Быстро натянули снятую с курьеров форму – мне она оказалась великовата, но выбирать не приходилось. Напоследок я бросив взгляд в сторону дома деревенского головы. И не зря – на крылечко вышла Фрузсина – в лёгком платье, с каким-то наивным шарфиком на голове. Возникла мысль подбежать, попрощаться – но надо было торопиться. С грустью я почувствовал, что вряд ли больше увижу эту девушку и вряд ли узнаю, удалось ли мне сделать ребёнка.

Но – партзадание было важнее.

* * *

– Как её хоть звали? – спросил Куратор спустя полчаса

Мы уже выехали из сельского микрорайона и мчались по длинному аэродуку над пригородами осаждаемого “квадрата”, почти прямо под дождевыми коммуникациями и толстенной орбитальной крышей из криостекла. Я глядел, изогнувшись, в окно и задумчиво втирал в ногу регенерационный гель. Поток машин и флаеров вокруг нас медленно рассосался, и наш фургончик двигался почти один. Картина была мрачноватая – район был когда-то обильно заселён, но сейчас половина разноцветных многоэтажных домишек выглядела заброшенными. На перекрёстках под нами виднелись блок-посты и патрули в странных яйцеобразных броневиках – я не сразу понял, что это машины Ордена Опричников, спецназа Инспекции.

– А? Фрузсина, – отозвался я. – Грустно, что больше никогда не увижу.

Куратор покачал головой и ухмыльнулся.

– Вам радоваться надо, молодой человек. Не многие в вашем возрасте могут похвастаться таким послужным списком. Я вот, например, только в двадцать лет, понимаете.

– Как её звали? – набрался наглости я.

– Кьюн Тхам, – он расплылся в улыбке. – Я вырос в Союзе Эмигрантских Автономий, один из немногих там, кто из коренных в десятом поколении. А её родители – откуда-то из Альянса на ковчеге приплыли, я даже толком не запомнил, что за национальность. Психолог из моего первого училища, занимавшийся трудными подростками. Старше меня на десять лет. А я был… скромным, малообщительным, но, по-видимому, вполне симпатичным парнем. И, собственно, самым приличным и образованным из её группы, хотя и был уличён в воровстве… попытках взлома государственных систем…

– Вы?! Уличались?! – удивился я.

– А вы что думали? Не будь у меня рыльце в пушку – направили бы меня курировать членов вашего профсоюза?

– И то верно. Ну… и как всё… хм, произошло?

– История не особо примечательная. Нас было пятеро – двое бессарабских эмигрантов, японец, одна бразильянка, такая… весьма полная, и я. Кьюн в рамках исправительно-воспитательной работы пригласила нас к себе в дом в гости на Масленицу – есть такой древний праздник, характеризующийся… приготовлением блинчиков.

– Да, слышал о нём, – кивнул я.

– Ну и, собственно… Потом у нашей бразильянки вдруг оказалась здоровая такая бутылка не то контрабандного, не то местного палёного, как же это называется…

– Коньяка? Виски? – предположил я.

– Бери больше! Кальвадоса. Долго уговаривали Кьюн, в итоге – напились все. Непристойные шуточки, матерки, доходило уже до обнимашек – штрафы в браслетах градом сыпались. Я пил меньше всех, молчал, пару раз вступался за дам. К ночи, когда все уже свалились спать вповалку, я отошёл, простите, в туалет по малой нужде, забыв запереть дверь. Ну и, собственно, вдруг слышу за спиной, как дверь открывается, меня хватают… И прямо там. В общем, как-то скомкано всё вышло, неэстетично. С пьяной. Потом пару месяцев ещё встречались, и я чуть в минус не ушёл из-за штрафов – и она тоже. Пока, наконец, её начальство с куратором не вчитались в логи и узнали о таком грубейшем нарушении субординации. Уволили её с переводом в Магнитогорские купольники, к зэкам, да ещё и из чатов везде удалилась. Потом, когда меня уже приняли на работу в Управление, я нашёл её, она была замужем, и сейчас у неё всё хорошо.

Он промедлил ещё некоторое время и добавил.

– Как вы понимаете, имя и фамилию я изменил на созвучные из соображений безопасности. Итак… Мы подъезжаем к пропускному пункту.

