– Подготовка, которой ты занялся… – Кирвен произнесла эти слова, слегка задыхаясь.

Она разгладила одежду – роскошные ткани легко мялись, а она не могла выглядеть неаккуратной.

– И как следует поступить дальше, Высокая Леорик? – спросил он.

– Завершай ее, – сказала она холодно, спокойно и уверенно – именно такой она должна была оставаться. – Я больше не стану нянчиться с ребенком, Фалнист; он должен принять правду нашего мира и занять в нем свое место. Цена не имеет значения.

– Конечно, Высокая Леорик, – сказали Фалнист. – Цена не имеет значения.

Она не стала на него смотреть – не смогла бы перенести выражение триумфа, которое, как она знала, появилось на его лице.

7

Его заставили ждать у ворот. Он сел на камень и принялся следить за движением света по небу, наблюдая, как тени деревьев перемещались к стенам Харна, когда свет проходил через раннюю восьмерку. У него над головой тучи, длинные и гладкие, похожие на пыльцу цветущих грибов, указывали на север. Круговые ветры будут толкать их дальше, пока они не окажутся над Вирдвудом и стена туче-деревьев не заставит их разразиться дающей жизнь водой. Она начнет падать на лес, чтобы тысячей ручейков вернуться к земле. Совсем немного доберется до Харна, потому что она уйдет в землю еще до того, как покинет Харнвуд, поэтому воду приходилось отбирать у лозы и деревьев.

Если он прищуривался, ему казалось, что он мог различить линию тумана в том месте, где тучи встречались с деревьями, а черные стволы и огромные ветви торчали внизу так, что возникало впечатление, будто на массивных деревьях выросли листья из влажного воздуха. Лишь немногие люди, жившие в Харне или Круа, отправлялись в путешествие в Вирдвуд. Опасности заметно перевешивали выгоду, за исключением подходящего сезона, вроде падения деревьев, поэтому было маловероятно, что большинство когда-нибудь увидит туче-деревья или будет гулять под ними.

Однако Кахан это делал; порой ему казалось, что огромный лес звал его голосом, которому он не мог отказать, и, несмотря на все опасности Харнвуда и Вирдвуда, его влекло к спокойным, темным и одиноким местам среди огромных деревьев.

Там он не встречал других людей, за исключением редких форестолов, тех, что были отвергнуты или сами отказались от общества людей.

Обычно они держались особняком. Если они атаковали, это означало, что ими овладело отчаяние или они нападали на Рэев. Их не интересовал одинокий человек, идущий через их лес, и они не нападали на небольшие деревни вроде Харна, поскольку в таких местах они могли торговать, если возникала потребность. Форестолы имели доступ к ценному дереву, что оправдывало риск общения с ними.

«Интересно, – подумал Кахан, – почему они сейчас нападают на торговцев Харна?» Ему казалось, что не было особого смысла тратить силы из-за небольшого количества шерсти.

– Лесничий! – Он повернулся и увидел Дайона, стоявшего между стражами ворот, высокого, худого и сурового, как и всегда. Он выкрасил лысую голову грибным соком, и на ней тускло светились таинственные спирали Тарл-ан-Гига. – Леорик выслушает твою просьбу прямо сейчас.

Кахан прикусил губу и не стал давать резкого ответа. Вполне в духе Дайона сделать вид, что не лесничий делает одолжение Харну, а Харн идет навстречу просьбе Кахана. Как и большинство жителей, он никогда не бывал дальше Большого Харна и с подозрением относился ко всему, что лежало за пределами его маленького мира. Он смотрел на направлявшегося к нему Кахана и чесал нанесенные краской на щеку символы, которые указывали на его происхождение. Складывалось впечатление, что чернила раздражали его кожу, и хотя это было некрасиво со стороны Кахана, он улыбнулся – получалось, что знак принадлежности доставлял владельцу неудобства.

– Веди меня, Дайон, – сказал он.

Тот кивнул и зашагал вперед, не глядя, следует Кахан за ним или нет.

Леорик Фарин ждала его в холодном длинном доме; она сидела у огня и пила бульон маленькими глотками.

