Но не всегда знала, что семья – это то, за что стоит бороться.

* * *

Апрель, 2019 год

Мэл не пользовалась духами. Ей и не нужно было. Пусть ее каштановые кудри всегда были сзади подколоты массивными заколками, а спереди – собраны под козырек с логотипом сети кофеен, густой аромат насквозь пропитал волосы, кожу и одежду. Да это и не удивительно. Она чуть ли не жила на работе, брала дополнительные смены, не отказывалась работать сверхурочно и помогала с инвентаризацией – ведь обучение в колледже медсестер обходилось недешево. А Сара всегда хотела стать медсестрой.

Почти всегда.

Еще не забылись времена, когда она мечтала о другом. Выросшая в горах на западе Виргинии с матерью-травницей, она в будущем тоже видела себя целительницей. Ей было тяжело вспоминать, как именно прежние помыслы превратились в нынешние – не без помощи Мэл.

Сара глубоко вдохнула утешающий запах кофе, исходящий от подруги.

Невозможно вернуться домой. По крайней мере, в этой жизни. Это небезопасно. Конечно, однажды Сару Росс там похоронят. Рядом с матерью. А до тех пор она будет учиться исцелять более современными способами.

Тем утром аромат работы Мэл наполнял квартиру, пока она пила травяной чай, заваренный заботливой рукой Сары. Около чашки оставались только хлебные крошки от тоста, который тоже поджарила Сара, но та знала, что уговаривать подругу съесть что-то еще бессмысленно. В вопросах экономии бюджета Мэл была непреклонна и не позволяла себе ни кусочком больше запланированного, хотя подруга часто уговаривала взять добавки.

Даже настоящая сестра не беспокоилась бы о ней так, как беспокоилась Мэл. С самого начала эта опека принесла Саре огромное облегчение. Когда боль от утраты матери была остра и свежа. Когда оказалось, что требования города, его виды и звуки кардинально отличаются от порядков укромного мира посреди шепчущей чащи, где она выросла.

Мэл в буквальном смысле давала отпор всем насмешникам, которые передразнивали говор Сары или ее провинциальную манеру держаться. Всем задирам, для кого она была легкой мишенью, потому что не понимала, как сироте отстаивать свое право на существование. Потрясенная утратой, она училась этому медленно. В Ричмондский детский дом она попала полностью изувеченной крушением той единственной жизни, которую когда-либо знала.

А Мэл подхватила ее, не дала упасть и разбиться.

И собственные проблемы Мэл – сироты без перспектив удочерения – отошли на второй план. С того самого момента она взяла Сару под крыло и помогала ей во всем. И Сара полагалась на нее. Но теперь кое-что изменилось. Проходив полгода в колледж медсестер, Сара поняла, что названая сестра не собирается поступать туда вслед за ней, как обещала. И прекращать урезать свои потребности в еде, одежде и всем остальном, чтобы Саре доставалось больше, она тоже не планирует.

Нет, если только Сара ее не заставит.

Обескураживающая мысль. Никто не мог принудить Мэл делать что-то, чего ей не хотелось. Она была сама непреклонность. Словно солнце… или, скорее, луна. В ней определенно больше от ночи, чем ото дня. В их маленькой семье источником тепла была Сара. Тепло исходило от чая, который она заваривала, от ее вышивки. От комнатных растений в горшочках и дурашливых сообщений, иногда заставляющих Мэл улыбнуться. А Мэл олицетворяла извечную предсказуемость приливов и отливов. Ее трудами их существование двигалось вперед, но старалась она всегда ради Сары, а не для себя. Только Сара знала, что жизнь Мэл не будет исчерпываться подобными заботами и работой.

– Тебе надо побольше времени проводить вне кофейни, – сказала Сара. Веки Мэл утомленно опустились, но на губах при мысли об отдыхе все же возникла ухмылка.

– Буду спать весь день, обещаю, – ответила Мэл, кинула осточертевший козырек с логотипом на стол возле себя и начала вынимать заколки. Они часто провоцировали у нее головные боли. Вот и сейчас она погрузила пальцы в волосы, чтобы помассировать кожу – видимо, пытаясь справиться с болью, промолчав о ней.

