Хелен завязывает пояс на халате и надевает свои клетчатые тапочки. Спустившись вниз, она обследует дом на предмет каких-либо странностей. Но все вещи находятся в точности там же, где и были. Ни один предмет в помещении не сдвинулся с места, насколько она помнит их расположение.

Она включает радио и запускает тостер.

Наполняет водой чайник.

Выбирает нож, кладет его между тарелкой и масленкой.

Субботнее утро. Мимо ее окна, выходящего на улицу, проносятся дети на велосипедах и самокатах. Постели оставлены незаправленными. Хлопают двери машин – семьи отправляются по магазинам.

Пока готовятся тосты, Хелен заглядывает в гостиную – просто проверить, как там аквариум. Шаркая, подходит к французскому окну. Отдергивает занавеску. Оконная ручка была разболтана, еще когда она сюда въехала. Хелен ее разглядывает, не похоже ли, что кто-то с ней возился. Но даже заросший садик на заднем дворе, жужжащий роями насекомых, выглядит непотревоженным.

Переодевшись на втором этаже, она спускается послушать новости и прогноз погоды. Колготки уж нарезаны на квадратные тряпочки, Хелен их забирает в гостиную. Чтобы не таскать вскрытые коробочки к раковине, она наполняет пластиковый тазик теплой мыльной водой и ставит его на журнальный столик рядом с аквариумом. Так и телевизор можно посматривать в перерывах.

Она разрезает целлофановый пакет и расстилает его между аквариумом и тазиком, намереваясь по очереди класть сверху выуженные из коробок предметы.

Первоочередная задача Хелен – погрузить в мыльную воду аквалангиста и приступить к его отмыванию. Перчатки скрипят по пластику, и все поблескивает из-за мыльных пузыриков. Это и впрямь точно такая же игрушка, как та, что доставила столько радости Дэвиду, когда он страстно увлекался тропическими рыбками. Почему-то ей вспоминаются его отросшие лохмы. Разумеется, его раздражало, когда она отбрасывала их ладонью с его лица, но мама есть мама.

Когда игрушка вымыта и вытерта насухо, Хелен чувствует, что надо сделать перерыв, и заваривает чай. Торопиться некуда, напоминает она себе. Пластмассовый аквалангист уже столько мути поднял со дна, что совершенно естественно дать себе немного успокоиться, прежде чем приниматься за коробочки.

Выпив две чашки чаю с диетическим печеньем, Хелен садится. Выдыхает. Делает глубокий вдох. Но ее возбуждение рассеивается, когда она перекладывает первую коробочку из аквариума на пакет. Там пусто. Пусты и вторая, третья, четвертая, пятая, шестая коробочка, она их открывает просто для очистки совести. Накатывает разочарование.

Теперь у нее остались только разноцветные пластиковые штучки на дне аквариума, да еще одна большая грязная коробка, так и не просохшая после ливня. В процессе отмывания Хелен догадывается, что это, видимо, детали конструктора. Одна в форме замка с четырьмя башенками. Еще одна – просто короткая трубка. Хелен выкладывает обе детали на пакет, затем достает вогнутый синий диск, его можно раскрутить вокруг своей оси, как колесико, – малыша такая игра наверняка бы позабавила, но она-то на другое надеялась. Тем не менее она добросовестно начищает каждый предмет и возвращает на пакет, сушиться.

После полудня остается только последняя коробка, промокшая и вонючая. Она такая замызганная, что Хелен решает ее не трогать, пусть так и стоит в аквариуме. Запах напоминает, как пахла утрамбованная земля на дне заброшенного колодца, в который Хелен случайно упала в детстве.

Она поворачивается к французскому окну, смотрит в сад. Пусть воспоминания оседают на одичавших растениях.

Скоро похолодает.

Может, даже снег выпадет к Рождеству. Хелен вспоминает, как последний раз выходила померзнуть перед повторной ванной. Тогда к ее тапочке прилепилось крошечное перышко.

И ни с того ни с сего все предвкушение смысла, который она якобы обретет от притащенного в дом аквариума, исчезает. Хелен даже не пытается его вернуть. Все это была одна сплошная глупость.

Теперь ей уже хочется только одного – поскорее вынести свою добычу обратно на улицу, всю, даже аквалангиста.

