– Китайца! Чтобы знаки показывал! – фыркнула я.

– Да ну этот хлам… Давай я тебе подборщика подгоню, возьмешь японку подержанную.

– Хочется новенькую!

– Ага, тебе новенькую хочется, а сама на первом свидании в койку прыгаешь. Нет, чтобы…

– Беречь себя до свадьбы? – закончила я. – Вот не надо людей с машинами сравнивать. Вещь это вещь. Это просто функционал. А я личность.

– Все мы друг для друга только функционал…

– Философ вы, Арсений Владимирович…

– А вы, Вера Сергеевна, вертихвостка.

– Слово шлюха вам остатки приличий не разрешают произносить?

– Остатки вашей оплаты за курс вождения. У нас еще пять занятий.

– Шлюха, Арсений Владимирович, отдалась бы красивому мужику за тачку. Не китайца и не подержанную японку. А я дура.

– Чего это? – покосился Сеня. – А что – тебе предлагали? – И тут же дернулся, чтобы перехватить руль. – Веруня!!! Смотри, куда перестраиваешься! Вмажешься сейчас в этого красавца – я в жизни не расплачусь!

А я смотрю.

Очень внимательно смотрю.

Только не в зеркала и не по сторонам. А на золотистый «майбах», за которым я свернула, даже не задумавшись, будто коза на веревочке.

8. Парковка

Паника накрывала меня волнами: сначала жар до кончиков пальцев от мысли о том, что это машина Филиппа, потом ледяная волна по позвоночнику, когда я поняла, что реально чуть не устроила аварию, потом дрожь в руках, когда я выкручивала руль, чтобы вернуться в свою полосу и обморочная слабость, накатившая, когда уже все вроде кончилось, я встала на свое место в потоке, набрала безопасные сорок в правой полосе и смогла выдохнуть.

«Майбаха» тем временем и след простыл.

Отлично. Еще его тут не хватало. Мы и без того выехали на дорогу, которую Сеня называл «обучающим отрезком», а я «дорогой позора».

Каждые сотню или две метров ее правая полоса то становилась парковочной, то, напротив, парковка там была запрещена. И дорогой инструктор использовал это остроумное решение как тренировку. Перестраиваться я ненавидела до одури, постоянно забывая порядок действий.

Сначала в зеркало, потом поворотник, потом опять зеркало, потом руль… Так, стоп, а если пока я включаю поворотник, уже кто-то появился? А если я первый раз посмотрела в зеркало – а там свободная дорога, и надо бы уже смещаться, а поворотник я не включила? А если включила, посмотрела в зеркало, а там все забито и никто не пропускает? Так и ехать с поворотником как дура – до упора?

В общем, где-то через три минуты попыток запомнить, когда надо успеть перестроиться до знака, когда после, всякие золотистые «майбахи» вылетели у меня из головы вместе с их владельцами «из ада».

Ну и в конце концов, Москва – город большой, тринадцать миллионов человек. Не один же он такой – золотистый? И только у Завадича?

– Опять не успела перестроиться! Верунь, все же просто! Бросила взгляд, если никого нет – лезешь! – командовал Сеня. – Нет, Верунь, опять слишком рано поворотник включила. Минус один балл на экзамене!

– Да к черту экзамен! – психовала я. – Давай я водить сначала научусь, а потом будем про экзамен думать!

– Моя задача – тебя натаскать. Потом делай со своими правами, что хочешь. Ой, смотри, какая собачка в розовых сапожках!

– Сеня! – рыкнула я. – Какая, к херам, собачка! Я глаза от дороги боюсь отвести!

– Не притормозила у пешеходного перехода, – парировал Сеня. – Минус семь баллов, конец экзамена.

– Зато притормозила у трамвайных путей! – похвасталась я.

– Да, трамваю лучше уступить, он большой, железный и тормозить не умеет. А вот пассажиры мягкие, маленькие и ненужные, согласен. Но у ГИБДД почему-то другое мнение. На ближайшем перекрестке направо.

– Да бля! – я только хотела перестроиться на свежепоявившуюся справа полосу, с которой можно поворачивать, как туда уже юркнуло такси. – Они совсем отбитые? Чувак, ты думаешь, я тут дистанцию держу специально для тебя, что ли?

