– Спокойной ночи, мама, – говорит она вслух.

Оставив ставни открытыми и раздвинув шторы, Фрейя возвращается в постель, перекладывает подушку на другой конец кровати и ворочается на ней так и сяк, пока сияние луны не ложится на лицо, точно материнское прикосновение. В ее руке пустой флакон из-под духов, который она всегда держит в сумке. Водя пальцем по гладкому твердому стеклу, Фрейя в конце концов засыпает.

Глава 6
Правила

Наутро Фрейя чувствует себя на удивление бодрой. Завтрак подают на южной террасе виллы, накрытый на семерых стол расположился в тени старого эвкалипта. Корзины со свежим кунжутным хлебом стоят рядом с деревянными мисками со свежими фруктами. Персики, инжир, груши, сливы. Запах розмарина наполняет воздух, а вид с веранды – просто мечта. Вот бы просыпаться каждое утро и любоваться им до конца своей жизни: бирюзовое море в обрамлении кипарисов, диких тюльпанов и незнакомых ярких желтых цветов. Щебечут птицы, жужжат насекомые, маленький оранжевый геккон выныривает из горшка с геранью, устремляется вверх по каменной стене и прячется в зарослях жимолости.

– С мятой, хочешь? – спрашивает Хардж, передавая Фрейе стакан воды.

Она делает глоток, хрустит кусочком льда, а теплый летний ветерок обдувает ее босые ноги. Средиземноморский жар сильно отличается от привычного ей кухонного пекла, когда температура больше изматывает, чем радует. Фрейя подходит к подносу с кофе, сваренном на горячем песке, и задается вопросом, чем сейчас занимаются Андре и Кортни. Заметили ли они вообще ее отсутствие? Возможно, нет.

– Небольшой совет… – К ней подходит хорошо одетый мужчина, заговорщицки понижая голос. – Не пейте до дна. – произносит он с сильным французским акцентом.

Фрейя замирает, пытаясь понять, всерьез он или шутит. Не пей до дна. Это такая кодовая фраза для своих?

– Я Стефан, – протягивает он руку.

– Фрейя, – улыбается она.

– Мы приехали поздно ночью и еще не успели со всеми познакомиться. Это мой партнер, Мишель. – Стефан машет коренастому мужчине с квадратной челюстью, что стоит у виллы и разглядывает зеленую травку в одном из ящиков.

– Бонжур. – Мишель подходит ближе и поправляет солнечные очки от Dolce & Gabbana. Еще на моднике безупречный поварской китель и клетчатые брюки.

– Рада познакомиться. – Однако не успевает Фрейя пожать ему руку, как он отворачивается и угощается свежевыпеченным хлебом. На лацкане красуется монограмма – М. В. Chef d’Or, «Золотой шеф». Может, какая-то знаменитость среди французских кулинаров?

Стефан виновато качает головой.

– Простите. Он вечно так замыкается в дни соревнований. Ему нужно побыть одному.

Фрейя тянется за булочкой.

– А вы часто участвуете в конкурсах?

– Я – нет. А вот Мишель – да. Это он у нас главный, я на вторых ролях.

– Но вы же тоже отобрались? Вы оба прошли?

– Да. – Стефан усаживается за столом.

– Ну тогда какой же вы «на вторых ролях», – нервно смеется Фрейя. – Большинство кандидатов письменный экзамен даже высидеть не могут, не то что сдать!

Стефан застенчиво улыбается.

– Я не хотел…

– Хвастать! – подсказывает Хейзел, влезая между ними с полной тарелкой острой колбасы. – Ты не хотел хвастать.

Фрейя виновато смотрит на Стефана, а потом садится рядом с Кваме. Хейзел же занимает место во главе стола и наливает себе чай.

– Фрейя, а ты откуда? – спрашивает она вроде и не высокомерно, но вроде бы и да.

– Из Ноттингема, – отвечает Фрейя, стараясь говорить мягко, но от приторного кофе перехватывает горло, и она закашливается.

– Из Ноттинг-Хилла? – Мишель заправляет брендовый ярлычок за ворот рубашки Стефана и тоже садится.

– «Ноттинг-Хилл» – любимый фильм Мишеля, – поясняет Стефан, пододвигая к себе варенье. – Обожает Хью Гранта.

– Хью Бонневиля я люблю больше, – сообщает Мишель, намазывая хлеб маслом.

