Боги Вирдвуда (страница 12)
– Я благословила тебя, лесничий, – сказала она, поднимая пригоршню грязи, – хорошей землей, как и положено благословлять путешественника, идущего через лес. – Она опустила руку и понюхала ее. – Ну, это хорошая земля, насколько ее вообще можно здесь найти. Она полна грязи. – У ворот хисти продолжал кричать, когда Тассниг перерезал ему горло и обрызгал кровью плот и путешественников. – Но она все равно чище, чем этот старый обманщик, – добавила она, бросив взгляд в сторону ворот Тилт.
– Юдинни, – сказала Леорик, – иногда я думаю, что ты хочешь, чтобы тебя отсюда прогнали, как из многих других мест. – Монашка изобразила фальшивое раскаяние, глядя на Леорик, и выпятила нижнюю губу. – Ну, а если ты желаешь всех веселить, то отправляйся к Инссофару, он хотя бы получит удовольствие. – Леорик говорила серьезно, но Кахан ей не поверил, в ее голосе слышался смех. – Благосклонность к тебе Инссофара – единственная причина, по которой я защищаю тебя от Тасснига. Так что не стоит его игнорировать, если не хочешь лишиться хорошего отношения моего ребенка. – Юдинни взлетела в воздух, даже не поднявшись на ноги, после чего поклонилась Леорик.
– Как пожелаешь, великий вождь.
И она быстро зашагала в сторону длинного дома Леорик.
– И не учи ребенка своим дурным манерам! – крикнула она ей вслед, после чего повернулась к лесничему: – Я прошу прощения за ее поведение, – сказала она, достала кусок ткани из кармана, подняла руку и начала стирать грязь с его щеки. Это простое, почти инстинктивное действие потрясло Кахана. Выражение его лица стало таким странным, что она заговорила не сразу. – Извини, – сказала она, и ему показалось, что в ее голосе появились игривые нотки. Нет, такого быть не могло. Он был бесклановым. – Иногда какая-то моя часть, которая является матерью, действует не думая. – Рука с кусочком ткани опустилась вдоль тела. – Когда-то у меня был старший мальчик, но он умер во время войны. – Она протянула ему мягкую тряпочку, чтобы он сам привел лицо в порядок.
– Спасибо. – Он стер грязь. – Лишь немногие так добры к тем, кто лишен клана.
– Любой может нарисовать несколько символов на своем лице.
Она очень внимательно смотрела на него, и он почувствовал себя неуютно.
Он вернул тряпицу, чувствуя, как на его лицо возвращается прежнее угрюмое выражение. Улыбка Фарин дрогнула, и она отвернулась к воротам.
– Похоже, благословения закончены. – Она выпрямилась, снова превратившись из обычной женщины в главу деревни. – Тебе пора вести их к Вудэджу.
– Да, пора, – ответил он и зашагал прочь, но сейчас не думал о лесе или караване.
Он размышлял о прикосновении тряпицы к лицу – Кахан вдруг понял, что никто не дотрагивался до него без гнева с того дня, как далеко отсюда страшной смертью умер старый садовник в монастыре.
В глубине леса
Ты бежишь, но недостаточно быстро.
У Тренера Тела есть хлыст.
Хлыст!
Ты сражаешься, но недостаточно старательно.
У Тренера по оружию есть хлыст.
Хлыст!
Ты понимаешь, но недостаточно глубоко.
У Тренера Войны есть хлыст.
Хлыст!
Ты соединяешь, но недостаточно сильно.
У Тренера Духа есть хлыст.
Хлыст!
Ты бежишь, но недостаточно быстро.
У Тренера Тела есть хлыст.
Хлыст!
Ты бежишь, но недостаточно быстро.
Ты бежишь.
Бежишь.
8
День выдался напряженным для Кирвен, и она не могла допустить, чтобы непослушание Венна повлияло на ее поведение. Больше всего на свете ей хотелось на кого-нибудь обрушиться, найти того, кто ее подвел или предал, обратить на них свой гнев, но у нее не было на это времени.
Во всяком случае пока.
Долг вынуждал ее присутствовать при жертвоприношении Тарл-ан-Гигу на большой площади перед центральным шпилем. Затем ей следовало взглянуть на фальшивых Капюшон-Рэев, которых привели в город. Тогда у нее появится возможность выплеснуть свою ярость в клетках под Харншпилем.