Но Саре часто было известно больше, чем другим.

К примеру, она знала, что Мэл вовсе не уготовано судьбой варить кофе до конца своих дней. Только вот не знала, как заставить подругу выйти из роли спасателя-опекуна и позаботиться о самой себе.

– Они опять тебе позвонят раньше положенного. И ты опять уйдешь, потому что меня не будет рядом, чтобы отговорить, – продолжала Сара, на что подруга пожала плечами и отхлебнула еще чаю, не став спорить.

Сара хотела предупредить: вот-вот случится что-то нехорошее. Кроме трудоголизма Мэл ее беспокоило и нечто другое, считывающееся где-то на периферии чувств. Знаки приближающейся опасности. Они слышались в ворковании голубей, сидящих на подоконнике. И в шуме ветра, колеблющего ветви деревьев. В ее жизни до сих пор звучал голос природы, и Сара не могла взять и отмахнуться от того, что он говорил. Но она не представляла, как передать это знание Мэл, чтобы не усугублять и без того нелегкое бремя, которое та решительно несла на своих сильных плечах.

И вот ее названая сестра поднялась с места, допив оставшийся чай. Затем решительным движением стукнула донышком о стол. Проходя мимо стула Сары, она остановилась и наклонилась, чтобы поцеловать ее в макушку.

– Иди на занятия. Я со всем разберусь, – сказала подруга, легонько толкнув Сару бедром в бок. Это не отменяло нежного поцелуя, однако обозначило конец разговора.

Сара наблюдала, как, избегая серьезного обсуждения, Мэл ретируется в свою комнату. Чтобы там, несмотря на успокаивающий чай с валерианой, ворочаться в кровати, думая, где наскрести денег на оплату стажировки Сары и как долго можно будет проносить собственную старую обувь. Когда дверь в комнату закрылась, Сара с неохотой потянулась к кружке с веселым лисом, которую купила для Мэл на прошлое Рождество, скопив понемногу денег. Нужно было взглянуть на остатки молотого корня валерианы на дне чашки, хоть Сара и опасалась того, на что они укажут.

Сердце оглушительно забилось, а глаза широко распахнулись. Комочки и завитки в чашке Мэл сводили на нет улыбку мультяшного лиса. Сара уронила чашку на стол. Она со стуком опрокинулась набок. Девушка взглянула в сторону комнаты Мэл и приподнялась, собираясь пойти к ней… За утешением? Чтобы предупредить? Но ни то ни другое не могло решить проблему. Ее взгляд переместился на входную дверь и замер. Три дополнительных засова, которые поставила Мэл, не могли защищать их вечно. Угроза, выгнавшая Сару из горных лесов, все еще шла по ее следу, и на сей раз даже Мэл не под силу остановить падение.

А кто подхватит саму Мэл?

Сара тихо собрала со стола посуду и смыла заварку в раковину, надеясь, что ошиблась. Споласкивая тарелки, она изо всех сил старалась уловить правдивые ответы, но воркующим голубям на подоконнике больше нечего было сказать.

Глава первая

Сара Росс, двенадцати лет от роду, схватила под подушкой пахнущий травами оберег – сделала она это так стремительно, как если бы это был не оберег, а вытяжное кольцо парашюта, а ее грубо вытолкнули за борт самолета, летящего на высоте нескольких тысяч километров. Кошмары часто заставляли проснуться, но от этого воображаемого падения дрожащие пальцы сжали крошечную вязаную мышь с такой силой, будто от нее зависела жизнь Сары. Оберег, подарок матери, набитый полынью, мелиссой и прочими травами, должен был помогать заснуть – и, как правило, помогал, но сновидение разбудило ее и наполнило неодолимым ужасом, словно под ней вместо земной тверди зияла бездонная пустота.

В этот раз пальцы продолжало ломить даже после того, как она почувствовала под собой матрас. Она никуда не падала. Сон прошел. Простыни на мягкой кровати все еще пахли солнечным лугом: они впитали его аромат, пока сушились на улице.

Только руки все равно болели.

