– Экскременты или погрызенные упаковки в кладовой?

– Ни то ни другое, – отвечает она. – Зверушка просто выглянула ко мне из коробки, в которой живет.

Хозяин магазина хмурится.

– Нахальные вылазки крайне нетипичны для Mus musculus и могут означать кое-что чуток посквернее. Пену не видели?

– Пену?

– Пену вокруг пасти, мэм.

– Господи, нет. Это же мышка, не оборотень какой.

– Можете предположить, откуда она взялась?

Хелен переминается с ноги на ногу.

– Похоже, я сама ее принесла.

– Ого, а каким образом? – оживляется хозяин.

– Кое-что приобрела на днях.

– Антиквариат?

– Вроде того.

– Аукционные дома частенько кишат… ки-шат… всякой заразой. Надо приглядеться, вдруг мышь не одна, они по природе существа социальные.

Хелен пожимает плечами.

– Они же с виду все одинаковые, нет?

– Для неопытного наблюдателя – несомненно. Но обычно масштаб инфестации можно определить не по частоте появлений, а по объему отходов.

– Отходов?

Ее собеседник потирает большой палец об указательный для наглядности.

– Помета, мэм. Хотя мышиные самцы, особенно молодые, чаще скорее одиночки, так что, если вы не слишком много шума слышите и не слишком много экскрементов находите, вероятно, там всего один малыш.

Хелен вспоминает разбудивший ее стук.

– А что люди обычно делают в такой ситуации, ну в смысле – чтобы убрать животное?

– Да тут только один выход, – говорит хозяин магазина, проводя себе пальцем по шее.

Хелен открывает сумочку и снова закрывает, так и не заглянув внутрь.

– А просто в сад выпустить нельзя? – спрашивает она, удивляясь, как не додумалась до этого раньше. И в город бы тащиться не пришлось.

– Законом это не запрещено… – следует ответ. – Но если зверушка привязалась к вашему дому, она найдет способ просочиться обратно. Помяните мое слово, они способны протискивать свои тельца сквозь самые крошечные щели.

Хозяин магазина разворачивается, и Хелен идет за ним к стеллажу, заставленному яркими упаковками.

– Есть классические мышеловки с пружинным механизмом, пакетики с ядом… но тут высокий риск, что мышь сдохнет где-то в стене и провоняет весь дом. Надежнее всего клеевые ловушки.

Хелен наклоняется к большой упаковке с клеевыми ловушками.

– Это комплект из трех штук, – говорит хозяин, сверяясь с наклейкой на задней стороне. – Ясное дело, зверушка будет живая, когда вы ее найдете… обычно это бывает утром… но клей промышленный, так что никакая пристрявшая к нему живность нипочем не вырвется, как бы она ни паниковала. Просто поднимаете ловушку, если хотите, можно на палке, и выбрасываете в мусорный контейнер на улице. За пару дней мышь там сдохнет от страха или голода.

Хелен выдыхает. Все, что сейчас происходит, она навлекла на себя самостоятельно. Она берет из рук хозяина упаковку клеевых ловушек и делает вид, будто внимательно ее рассматривает.

Владелец магазина сует руки в карманы халата.

– Насколько я знаю, чаще всего люди просто прихлопывают мышь тапком, целясь плюс-минус в голову. Когда она уже застряла, это самый быстрый способ.

– А нет ничего такого, что позволяло бы поймать ее живой?

Он потирает нос.

– Могу заказать, но ждать примерно неделю. И, как я уже говорил, если вы только не отвезете ее на край света, она, скорее всего, найдет обратную дорогу в дом. Можно месяцами ловить и отпускать одну и ту же мышь. Глядишь, эта мелкая зараза решит, что с ней так играют.

Хелен уже устала.

– Нет-нет, я хочу от нее избавиться.

– Просто поставьте ловушку возле плинтуса или в ящик буфета и подождите. Когда мышь попадется, вы сразу поймете.

– Как?

– Да они такого шороху наводят, пытаясь вырваться! Иногда даже визжат.

Хелен хмурится.

– Звучит как-то не очень. Вдруг я буду в кровати.

– Если повезет, ее прямо там сразу и хватит удар.