Как Венн мог не видеть, что у нее нет выбора?
Не понимать правды?
Он был сильным, только ему удалось выжить из тридцати трионов, вошедших в цветущие комнаты. Нет, не так: их было гораздо больше тридцати, если считать тех, кто побывал там ранее. И процесс не останавливался. Со всего Круа трионов отправляли на цветение, но Венну не нужно об этом знать. Из всех только Венн оказался избранным: из сотен трионов.
Она направлялась на площадь, но замедлила шаг. Может быть, она расскажет Венну, что сотни умерли, сотни, но выжил только он? Только у него рос под кожей капюшон.
Чтобы стать его частью. Ждать первой смерти, и тогда капюшон появится. Рожденные из смерти, разбуженные смертью.
Может быть, тогда он поймет.
Она вздрогнула. Была против цикла ужаса, на который сознательно обрекла своего ребенка? Если да, то только мгновение, перед тем как она пошла дальше своим путем. Ее сожаление менялось, превращаясь в жалость к себе.
Ей не следовало сообщать Капюшон-Рэям о Венне.
Она слишком поспешила, была слишком взволнована из-за появившихся потрясающих возможностей. Тем не менее война все еще бушевала на юге, такой была реальность. Венн не потребуется, пока она не закончится и все не успокоится в землях, оказавшихся в руках нового правителя и их нового бога. Но к тому моменту, когда Тарл-ан-Гиг будет править повсюду, она должна подготовить триона или им обоим придется за это заплатить. Она остановилась перед огромными дверями шпиля.
Сделала вдох.
И вышла.
Холодный воздух принялся жалить кожу. Запах города, полный древесного дыма, ударил в ноздри.
Перед центральным шпилем раскинулась огромная площадь. На самом деле не совсем площадь: у нее были неправильные углы и не совсем правильные стороны, немного неприятные. Здесь собралась огромная толпа. Пока она еще ее не видела, но Кирвен и не требовалось, ведь она слышала тысячи ног на огромной мозаике звезды Ифтал.
Перед ней, спиной к шпилю, выстроились ряды правителей Харншпиля – Рэи в красивых доспехах из темно-древа. Каждый стоял перед маленьким тафф-камнем, положив на него руку. За Рэями возвышался великий камень Харншпиля, его высота равнялась трем людям, вставшим друг другу на плечи. Он закрывал вид на площадь. Она услышала гудящий голос одного из монахов, Джаудина, который исполнял роль Скиа из Харншпиля, – они заканчивали церемонию.
– Отдайте себя Тарл-ан-Гигу! – выкрикнул он.
Толпа закричала в ответ:
– Мы отдаем себя Тарл-ан-Гигу!
Хотя они этого не делали.
Это не было истинным жертвоприношением, когда люди выстраивались, чтобы прикоснуться к великому тафф-камню, и каждый отдавал часть своей жизни капюшонам внутри ждущих Рэев. Платили цену, запрошенную богами, чтобы земля не растворилась у них под ногами.
Когда она только забрала Харншпиль, жертвоприношения проходили через день. Она знала, как они отнимали силы, а война истощила север. То, что производил Харншпиль – урожай, животные и оружие, – постепенно уменьшалось. Солдаты, которых они набирали, становились заметно более слабыми, и Кирвен поручили изменить ситуацию, улучшить положение в Харншпиле.
Теперь истинные жертвоприношения случались один раз в месяц из восьми Малого сезона и один каждые два месяца в течение восьми Суровых сезонов. Рэям это не нравилось, но Капюшон-Рэи ее избрали и не могли жаловаться. Болезнь синих вен обрушилась на растения, от дрожи трескалась земля, что сильно ухудшало положение людей. Что-то следовало отдавать, а жертвоприношение она могла контролировать.
Чтобы успокоить Рэев, она увеличила количество ежедневных казней, что радовало людей и самых могущественных Капюшон-Рэев, которые извлекали из этого пользу.
На сегодня было назначено две казни. Вора и женщины, убивавшей постояльцев своей гостиницы. Рэи, которым предстояло казнить преступников, Галдерин Мат-Брумару и Ванху Ан-Дерриту, были сильными и старыми. Кирвен им доверяла, и не только потому, что они не стали бы интриговать против нее или решили убить, а потому, что понимала их и могла ими управлять. По мере того как Рэи старели, капюшоны сжигали их мягкость, делали совершенно чистыми. По-своему простыми. Они жили ради власти и жестокости; давай им то, чего они хотят, и будешь под их защитой.