Когда-то такой же был у ее сына. И вот тут кроется жестокий парадокс человеческого существования: он не в том, что ты умрешь, а в том, что все испытанное счастье рано или поздно обернется против тебя.

5

Хелен мучает какое-то онемение, пока она собирает со столика коробки и пластиковые игрушки. Она уже готова бросить их обратно в аквариум, как вдруг из отверстия в заляпанной грязью коробке высовывается розовый носик и два крошечных глаза. Хелен спокойно кладет все на ковер. Склонности визжать за ней не водилось, да и страшного ничего нет, просто маленький серый треугольник, усатая мордочка, как у любой мышки в любой книжке из тех, что она читала маленькому Дэвиду.

Когда она наклоняется, мышиная голова вновь исчезает во тьме коробки, которая все-таки оказалась в итоге не пустой.

Хелен отправляется на кухню. Выдвигает ящик со столовыми приборами, потом задвигает его обратно. Включает горячую воду в кране, выключает. Облокачивается на кухонный стол. Открывает холодильник, не видя своих залитых холодным светом продуктов. Переводит взгляд на чайник, просто смотрит. Дыхание учащается, и в середине груди образуется какое-то давление, будто там кто-то снова и снова нажимает кнопку.

Когда она наконец возвращается в гостиную, там не наблюдается ни малейших изменений. Сухой аквалангист неподвижно сидит на расстеленном пакете. Пустые коробочки и игрушки лежат как попало на ковре, куда она их опустила. Мыльная вода в тазике уже не пузырится, остывшая мутная жижа.

Хелен осторожно подходит к аквариуму. Наклонившись, заглядывает в самую настоящую мышиную нору – теперь-то ясно, что это именно она.

Хотя зверек не появляется, слышно, как он шебуршит внутри, стучит лапками по картону, жует что-то, издавая щелкающие звуки.

Одинокое существо наверняка перепугано, угодив в плен гостиной на Вестминстер-кресент, ему невдомек, что кто-то слушает, кто-то наблюдает там, за пределами темного уголка, куда оно пришло доживать свои дни.

6

Прослушав дневной прогноз погоды, Хелен принимает решение. Она надевает шапку, пальто, ботинки, все еще влажные после вчерашнего дождя.

В доме грызуна держать нельзя.

Совершенно исключено.

Нет.

Один только запах чего стоит, это же будет невыносимо.

Она выуживает из шкафа в прихожей складной зонт. Открывает сумочку – проверить, все ли там на месте. Напоследок еще разок оглядывает гостиную, где аквариум уже накрыт сверху пищевой пленкой на случай поползновений к побегу.

Входная дверь захлопывается, стучит, как обычно накладка на щели для писем, но Хелен задерживается на крыльце, опять вспомнив, как упала в колодец, не наполненный водой.

Потом еще не один месяц обнаруживались еле видные частицы земли, прилипшие к коже головы под волосами. Вниз она рухнула мгновенно, рот и нос залепило грязью. И темнота, в которой даже не поймешь, ослепла ты или что. Конечно, она кричала – но с каждым разом голос становился все тише, пока не сорвался совсем, и потом уже только вспышки воображения поднимали ее вверх, ветром разнося повсюду, но оставляя невидимой для мамы с папой, которые ломились сквозь кусты, забрасывая во мрак имя дочери, как маленький невод.

Полицейские и пожарные прочесывали лес и поле до сумерек. Потом, вместе с волонтерами из лиги ветеранов и союза учителей, они продолжали поиски всю ночь, подбадривая себя сладким чаем и передавая друг другу сигареты.

Ее отец всего год как пришел с войны и вернулся к преподаванию в местной школе, где ковылял по коридорам при помощи трости, обитой снизу резиной. Некоторые дети смеялись над его походкой, подражая ей на детских площадках, чтобы хохотом заглушить тоску по собственным отцам, лежащим на морском дне или невесть где разорванным на части – а там скоро все зарастет травой. Но слова и поступки детей не задевали Хелен. Сколько раз по ночам, лежа в кровати, она умоляла Господа вернуть папу домой. Даже предлагала в обмен свою жизнь.