У Хелен начинает кружиться голова, ноги подкашиваются. Когда совсем откажут, может, она здесь и упадет, врезавшись головой в нижнюю полку?

Владелец магазина бросает ловушки и протягивает руки, готовый ее подхватить.

– Тихо-тихо, леди, в обморок не падаем!

Ощущение длится всего несколько секунд, но Хелен успевает почувствовать, как почти закрылись глаза.

Перед уходом из магазина она извиняется перед хозяином, заверяя его, что все в порядке, в полнейшем порядке.

– Ерунда, честное слово, – говорит она, не упоминая, как ее муж Лен схватился за грудь и рухнул вбок со стула во время воскресного обеда на террасе.

Вот так, мгновенно.

К моменту, когда они проглотили что там у кого было во рту, его уже не стало.

8

Ливень начинается, когда Хелен на обратном пути проходит через центр городка.

Болтается целлофановый пакет, свисающий с ее жилистых пальцев. В нем клеевые ловушки, сумочка и вантуз, который она заметила рядом с кассовым аппаратом, – продавался со скидкой. Деревянная ручка торчит из пакета и навевает мысль о носе Пиноккио. Хелен копается там в поисках зонта, но вспоминает, что положила его на столик в прихожей, когда зашла обратно в дом.

– Черт! – вырывается у нее. Она злится на себя за то, что приволокла чужой мусор в свою гостиную на Вестминстер-кресент.

Не желая мокнуть, Хелен заходит под крышу рынка и останавливается возле застекленного прилавка, набитого всяким барахлом. Отряхивает воду с пакета, вытаскивает из ботинка одну ногу, чтобы посмотреть, промокли ли колготки. Девушка спрашивает, не хочет ли она чего-нибудь. Хелен отвечает, что зашла только из-за погоды, и, шаркая, уходит дальше. Ей и правда чего-то хотелось, но после вопроса показалось, что это как-то нелепо и глупо.

Следующая остановка – у ярко освещенной витрины с игрушками. Хелен задумчиво их разглядывает. Тут и плюшевые мишки, и кукольные домики, и волчки, и головоломки, и пожарные машины, и наборы «Лего», и динозавры, и машинки на батарейках с резиновыми колесиками.

Дэвиду это местечко бы понравилось. Разверзшиеся небеса послужили бы отличным поводом зайти.

Пока она топчется у витрины, накатывают не какие-то конкретные воспоминания, а скорее обрывочные фрагменты: например, как он тянул ее за руку, даже когда она говорила, что нет, это мы тебе не купим; как прижимался к ней всем своим детским телом, не чтобы добиться своего, но словно заверяя ее в чем-то, чего они никогда не произносили вслух.

И еще разные памятные моменты кружат над головой, только выбирай. Но вместо этого она выходит на мокрую мостовую и тащится домой без дурацких приобретений.

Хелен опускает целлофановый пакет сразу за входной дверью, где кончается линолеум и начинается коврик. Из-за вантуза пакет не расплющивается по полу. Она снимает мокрые ботинки, ставит на резиновый коврик, рядом с абсолютно сухим зонтом. Колготки насквозь мокрые. Пальто она вешает на высокий крючок и представляет, как под ним натечет лужица.

Мгновение спустя радио уже работает. Слова долетают до кухни, где Хелен наполняет водой электрический чайник. Группа людей взорвала другую группу людей; айсберг тает быстрее, чем рассчитывали специалисты; некий ясновидящий из телевизора неожиданно погиб в результате несчастного случая; спор между двумя странами о том, где кому разрешено ловить рыбу, вылился в бессмысленное противостояние в открытом море за сотни миль от берега.

Все это никак ее не затрагивает. Этот мир больше не принадлежит Хелен, и нет смысла о нем переживать. Ее сознание воспринимает новости как одно и то же по бесконечному кругу, единственный нюанс – другим людям кажется, будто они их слышат впервые.