Аэродук уже превратился в обычное шоссе, поросшее кустарниками и заканчивавшееся широким порталом тоннеля, ведущего в следующий блок. В тот самый 123-1А. Впереди, в паре сотен метров виднелось два яйцеобразных броневика Инспекции и не то четверо, не то пятеро солдат, периодически то пропадающих, то появляющихся – броня у них, не в пример новгородским воякам, была с эффектом хамелеона. С опричниками я ещё ни разу не имел близкого контакта и, честно сказать, сильно побаивался – даже несмотря на присутствие представителя национальной службы безопасности. Но мгновеним спустя я понял, что большую проблему представляли не они, а малоприметный флаер с двумя хмурыми вояками Новгородской Иерархии, которые стояли чуть ближе и наставили в сторону дороги нехилого вида пулемётный бластер.

Товарищ Куратор притормозил, сбавив скорость почти до нуля и что-то яростно набирая в браслете на руке. Послышался голос из мегафона:

– Жёлтый фургон, остановитесь и приготовьтесь к досмотру.

Один из парней неторопливой походкой направился к нашему фургону.

– Нестандартные задачи требуют исключительных методов, – пробормотал товарищ Куратор. – В общем, завтра я буду обо всём этом вспоминать, как о страшном сне, а пока что…

Он остановил фургон, приземлив на землю, наклонился куда-то вниз… и секундой спустя моё тело пронзила жуткая, душераздирающая боль. Что-то острое дважды впилось в ногу на добрые три сантиметра вглубь в аккурат над ранками, которые я только что замазал. Я заорал, дико, неистово, не зная, что делать – не то закрыть рот ладонью, не то заткнуть потёкшую кровь. Следом я почувствовал, как тело начинает саднить, а кожа на лице и руках опухать, я начал подкашливать и задыхаться. Похоже, в шипах, которым меня уколол мой спутник, был яд.

Разные мысли полезли мне в голову. О том, что я сдохну, так и не повидав только что сделанного мною ребёнка. И о том, что именно Ильдар Ильдарович оказался тем кротом-предателем. И о том, что это не по-мужски – орать и показывать боль.

До желанного портала в квадрат повстанцев оставалось меньше полукилометра. А до медленно шагавшего в нашу сторону полицеймейстера Иерархии оставалось – шагов пятьдесят.

Глава 7. Тайный монастырь

Сообщение: экстренная ситуация (досмотр в зоне боевых действий на орбитальной станции)

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

Обнаружено тяжёлое повреждение организма ядом, активировать универсальное противоядие? (-500 трудочасов бригады) (10 секунд… 9… 8…)

Я потянулся к браслету, чтобы согласится, но шеф тут же отменил отсчёт таймера со своего браслета:

– Не надо, я сам.

Затем другой рукой резво нащупал оставленный на подлокотнике тюбик и обильно намазал рану гелем, затем так же быстро выудил из аптечки фиксирующий пластырь, налепил на ногу – криво, на уголок, а затем воткнул мне в бедро шприц.

Всё это – от остановки фургона до момента, когда мне всадили в бедро шприц – заняло не больше десяти секунд. Затем поправил съехавшую белую фуражку – дурацкий элемент гардероба – и вернулся на место в кресле.

– Прости. Завтра уже всё пройдёт, обещаю, а пока помоги мне, – сказал он.

Я закивал головой, не переставая стонать от боли. Кровь продолжала сочится через пластырь, из глаз брызнули слёзы, а в окне я уже услышал голос мужичка-новгородца.

– Документы! Приготовьтесь к досмотру! Цели визита!

– Мы курьеры медицинской службы, из деревни Нижние Бегунки квадрата 121-1А, – затараторил Куратор. – На Идриса напала какая-то ядовитая тварь, тщедушник, кажется…

Вояка бегло взглянул в планшет и посмотрел на меня. Я отклонился в сторону и показал ногу.

– Эх как он тебя… крабопёс? – усмехнулся он. – С другой стороны – так вам, сепаратам, и надо!

Ильдар Ильдарович возмутился.

– Какие мы, к чёрту, сепараты, мы из медицинской службы, я восемь… десять лет работал, ещё задолго до всей этой ерунды!

– Вышел из машины! Кузов открыл! Так… Что тут у нас. Полотенчика ручной работы, ремесленное изделие незадекларированное! Это мы себе заберём… А вас заберём до разъяснения!