Очутившись глубоко во влажном череве земли, она задавалась вопросом, не расплата ли это по заключенному уговору.

В конце концов ее спасли под утро в пятницу благодаря соседской собаке, которой дали понюхать принадлежавшую ей вещь – вышитый платочек. Поисковой группе оставалось только следовать за псом. Мама пыталась его покормить, но пес отказывался от еды, пока не нашел ребенка.

Сама не понимая почему, Хелен отыскивает ключи и решительно заходит в дом. Берет маленький острый нож из ящика между плитой и холодильником. Так и не расстегнув пальто, Хелен идет с ножом в гостиную, где быстро прокалывает шесть дырочек в пленке, туго натянутой поверх аквариума. Она надеется что-нибудь услышать или увидеть, но маленький мир под пленкой погружен в тишину, как будто зверек знает, что его жизнь окончена, и смирился с этим.

7

Небо снаружи свинцовое. Надвигается непогода, а до городка минут двадцать тащиться в горку. Там Хелен рассчитывает найти магазин хозтоваров, где кто-нибудь ей подскажет, что делать.

По пути к магазинам дождь ее не настигает, но ветер подхватывает листья, пытаясь пронести их по воздуху как можно дольше. Когда вся эта мышиная история завершится, она вознаградит себя горячей ванной. И никаких самоистязаний на холоде в одной ночнушке за французским окном.

Хелен проходит мимо работающего допоздна магазина с белой вывеской, рядом толпятся говорливые голуби. Дальше тянется длинная дорога к школе, усеянная всяким мусором, включая мокрый носок. Вскоре она уже на Черч-стрит, где люди мечутся между магазинами, торопясь успеть домой, пока погода совсем не испортилась. Спасибо объявлению в бесплатной газете, Хелен знает, куда ей надо – в здание на краю городка, возле большого кругового перекрестка, откуда дороги ведут ко всем крупным магистралям, к стоянке дальнобойщиков и к новой больнице Мидоупарк со стеклянными стенами и произведениями искусства в вестибюле. Эти подробности она выяснила из еженедельного проспекта с картинками. Астролог из телешоу «Доброе утро, Британия!» приезжал из Лондона, чтобы разрезать ленточку на открытии.

По мере того как Хелен приближается к своей цели, улица сужается, и ей нетрудно воображать, как здесь все выглядело сотни лет назад, когда скот по утрам гнали на рынок по грунтовым тропинкам, а потом, в сумерках, пустые повозки с грохотом разъезжались восвояси мимо питейных заведений – гомон голосов и звон тарелок выплескивались из окон на безлюдные проезды, усеянные кучами навоза и следами копыт.

Хелен помнит времена, когда не было ни транспортных развязок, ни магистралей. На месте магазина хозтоваров был двор каменщиков, а на месте кругового перекрестка – пивоварня и бутылочная фабрика, где вечно кипела работа. А дальше, за коваными воротами эпохи Ватерлоо и Трафальгарской битвы, лежали сплошь непаханые поля, заросшие дикими травами и маргаритками.

Несмотря на сильный ветер, ноздрей Хелен достигает сладковатый механический запах дизельного топлива от бесконечного потока машин и от грузовиков, стоящих с включенными двигателями. Тут она замечает вдалеке желтую вывеску американского фастфуда. Дэвид любил эти ресторанчики, пока рос в той, другой стране, где Хелен прожила шестьдесят лет. Ее муж и сын иной родины не знали, и здесь им многие вещи показались бы совершенно непривычными. Но она родилась в этих краях и сюда же вернулась теперь, когда дело ее жизни завершилось.

Когда Хелен открывает дверь, раздается звонок. Из глубины помещения чей-то голос кричит ей приветствие – местное выражение, которое жители больших городов за транспортной развязкой, вероятно, сочли бы забавным.

К ней выходит кругленький господин в отглаженном рабочем халате. Седые волосы коротко подстрижены, на щеках румянец от летних послеобеденных посиделок в пивном дворике.

– У меня мышь, – объявляет она.

Уже много недель Хелен не доводилось говорить вслух. Владелец магазина сочувственно кивает, как будто ему известно все, что шаг за шагом привело ее к визиту на эту аллею со швабрами и электрическими лампочками.