– Мне всегда нравился Ноттинг-Хилл, – говорит Хейзел. – У отца когда-то была квартира с видом на Портобелло-роуд. Красивая, прямо как торт Баттенберг. Не помню точно, лимонно-желтая или нежно-голубая, но совершенно потрясающая. Однажды мы провели там чудесное Рождество, кажется, даже сам премьер-министр приезжал дать сигнал зажечь елку.

Интересно, в какой момент Фрейе придется пояснить, что она-то живет не в одном из очаровательных киношных особняков, а ютится на диване в квартире Хади в неблагополучном пригороде Ноттингема, где то и дело раздаются выстрелы. Там если кто и зажигал елку, так это было десять лет назад – и то приезжал один из актеров второго плана «Улицы Коронации». Однако момент упущен, и разговор подхватывает Хардж, что сидит на другом конце стола рядом с Леандрой-Луизой, которая в честь предстоящего дня кулинарии втиснулась в платье без бретелек и босоножки на шпильках.

– Мы тут что, как на шоу «Остров любви»? – говорит Хардж, стараясь не смотреть на грудь соседки.

– Надеюсь, что нет, – бормочет себе под нос Фрейя.

– Помесь «Острова любви» и «Лучшего повара Америки», – хихикает Леандра-Луиза.

– Это там, где участников жуков есть заставили? – спрашивает Хейзел, кривясь от отвращения.

– Нет, это в «Последнем герое» было, – поправляет Хардж. – Не волнуйся так, Хейзел, расслабься.

Улыбка расползается по лицу Фрейи. В каждой разношерстной группе незнакомцев должен быть вот такой Хардж, чтобы растопить лед и поддержать разговор.

– «Остров любви» – реалити-шоу про отношения, – объясняет он и, улыбаясь, толкает суровую соседку под руку. – Итак, какие планы на вечер, Хейзел?

Ее глаза озорно вспыхивают, и Хардж тревожно замирает.

– Шучу, – торопливо исправляется он, глядя на Леандру-Луизу в поисках поддержки. – У меня отец фанат всевозможных шоу. Мама твердит, что он впустую тратит время, но папа буквально жить без них не может. Особенно без тех, что связаны с едой. Он бы умер, если бы «Лучшего пекаря Британии» снова не запустили в эфир.

Фрейя намазывает хлеб нежнейшим сливочным маслом и задается вопросом, какие шоу обожает смотреть ее отец и есть ли у него тяга к кулинарии. Любовь к готовке определенно досталась ей не от матери, та растила дочь на картофеле в мундире и печеной фасоли, пока в одиннадцать лет Фрейе не пришлось самой заботиться о себе. Хотя такая диета, вероятно, была продиктована банальной нехваткой денег, а не ленью возиться на кухне, все-таки маме из-за болезни пришлось довольно быстро уйти с работы.

Временами Фрейе хотелось побольше узнать про отца, но мать не могла вспомнить, высокий он был или низкий, крепкий или худощавый. Даже национальность осталась загадкой. Жив ли он вообще? Где обосновался? Любит соленый или сладкий попкорн? Умеет ли распознавать сорта сыра по одному только вкусу? Мама лишь говорила, что он был военным. И все. Летчик? Моряк? Артиллерист? Кто его знает, запомнились только форма и медали. Вдобавок мать утверждает, что во время их знакомства работала проституткой под именем Эсмеральда.

Беседа возвращается обратно к еде. Кваме хвалится, как в «один из его ресторанов» заглядывал сам Гордон Рамзи и высоко оценил мусаку, мол, просто во рту тает.

Фрейе становится неловко.

– А ты встречала шефа Рамзи? – спрашивает ее Кваме.

Она сильнее сжимает кофейную кружку и виновато качает головой. Глаза Хейзел вспыхивают.

– Он просто гений, верно?

– Разнес мои фрикадельки, – жалуется Мишель, закидывая в рот крупную виноградину.

– Все с твоими фрикадельками в порядке. – Стефан обнимает партнера за плечо.

– А я однажды встретила Мэри Берри, – говорит Леандра-Луиза. – В реальной жизни она намного меньше.

У Фрейи во рту пересыхает. Она что, единственная не водит дружбу со знаменитыми шеф-поварами и не кормит своими блюдами звезд? Фрейя залпом осушает кружку и закашливается. Кофейная гуща прилипает к нёбу, обволакивает щеки и забивается в щели между зубов.