Я вжался в кресло. Побежать я бы всё равно не смог, да и куда бежать – вокруг на голые пол и стены, а до ближайших строений позади – пара сотен метров. Но Куратор вылезать не спешил.

– Почему вы санитарные службы не пропускаете… капитан? Или вы хотите стать лейтенантом? – вкрадчивым тоном сказал Ильдар Ильдарович. – Вообще, как на наше задержание, к тому же на задержание раненого, смотрят вон те ребята?

Он махнул в сторону Опричников.

– Ах! Ты! Да как ты вообще! – начал хватать ртом воздух полицейский и почему-то быстро отпрыгнул в сторону от фургона.

И секундой спустя я понял, почему.

– Пропустить фургон! – послышался властный механический голос.

Приглядевшись сквозь слезящиеся глаза и распухшие веки, я обнаружил маленький шарик-дрон, зависший над нашим фургоном и, несомненно, принадлежавший Инспекции.

– Резолюция сто семь о пропуске транспорта социальных служб, – продолжал неизвестный голос. – У нас же договор – досматриваете только гражданские. Второй раз за день нарушаете!

Вояка нахмурился, закинул стопку полотенец в кузов и тайком умыкнув одно из них в карман, и буркнул:

– Честь имею.

– Господа, следуйте ко входу в портал, вас сопроводят до госпиталя.

– Мда. Влипли, – тихо сказал шеф и нажал педаль газа. – Как ты хоть?

– Дышу, – прохрипел я и потрогал лицо.

На самом деле, я почувствовал, что противоядие действительно начинало действовать, теперь к и так неслабому недосыпу добавилась вялость и сонливость. Но я понял манёвр Ильдара Ильдаровича – он решил не только ускорить процесс досмотра, “создав” в кабине раненого бойца, но и за счёт опухшего лица максимально изменить его внешность. Конечно на темнокожего я мог сойти с очень большой натяжкой, но будь у новгородских вояк сканер телеметрии – он бы в любом случае показал ошибку.

На подходе к порталу один из опричников, словно материализовавшийся из пустоты, указал жестом остановиться. Я уже приготовился к новому досмотру, но тот шагнул в сторону и отстегнул от борта броневика мотоглайдер. Расположил его прямо перед нами, затем длинная узкая штанга полезла к нам под брюхо, подцепила фургон и потащила вперёд.

Товарищ Куратор что-то яростно строчил в браслете, не обращая внимания на шарик-дрон, который следовал прямо за нами рядом с кабиной.

Мы влетели в туннель, соединявший два блока, он оказался куда короче, чем я предполагал, просто шел под углом. На выходе оказалась решетчатая светящаяся ферма непонятной технологии, перегородившая весь двадцатиметровый тоннельный портал. Наш проводник махнул кому-то рукой, и ограждение мгновенно сложилось, освободив нам путь.

Заветный сектор встречал нас баррикадами, расположенными на всех выходах с небольшой площади. Низкий потолок с узкими прорезями – иллюминаторами совсем не напоминал "небо" в предыдущих блоках. Там виднелись стволы орудий и изогнутые чугуниевые конструкции, перегородившие коридоры сверху донизу, чтобы ни наземное, ни летающее транспортное средство не смогло пройти или пролететь. Над всем этим вился голографический розово-полосатый флаг.

– Зачем повстанцы выставили здесь свои блок-посты? – слегка заплетающимся языком спросил я товарища Куратора. – Новгородцы же только в соседнем квадрате. И от них Орден вполне защищает.

– Потише, пожалуйста. Блок-посты не против новгородцев, они против ордена, – ответил Ильдар Ильдарович.

Провожающий нас опричник притормозил в метрах тридцати от ближайшей баррикады. Ветвистые чугуниевые прутья как раз раздвинулись, и в узкую прореху протиснулся длинный белый грузовик с надписью "молоко". Зазвучал голос опричника в мегафон:

– Пропустите, санитарный, раненого везем. Вашего. Псы напали.

– Отцепляйте, сами проводим, – послышался голос со стороны баррикад.

– В соответствие с пунктом семь тысяч триста семь Протокола все раненые в ходе… – начал вещать опричник, но его перебили на полуслове.