Перед тем как выключить свет и отправиться вверх по лестнице в спальню, Хелен перебирает в памяти события дня. Для очистки совести она берет ножницы и идет с ними в прихожую. Достает клеевые ловушки из еще не просохшего пакета. Встает над журнальным столиком в гостиной. Отрезает край упаковки по пунктирной линии. Осторожно снимает защитную пленку с двух ловушек. Установив их в стратегических точках на ковре возле французского окна, Хелен вспоминает, как владелец магазина хозтоваров рассказывал, что мыши возвращаются в дом и норовят там поселиться.

Нет никаких причин расстраиваться. Вообще никаких.

Она дала зверьку шанс сбежать и вернуться в свою среду обитания – в эти потайные уголки бытия, куда никто не догадывается заглянуть. Просто это существо происходит из немного другого мира, но момент и случай выбросили его в кратковременный плен на Вестминстер-кресент.

9

В ночи город стискивает плотная перевязь низкого давления. Дом кряхтит, словно какая-то сила пытается его выдрать из земли. Между раскатами грома занавески посверкивают белизной, как оскаленные зубы. Снаружи садовая мебель перетасовывается наподобие фрагментов настольной игры.

Лежа в кровати, прижав ступни друг к другу, Хелен беспокоится, как бы не вышибло стекла. Представляет, как закладывает картонками оконные проемы.

Она поворачивается к стене, надеясь снова провалиться в сон, но ливень яростно стучит в окна. Вспоминается книжка об одинокой смотрительнице маяка, которую папа читал ей на ночь. Сюжет она знала наизусть, но ей всегда было интересно, какими судьбами старушку занесло жить на маяке. Ни текст, ни картинки ничего об этом не говорили. Хелен размышляет о своем детском желании дотянуться до этой женщины и рассказать ей, что по другую сторону книжки есть люди – надо только выглянуть со страницы, и она их увидит.

Хелен переворачивается на другой бок. Нащупывает лампу на прикроватной тумбочке. Барабанящий по стенам дождь застал ее в теплой постели, она в безопасности. Но в голову лезет аквариум на заднем дворике. Не отпускает мысль: что там сейчас происходит? Наверняка же зверек убежал? Разве не дала она ему все возможности, чтобы покинуть свой разрушенный мирок и поискать место получше на остаток своих дней?

Но если он не решился высовываться – из страха или от безнадежности, – аквариум-то наполняется водой. Разумеется, он сумел выпрыгнуть. Мыши славятся акробатическими способностями. Хелен пытается вспомнить, насколько высоким казался аквариум, когда она держала его в руках.

И снова она чувствует присутствие отца. Только она, в отличие от Орфея, знает, что нельзя смотреть глазами.

Вот и он. В прихожей, принес книжку про маяк. Вот он готовится вытащить ее из колодца. Хелен воображает его корабль.

Вот и корабль. Между сумраком и глубокой синевой. Через мгновение торпеды разорвут обшивку.

В глазах испанских рыбаков, которые нашли его болтающимся на волнах без сознания, он был просто молодым моряком – не отцом, не мужем, не единственным сыном.

Потом он много лет подряд писал тем рыбакам, посылал маленькие полароидные снимки жены и дочери – в саду, на пляже в солнечных очках, за мытьем автомобиля в воскресенье, когда они обмакивали тряпки в металлическое ведро. И еще рождественские, когда они сидели в дурацких колпаках и со стаканами шерри, а его обитая резиной трость надежно пряталась под стулом.

Хелен отбрасывает слои одеял. Сует ноги в клетчатые тапочки. По пути вниз половицы скрипят, точно их разбудили. Она зажигает свет в прихожей. Ощупью идет через темную гостиную к французскому окну.

Хоть гроза и прекратилась, дождь никак не угомонится.