– Тарл-ан-Гиг благословляет народ Харна! – крикнул Джаудин.
Огромный цветок огня вырвался из вершины тафф-камня. Толпа исторгла одобрительный рев.
Кирвен улыбнулась. Сейчас у нее было неподходящее настроение для веселья, но иногда трудно сохранять серьезность. С того места, где она стояла, она видела Рэя за камнем, сотворившего фокус с плюмажем огня, который обманул толпу. «Как легко вести людей за собой, – подумала она. – Все это лишь спектакль».
Когда огонь погас, Кирвен спустилась с каменного помоста перед тафф-камнем и увидела разочарование во взгляде Джаудина, когда он понял, что она намерена надзирать над казнью и греться в признательности толпы. Она коротко кивнула ему, а затем приказала вывести вперед приговоренных.
Ее стража заставила их встать по обе стороны тафф-камня, их привязали веревками, и довольная толпа взревела. Потом подошли Рэи. Рэй Галдерин встал за вором, Рэй Ванху – за убийцей. Толпа успокоилась.
Люди чувствовали близость смерти. Столько лиц внизу, и все ждали ее команды.
Она была удивлена, когда узнала, как легко завоевать любовь толпы. Когда Рэй Мадрайн вынудила ее присоединиться к своей семье, она внимательно за ней наблюдала. Она училась.
Дай им богов, освободи от части обязательств, занимай их и обеспечь предметом для ненависти.
И тогда они твои.
Конечно, не все, и она становилась безжалостной к тем, кто выступал против нее; еще один урок, который ей преподала Мадрайн.
– Мы собрались здесь для свершения правосудия! – прокричала Кирвен, чувствуя мощную волну одобрения толпы. Слово «правосудие» всегда было хорошим началом – сказать им, что они испытывают правильные чувства относительно того, что должно произойти. – Два гордых Рэя сегодня накормят своих капюшонов, – ее голос разнесся по площади, – и души преступников отправятся вниз, к Осере!
Рев толпы почти заставил ее забыть о гневе, который вызвало неповиновение Венна, – и боли.
Одобрение и желание толпы смыло все сомнения, которые могли ее мучить из-за принятых решений.
Вот ее место.
Именно здесь она должна быть.
Во главе.
– Я не стану заставлять вас ждать правосудия, ведь я считаю, что правосудие не должно ждать! – Снова раздался рев. Кирвен повернулась к приговоренным. – Сначала вор. – Она посмотрела на мужчину сверху вниз: он был избит, связан и раздет, рот ему заткнули кляпом. Люди любили смотреть на голых. Она не очень это понимала, но давала им то, чего они хотели. Вор выглядел напуганным, и она его не винила. Из всех возможных способов смерти казнь Рэя была самой страшной. За вором стоял Галдерин, не слишком высокий, с широкими плечами и красивым лицом, если не обращать внимания на мертвые глаза. Он носил белый грим, популярный в Круа, маленькие синие звезды над глазами и черные символы на щеках указывали на происхождение.
Она кивнула ему. Галдерин поднял руки, и между его ладонями вспыхнуло пламя. Толпа одобрительно взвыла. Приговоренный вор попытался отодвинуться, но не смог; его крепко привязали к камню. Рэй позволил огню вспыхнуть и погаснуть. Посмотрел на свои руки, словно испытал разочарование.
Кто-то из толпы закричал:
– Накорми своего капюшона!
Зрители подхватили его клич и начали скандировать, Галдерин ждал подходящего момента. Вор визжал, но Кирвен сомневалась, что его кто-нибудь слышал, – это не имело значения. Галдерин положил руки ему на плечи, и мгновение ничего не происходило.
Затем поднялся дым, глаза вора широко раскрылись, Галдерин вздохнул. Вор упал.
Ей нравилось в Галдерине его эффективность: он делал только то, что требовалось. Именно по этой причине она отдала ему вора. Многие люди в толпе находились всего в нескольких шагах от воровства. Им не следовало видеть страдания, которые их ожидали, если они окажутся на тафф-камне.
Однако убийцы – совсем другая история.
Вот почему она выбрала для убийцы Ванху.