, снесла с дороги машину Меррика.

Я иду следом. Он светит фонариком на асфальт: наверное, ищет осколки.

– У меня никогда не бывало сотрясений. Я что, теперь могу впасть в кому? – спрашиваю я.

– Нет.

– А кровоизлияние в мозг может случиться?

– Нет.