Аквариума совсем не видно. Стекло французского окна черно, пятна света на нем как серебристые глаза. Когда звук усиливающегося ливня поднимается на октаву, Хелен делает глубокий вдох. Возится с замком. Выходит на мощеную площадку, и под ночную рубашку забирается холод. Ледяные капли разбиваются о голову. Она делает несколько шагов к аквариуму и уже может разглядеть, что он начал наполняться. Коробка на месте, мягкая, размокшая, но зверька как будто и след простыл. Хелен полагает, что он где-то в кустах, в сухом укрытии, хихикает, прикрыв морду лапкой.

На всякий случай она наклоняется. Хватается за стеклянные стенки. Переворачивает аквариум на бок. Поток холоднющей склизкой жижи целиком накрывает ее тапки.

– Черт! – вскрикивает она, отскакивая назад к дому.

Благополучно спрятавшись внутри, она запирает окно – но когда тянется к занавеске, чтобы ее задернуть, левый тапок наступает на что-то мягкое.

Хелен замирает. Как же это он умудрился?..

И тут до нее доходит.

– Да ну черт подери!!!

Пытаясь куда-то шагнуть существенно удлинившейся ногой, она наступает и на вторую ловушку.

В пылу гнева она неуклюже ковыляет по кухне, похожая на рехнувшегося клоуна. Ощупав тостер, находит чековую книжку, скручивает ее в трубочку и принимается по очереди околачивать тапки в попытках выбраться из своего бедственного положения.

Воскресенье

10

Когда Хелен просыпается на следующий день, уже почти двенадцать. Пытаясь нащупать ногами тапки у кровати, она вспоминает ночную битву при участии чековой книжки.

Спускаясь вниз босиком, замечает, как истончен ковер.

Она включает радио, потом заходит на кухню, где ее взору предстают клетчатые тапки, намертво спаянные каждый со своей клеевой ловушкой. А также дорожка из грязи с обрывками жухлых листьев и обломками тонких веточек.

Спокойно принимая чувство неловкости, Хелен набирает воды в чайник, а затем заглядывает в нижнюю уборную за туалетной бумагой. Помещение крошечное, и в нем всегда влажно, но иногда стоит им воспользоваться, чтобы не тащиться лишний раз наверх.

Протерев кухонный пол, она переходит в гостиную. Ковер в том месте, где она ступила на него со двора, выглядит плачевно. Тут не только листья, но и комья буро-зеленой субстанции. Хелен возвращается на кухню, чтобы принести тряпку, намоченную в горячей воде. Отчищая ковер на четвереньках, она улавливает какое-то движение по ту сторону окна.

Это мышь – уселась сверху на потрепанную коробку, которая вывалилась из аквариума, когда Хелен его перевернула. Вид зверек имеет несомненно внушительный для столь малого существа. Сидит на задних лапках, а передние сложил под мордочкой, словно средневековый молельщик.

«Так мал, что презирать его не грех, – вспоминается ей из школьной программы. – Отброшен с глаз долой без страха перед Богом»^[1]. Хелен жестикулирует, обращаясь к зверушке через стекло:

– Вон там отличные кустики. Можно спрятаться от ветра. Ну же, брысь!

Звук собственного голоса заставляет ее вздрогнуть, как будто это кто-то другой заговорил.

Мышь поворачивает голову не в том направлении.

– Не там, дурачок! Вон там! Где зеленое, с листочками.

Мышь снова смотрит на окно, и Хелен приходит в голову, что, возможно, она принимает свое отражение за другую, похожую на себя мышь. Хелен придвигается к стеклу, так близко, что оно затуманивается от дыхания.

– Я же тебе все устроила, беги не хочу, не понимаю, почему ты так себя ведешь. Утекай, пока можешь.

По ту сторону окна мышь открывает и закрывает рот, словно подражая ей. Хелен это напоминает карпа из пруда.

Когда она встает на ноги, мышь ныряет через входное отверстие в свою коробку.

– Значит, меня заметили, – произносит вслух Хелен, быстро направляясь в прихожую. В пакете осталась еще одна ловушка. Можно на этот раз поставить ее возле мышиной коробки. А сверху, например, положить что-нибудь. Зернышко? Хрустяшку? Чуть-чуть маргарина? Она понятия не имеет, что любят мыши.