С некоторых пор я полюбила пробки и длинные светофоры. Никогда бы не подумала, что бесконечные красные циферки, которые так бесили, когда я стояла на переходе, окажутся настолько умиротворяющим зрелищем, когда я буду за рулем.

Еще девяносто секунд можно не принимать никакого решения…

Еще восемьдесят пять секунд можно чесать нос.

Еще семьдесят секунд можно посмотреть по сторонам. Еще пятьдесят пять секунд можно что-нибудь сказать Арсению.

Еще двадцать секунд…

– Сень, а у нас урок уже кончился! – взглянула я на часы. – Может, я тут у метро вылезу и домой?

– Нет, сворачивай направо, – обломал меня он. – Будешь учиться парковаться в бокс под сорок пять градусов. В боевых условиях.

– Это нарушение прав ученика! И твоей рабочей… ээээ… гигиены! Ты должен отдохнуть! – попыталась отмазаться, но не удалось.

– Вот запаркуешься – пойду пожру, у меня как раз окно.

Я бы закрыла лицо руками, но на дороге это делать не разрешалось.

Вообще, как рассказывал Арсений, существовало три главных женских греха за рулем:

1. Перепутать лево и право.

2. Перепутать газ и тормоз.

3. Бросить руль и зажмуриться.

Как любая нормальная женщина, я боялась показаться «тупой истеричкой» и тщательно следила, чтобы не нагрешить. Из-за этого дико тормозила перед каждым действием, по пять раз перепроверяя, точно ли надо дернуть рычажок поворотника вверх.

Или вниз?

Нет, все-таки вверх.

Правый поворотник, притормозить, направо, парковка…

Забитая под завязку.

– Мест нет! – радостно объявила я Сене.

– Есть, – возразил он, кивая в самый конец ряда. – Во-о-о-он там.

Ага. Я уже увидела.

Между мерседесовским черным тонированным фургоном и… золотистым «майбахом».

– Девочки такими словами не ругаются, – заметил Сеня. – Давай, Верунь, все ты умеешь.

Я все умею. Все-все-все умею. Я ни разу на площадке даже конус не сбивала.

Передним габаритом до фары, руль направо, вперед, пока не увижу в зеркале…

Завадича, который открыл водительскую дверь «майбаха» и встал рядом, с любопытством наблюдая за мной.

Я вжала тормоз так, что Сеня чуть не впилился головой в лобовое. А потому что нечего отстегиваться раньше времени, когда тупые истерички за рулем!

– Верунь! Что за дела? – возмутился он.

– Все в порядке, – пробормотала я. – Просто перенервничала…

Вот сейчас бы начать ему объяснять, что это за хрен в сером костюме и голубой рубашке стоит, вальяжно опираясь задом на крыло «майбаха» и, скрестив руки на груди, ждет, когда я впилюсь либо в него, либо в не менее дорогой «мерс» по соседству.

Настолько аккуратно я не парковалась никогда в жизни! Даже в самый первый раз.

По миллиметру, сощурив глаза и вглядываясь в еле заметную разметку на асфальте через мутноватое зеркало.

А стального цвета глаза сверлили меня так, что я чувствовала проникающий в кости взгляд, даже когда не видела Завадича ни в одно из окон или зеркал.

Так, заднюю, колесо на линии, еще чуть-чуть, руль прямо и отпуска-а-а-аем тормоз…

Все!

Я выдохнула, поставила на паркинг, дернула ручник и откинулась на подголовник кресла, тяжело дыша.

– Арсений Владимирович, ну теперь урок окончен? – спросила я с закрытыми глазами.

– Свободна! – махнул рукой Сеня, и я мгновенно вылетела из машины, едва успев отщелкнуть ремень безопасности.

И увидела, как «майбах» спокойно выруливает со своего места!

Разворачивается и направляется к выезду!

Вот зараза!

Рядом со мной он притормозил, водительское стекло поползло вниз, и Филипп небрежно бросил:

– Привет, Вера. Рад видеть.

– А если бы я тебя задела?! – возмутилась я. – Ты раньше выехать не мог?