– Я же тебя предупреждал! – смеется Стефан.

Терпеть во рту горечь и гадкую кашицу невыносимо. Фрейя набирает в рот воды, бежит к дверям виллы, но та заперта. Что ж, приходится мчать к другому углу здания. Подержав воду во рту и убедившись, что вокруг вроде бы никого нет, Фрейя выплевывает ее на куст рододендрона. Именно в этот момент из-за угла выходит Димитрий, и вода попадает ему прямо на шлепок.

– Фу! – отшатывается грек, разглядывая испачканные гущей пальцы ноги.

– Ох, черт, простите! – Лицо Фрейи буквально пылает от стыда.

– Да что с тобой не так? – сердито спрашивает он.

– Я… я… извините. Просто кофе… И гуща… И я… – бормочет Фрейя.

Димитрий направляется к богато украшенному фонтану в форме русалки и моет ноги под струей воды.

Ну вот что за напасть? Почему именно он, именно сейчас… Это что, закон подлости? Сначала мышка, теперь еще кофе. Просто ужас, что Димитрий теперь о ней думает? Готовая провалиться сквозь землю, Фрейя прижимает ладонь ко рту.

– Мне правда очень жаль.

– Ничего. – Димитрий натягивает искуственную улыбочку «клиент всегда прав». – Не поможете мне? – Он кивает на деревянную доску на колесиках.

– Конечно, – отзывается Фрейя, а сама не может отвести глаз от белой футболки, обтягивающей тело грека.

Он тянет конструкцию за собой, Фрейя подпихивает ту сзади. Сильные руки сгибаются и выпрямляются, заставляя сердце биться чаще. Так они и продвигаются к углу здания. Внезапно в голову приходит мысль: как же странно, что такой спортивный парень, настоящий олимпийский атлет, на досуге возится с крохотной мышкой. Интересно, она смогла бы встречаться с любителем песчанок? Стоп, откуда взялись эти фантазии? Нет, Фрейя тут только полюбоваться. Соберись!

– Спасибо, – благодарит Димитрий у террасы.

Фрейя садится вместе с остальными и смотрит на доску. Слева мелом аккуратно выведены имена гостей, а по горизонтали тянутся названия блюд: купепия, пастиччио купес с дзадзики, колокитокефтедес, падзарья гаспачо, котопуло ме колокасси, шефталья и прочие непроизносимые слова будто бы прямиком из юрского периода.

– Доброе утро! – провозглашает Димитрий, становясь перед участниками. Он снимает очки, и его глаза сияют, точно полированный нефрит. Фрейя невольно сглатывает. – Надеюсь, вы все хорошо отдохнули. Сегодня первый день, но прежде чем начнется веселье, должен напомнить несколько основных правил. – Димитрий улыбается стрекозе, которая только что приземлилась ему на руку. Переливающееся синее тельце дергается, замысловатые кружевные крылья трепещут. – На каждый день у вас будет по заданию. Иногда это одно блюдо, иногда больше. Каждое блюдо приносит определенное количество баллов. Пять за первое место, три за второе, два за третье и один балл каждому участнику, кто проделал отличную работу, но не попал в тройку лидеров. Ноль за что-то уж совсем некачественное. Работы оценивают по вкусу, текстуре и внешнему виду.

Хардж поднимает руку.

– Разве победа с основным блюдом не должна стоить больше, чем победа с закуской?

Димитрий сжимает большим и указательным пальцами подбородок, в центре его образуется небольшая ямочка.

– Разве корова ценнее собаки?

Хардж недоуменно сводит брови.

Димитрий проводит пальцами по своим полным губам.

– Дело не в размере блюда. «Главное – аромат и вкус», – так всегда учила меня тетушка. Все блюда равны. Не стоит недооценивать сложность закусок. – Он пинает гравий под ногами и обводит взглядом группу. – В конце недели вы приготовите для наших судей традиционную кипрскую еду. Только два лучших повара пройдут в финал в Пафосе. – Фрейя чувствует, как сердце сжимается. – Я думаю, вы все понимаете, что такое гранд-финал: три блюда. Зрители. Телевизионная бригада. Трансляция для небольшого британского телеканала. Вы все говорите по-английски, так что все пройдет хорошо. Однако это ответственное дело. Понятно?

Никто не говорит ни слова. Момент слишком важен, ставки слишком высоки, и больше нет единого флота, лишь разрозненные корабли соперников.