Подобные ощущения сопровождали пробуждения Сары с самого раннего детства и не имели рационального объяснения. С ее пальцами, костяшками и ладонями физически все было в порядке. Обычно мышка помогала за несколько минут, возвращая девочку в реальный мир.

Но в этот раз все было иначе.

Сара села на кровати, но без оберега в руках. Она оставила его там же, под подушкой, потому что в двенадцать лет уже стыдно хвататься за Шарми, выцветшую розовую игрушку, когда тебе страшно. Сердце все еще лихорадочно билось. Желудок сводило от тошноты: деревянные половицы под босыми ногами Сары не казались достаточно осязаемыми. И все равно Сара встала и прошла несколько шагов, чтобы закрыть окно.

Может быть, ее разбудил остывший утренний воздух?

Только вот иногда женщин семейства Росс посещали предчувствия, объяснить которые с помощью привычной логики было нельзя.

Предрассветное марево едва окрашивало небо. Сара напрягла слух. Не было слышно криков козодоя. Не раздавалось насмешливого лая койотов, спешащих залечь на день в логове, и петухи, сбежавшие из курятника, не сообщали округе о своей ловкости и удаче из укромных уголков.

В диколесье было непривычно тихо.

Внезапная тревога стряхнула с девочки остатки сна и заглушила боль в костяшках. Хижина казалась неродной, и это противоестественное ощущение словно расползалось от точки, где неподвижно и безмолвно стояла Сара, по аппалачской глухомани, простиравшейся на сотни километров вокруг.

Сара хотела было снова нащупать мышиный оберег, но тут вспомнила, что сегодня день ее рождения. А значит, будет традиционный в этих горах многослойный яблочный пирог, подарки, и, может, если очень повезет, мама наконец разрешит кому-нибудь из своих подруг приложить девочке к ушам грелку со льдом и проколоть мочки иголкой. Тогда можно было бы надеть новые сережки, которые наверняка лежат в одной из ярких коробочек в маминой спальне.

Радостные мысли.

И тем не менее сердце Сары продолжало биться быстрее, чем следовало. Этого не объясняла тишина леса и приснившееся падение. И фантомная боль была слишком обычным явлением, чтобы послужить причиной. Что-то не так. Поэтому Сара и проснулась. Не от прохлады. Не из-за кошмара. И не от возвращающихся болей в пальцах, источник которых, как сказала мама, когда-нибудь отыщется.

Вчера ночью, перед тем как лечь спать, Сара распахнула окно, чтобы выпустить испуганного мотылька-сатурнию, угодившего в промежуток между сеткой и волнистым стеклом. Беспокойное биение в груди напомнило девочке трепет крыльев насекомого. Та же беспомощность и желание освободиться. Мотылька она отпустила, но своему неистово колотящемуся сердцу помочь сейчас не могла.

Пол под ногами казался холодным, но Сара не стала искать носки или тапки. Она поспешно вышла из своей расположенной на чердаке спальни на маленькую лестничную площадку, от которой вниз вели ступени из горбыля. На них были разостланы лоскутные коврики, так что Сара спустилась в гостиную почти бесшумно.

Света нигде не было – даже в ванной рядом с маминой спальней. Мать Сары всегда оставляла эту лампочку гореть на случай, если посреди ночи придется открывать входную дверь. Живущую в горах целительницу могли побеспокоить в любое время, пусть до современной клиники теперь было меньше часа езды.

Неожиданная темнота была временной. Вот-вот должно встать солнце. Розоватая дымка уже обрамляла силуэты предметов вокруг.

Вместо того чтобы бежать будить маму, Сара пошла на кухню. Она ведь уже не ребенок – несмотря на трепещущего мотылька в груди.

Ей исполнилось двенадцать. Она скоро проколет уши, а потом начнет помогать матери в семейном ремесле. Наблюдая за ней, Сара уже многое узнала: как выращивать травы и перемалывать их, как готовить настойки и отвары. Теперь уже не по возрасту пугаться плохих снов и предчувствий.

Боль в костяшках прекратилась. А с ее причиной можно будет разобраться потом.