– Задела бы – заплатила, – опасно сощурившись, ответил Филипп. – Ну или как-то по-другому отработала.

– Я заплатила? – театрально громко фыркнула я. – Ничего подобного! Во время обучения вся ответственность на инструкторе.

Филипп выдержал паузу в пару секунд, высунулся из окна, чтобы посмотреть на Арсения, который как раз вышел из учебной машины покурить и невозмутимо поинтересовался:

– Думаешь, надо его заставить отрабатывать? Нет уж, я лучше по понятиям, а не по закону.

Я тоже покосилась на Арсения, который едва избежал «отработки» с Филиппом и не удержалась от смешка.

– Что ж, пожалуй, повезло, что теперь никому не придется платить. Тебе повезло! – заметила я.

– А тебе нет? – сочувственно цыкнул языком Филипп. – Вера, Вера… Ну ты же сама отказалась от нашего договора, зачем сейчас так явно жалеть? Можно прямо сказать, что передумала.

Его рука с длинными пальцами, с сухими жилами на тыльной стороне, с дорогим хронометром на запястье, небрежно лежала на рулевом колесе «майбаха».

Ресницы тенью накрывали светло-стальные глаза с узким на солнце зрачком.

Тонкие, четко очерченные губы были твердо сжаты, но в уголках таилась язвительная улыбка.

Во всей его позе чувствовалась напряженная энергия зверя на охоте, замаскированная обманчиво расслабленной позой.

Красивый – ужас.

Но что ж мне делать, если я действительно сама отказалась, а женская гордость не даст мне признаться, что передумала?

Под пронизывающим взглядом Завадича я достала из кармана связку ключей, зажала ее в кулаке, выставила один, самый длинный, между пальцами, как оружие.

И провела им по блестящему золотистому боку «Майбаха», оставляя глубокую царапину.

До железа.

9. Расплата

Мне показалось на мгновение, что все мышцы невозмутимой маски на лице Филиппа разом дернулись. Но, возможно, только показалось.

Потому что сама маска не изменилась ни на йоту.

И поза не изменилась.

Он выдержал несколько долгих секунд, глядя на меня.

Глаза в глаза.

Я – с кипящей азартом кровью.

Он – неподвижный, как каменная статуя, еще более спокойный, чем до этого.

Потом неспешно открыл дверцу машину и вышел. Сделал шаг назад, разглядывая царапину. Внимательно и расслабленно, как произведение искусства. Даже склонился поближе.

Выпрямился и лениво-задумчиво произнес:

– Как будем решать, Вера?

– Не знаю! – пожала я плечами с самым легкомысленным видом.

От него шарашило такой густой тяжелой энергией, что, даже когда он молчал, казалось, что я стою рядом с огромными колонками, басы которых пробивают кости и вибрируют внутри меня.

Тянуло к нему – безумно.

Такая всепоглощающая власть хищника.

На минуточку я даже начала понимать зверюшек, которые сами идут навстречу удаву, свивающему свои мощные кольца в завораживающем танце.

– Говоришь, ответственность несет инструктор? – Завадич перевел пронизывающий взгляд на Арсения, и я прям заревновала.

Это моя игра!

– Я не за рулем была! – поспешно возразила ему.

– Тогда вызовем полицию и выясним, к какому ведомству относится твой… – он сделал круговое движение кистью. – Экстравагантный жест.

– Мы вроде собирались не по закону, а по понятиям… – я смотрела ему прямо в глаза, сходя с ума от стального холода их серого цвета. И того, как явно он был заинтересован во мне.

Ни с одним мужчиной в жизни мне не было так интересно.

Они либо сразу недвусмысленно заявляли, чего хотят, либо были явно не заинтересованы.

Завадич устраивал охоту.

И меня это будоражило.

– Что ж… – он смерил меня с ног до головы, и я обрадовалась, что надела сегодня юбку. – Деньги у тебя есть. На машину.

– Ага.

Кожу покалывало от его взгляда, а ощущение опасности и возбуждения судорогой скручивалось в животе.

– Значит, расплатишься. Сама понимаешь, после покраски цена автомобиля будет уже гораздо ниже. Так что, кроме работ, ты компенсируешь и это падение стоимости.

– Зачем? Ты собираешься его продавать?