Она забирает кружку с собой наверх. Включает краны над ванной. Прихлебывает обжигающе горячий чай, пока водная струя разбивается о ванну. Теперь она не сомневается по поводу судьбы сидящего внизу существа. Поход в город обернулся бездарной тратой времени, полезен разве что новый вантуз, на случай если какой экскремент зависнет в унитазе, не желая спускаться. Закрутив краны, Хелен по очереди снимает каждый влажный предмет одежды и осторожно залезает в прозрачную воду. Немедленно по телу разливается тепло, пробирает до самых глубин. Кто бы знал, что в почтенном возрасте чувственное удовольствие она будет получать от сидения в пластиковой ванне с горячей водой, точно какое-то тропическое насекомое.

Радио по-прежнему включено, и до Хелен доносятся набирающие силу звуки оркестра.

После ванны Хелен лежит на кровати, завернувшись в полотенце; спать она не собирается, просто надо дать отдых ногам после долгой ходьбы. Когда чувство голода становится грызущим, она надевает ночную рубашку и тяжело топает вниз. Хелен казалось, что сейчас часов шесть, но на самом деле уже восемь. Улица за окном еще мокрая от прошедшего днем дождя. Она выключает радио, и дом обволакивает одеяло тишины.

Ужинать уже поздновато, поэтому Хелен берет немного хлеба, рыбный паштет и нож. Ставит вариться яйцо. Дважды разрезает сэндвич, чтобы сделать четыре кусочка. Медленно пережевывает каждый квадратик, наблюдая, как над кастрюлькой поднимаются завитки пара. Яйцо постукивает о края кастрюльки в кипящей воде, и Хелен задумывается: проголодалась ли мышь? Чует ли ее скромную трапезу? Она вытаскивает на кухонный стол свою чековую книжку. Читает условия реализации, напечатанные мелким шрифтом внизу каждого прямоугольника, прямо над пунктирной линией отреза. Затем очищает яйцо под холодной водой. Ест его ножом и вилкой. Покончив с этим, Хелен моет посуду. Оставляет ее сушиться на полотенце. Вытирает губкой кухонный стол. Сливает воду из кастрюльки, споласкивает ее и переворачивает, чтобы стекли капли.

После возвращения из города Хелен еще не заходила в гостиную – ей не хочется ничего там ни видеть, ни слышать. Но сейчас она стоит над аквариумом, уперев руки в бока, и ждет, может быть, даже с надеждой, какого-то знака, который оправдает ее дальнейшие действия.

Возможно, следовало бы включить телевизор, но она опасается, как бы звуки аплодисментов или музыки не вызвали зверька на его картонную сцену, словно крошечного ведущего в вечернем шоу.

Снаружи ветер треплет все подряд, как ему вздумается. Пора покончить с этим делом, решает Хелен и решительно подходит к французскому окну. Распахивает его настежь, повозившись с замком. Ее обдает струями холодного воздуха, но Хелен уже спешит обратно к столику, одним движением подхватывает аквариум, бегом выносит его в заросший садик и опускает посреди мощеной площадки, как будто сделав заключительный ход в игре. Она срывает пленку с дырочками. Разворачивается и мчится назад в дом, сгребает в охапку коробочки и цветные пластмассовые игрушки. Сбрасывает их на площадку рядом с аквариумом, удовлетворенно хмыкнув.

Вернувшись в дом, тяжело дыша от перенапряжения, Хелен запирает французское окно.

Ну вот.

Дело сделано.

Зверек свободен, вреда ему не причинено. Аквариум может торчать в садике хоть вечность, ей все равно.

Хелен отправляется на кухню. Открывает холодильник. Решает отпраздновать свой благоразумный поступок – не лимонадом, а стаканчиком йогурта. Таким, который с крышечкой из фольги и фруктовым сиропом на донышке. Она забирает в гостиную йогурт вместе с ложкой, бесплатно прилагавшейся к коробке кукурузных хлопьев, купленной два года назад на Пасху. Включает телевизор. Кладет ноги на журнальный столик. Субботний вечер, в конце концов, много хороших передач идет. Хелен переключает каналы, но выбрать не может. А хочется на чем-то остановиться, пока лакомство не кончилось, поэтому она все-таки откладывает пульт, найдя снятую Би-би-си драму о старой женщине.

К десяти часам Хелен чувствует, что глаза закрываются. Она заставляет себя встать с дивана. Относит на кухню пустой стаканчик из-под йогурта и ложку. Споласкивает ложку. Отмывает пластиковый стаканчик под струей теплой воды.