Затем ее посещает мысль: почему бы не переобуться и просто не отнести коробку в кусты?

Дэвид посоветовал бы ей именно так и сделать.

Она представляет его здесь, в доме, в футболке и длинных шортах. Он стоит, облокотившись на кухонный стол. Изучает предметы, заполнившие жизнь матери в его отсутствие. Хелен прекращает чем-либо заниматься. Пусть память сама перетасует колоду. Теперь они на кухне их старого дома в Австралии. Последняя неделя школы. В этой картине нет звука, но Хелен и так знает, что они говорят о выпускных экзаменах. Дэвид поправляет очки, и она обещает в субботу отвезти его после работы к мастеру в Вестфилд, чтобы подтянуть оправу. Он не хочет ехать. Говорит, это его единственная физкультура. Они смеются. Он выбирает яблоко из вазы и протирает его о шорты. Через пару месяцев он уже будет в университете, а ее будут поддерживать такие вот воспоминания. Ей будет хотеться звонить каждый день, но она будет понимать, что не стоит, – он должен научиться жить без нее.

Хелен облокачивается обеими руками на кухонный стол. Улыбается чайнику. Эх, занятно выходит. Ты можешь сжечь все фотографии, альбомы, учебные табели и сертификаты, но в итоге они все равно пробираются обратно.

Она последует совету Дэвида. Просто выйдет в сад и перенесет коробку в заросли. Не надо больше никакого клея и никакого кровопролития.

Но сначала – чашка чаю. И тост. И разрезанное на четвертинки яблоко.

И может, часик или два посидеть перед телевизором. Кажется, «Путешествие по древностям»^[2] как раз идет.

Спешить-то, в самом деле, некуда. Воскресенье, а зверек после дождя и сам наверняка занят по горло, доедает остатки своих пищевых запасов.

Главное, до темноты успеть сходить. Надо, чтобы к этому времени все было сделано.

11

К вечеру повсюду разлит Бог. На Би-би-си-Один поют хористы из Эбердина, а по Ай-ти-ви показывают интервью с верующими разных конфессий, где их спрашивают, какие молитвы они знают наизусть и произносят в трудные времена.

Хелен не посещала церковь десятилетиями. Последний раз была, когда отпевали Дэвида. На службу пришла почти вся школа, где он работал директором. Некоторым детям не удавалось сидеть тихо. Они возились с игрушками или просто баловались с собственными пальцами.

Благочинная паства на экране восхищает Хелен. Сидят рядами, безмолвные, лица застыли, только шаги по древним камням разносятся эхом. Один за другим выходят вперед, к телу Христову, и смачивают губы вином, символизирующим кровь. Видимо, им сказали не смотреть в камеру, чтобы сидящие по домам зрители могли почувствовать себя там, рядом с ними.

Когда подходит время молитвы, Хелен закрывает глаза вместе со всеми. Опускает голову. Она ни о чем не просит, но надеется, что ее присутствие ощутят в принадлежащем ей уголке Вселенной, где бы он ни находился.

Когда она открывает глаза, дети в белых одеждах зажигают свечи. Каждый фитилек расцветает пламенем в абсолютной тишине. Телевизор – он тоже как свеча. Мерцает и светится в сумерках.

Во время заключительного гимна по экрану бегут титры, перекрывая лица поющих. Хелен наблюдает, как открываются и закрываются их рты. Это напоминает ей: нужно кое-что сделать.

Пока она надевает ботинки, на глаза попадается пустая коробка из-под пирога, стоящая на кухонном столе с пятницы. Она выдвигает ящик. Достает чистый нож. Вырезает небольшую дырочку на верхней стороне коробки. Закончив, Хелен закрывает клапаны по бокам, чтобы для входа и выхода оставался только один путь. В нижней уборной она отрывает несколько квадратиков туалетной бумаги. Проталкивает их внутрь через прорезанное отверстие. Скоро по ночам станет совсем холодно. Она уже предчувствует, как ледяные когти заскребут по дверям и окнам.