– Я рада, что к тебе вернулся здравый смысл, лесничий. – Она попыталась улыбнуться, но ее глаза оставались холодными. – Я отправлю короноголового на твою ферму. – Он чуть не сказал больше, чем следовало, – что она может забрать себе ферму, он не намерен возвращаться и она ему теперь не нужна. Визит возрожденной помог ему принять решение, и он собирался остаться в Большом Харне. Он считал, что глупо рассказывать о своих планах. Пусть Харн и не присылал за ним солдат, но из этого не следовало, что они его не сдадут. Чем меньше им известно, тем лучше, хотя его огорчало, что короноголовые останутся без присмотра. Скорее всего, они погибнут.

– Я бы предпочел получить монеты, – сказал он.

– Ты не веришь, что мы дадим тебе хорошее животное? – спросила она.

– Нет, – ответил он, довольный, что она сама дала ему повод отказаться от короноголового.

Фарин посмотрела на него с таким выражением на лице, которое он не сумел понять, покачала головой и с кряхтением встала. Леорик потерла спину, а потом исчезла в дальней части длинного дома, за ширмой. Она вернулась из темноты с мешочком с монетами.

Там было немного, но он решил, что ему хватит. С учетом того, что он выкопал в роще, денег получилось больше, чем многие жители Харна видели в своей жизни. Он спрятал кошелек в сумку, между одеждой.

– Я сожалею, что тебе пришлось ждать снаружи, лесничий, это не мой приказ, – сказала Фарин. – Я говорила Дайону, что ты должен подождать, пока караван будет готов выступить, но ему следовало привести тебя сюда.

– Я не видел каравана.

– Он у лесных ворот. Когда я узнала, что ты здесь… – Она снова улыбнулась, но улыбка получилась такой же холодной, как ее дом. – Я не хотела давать тебе время, чтобы ты передумал. Когда ты вернешься, мы можем стать ближе, чем раньше, верно?

И она повела его из своего дома через тихую деревню к лесным воротам, где караван готовился отправиться в путь.

Он оказался больше, чем Кахан ожидал. Плот не висел на летучей лозе, как обычно, а удерживался над землей при помощи сети с сотней или более того молодых летучих пастей, каждая величиной с человеческую голову. Они метались взад и вперед, хватались за края сети извивавшимися щупальцами и пытались выбраться.

Сенгуи, фермер, которая выращивала летучие пасти, тщательно проверяла узлы, чтобы убедиться, что никому из них не удастся сбежать. С другой стороны стоял Гарт, который проверял края плота на прочность. Рядом с ним возвышался мясник Онт, огромный мужчина, который был заметно крупнее Кахана, – лесничий никогда его не любил.

– …И я тебе скажу, – гудел Онт, – у меня есть еще сушеное мясо, и я хочу его отправить.

– Мясо и шкуры, – тихо сказала Сенгуи, – тяжелые. Сеть не выдержит больше пастей, чтобы сбалансировать груз.

– Тогда возьми другую сеть, – сказал Онт.

– Остальные слишком молодые, их никто не купит. Если ты хочешь добавить еще товары, тебе придется договариваться с Гартом. – Торговец шерстью улыбнулся и покачал головой, глядя на Онта. – Если ты дашь цену Дийры, которую она заплатила, чтобы я убрал свою шерсть и заменил ее шкурами, я возьму твои монеты.

Онт запыхтел, но ничего не ответил. Кахан отвернулся от споривших торговцев и посмотрел на Леорик.

– Ты сказала мне, что я тебе нужен из-за моих размеров, – сказал он, – но Онт намного крупнее меня.

– Двое больших мужчин лучше, чем один, верно? – Она пожала плечами. – Во всяком случае, так говорят.

– Только не нужно пытаться отвлечь меня шутками. – Начало искренней улыбки исчезло с ее лица, когда она услышала его серьезный тон. – Скажи мне, почему ты на самом деле хочешь, чтобы я отправился с твоими торговцами, или я уйду.

Кахан посмотрел на нее.

Она посмотрела на него.

«Интересно, что она обо мне знает?» – подумал Кахан.

Или он скрывал свое прошлое не так хорошо, как ему казалось, и эхо его профессии воина всюду следовало за ним? За ним оставались алые следы крови, которую он пролил.

– Если ты солжешь, Леорик, я уйду. Почему я тебе нужен?

Она сделала глубокий вдох.

– Хорошо, я знаю, что мы не можем ничего противопоставить их оружию трусов.

– Ты думаешь, что еще один человек способен остановить группу форестолов, вооруженных луками? – Огонь у него внутри стал гореть ярче. – Очевидно, ты никогда не видела в деле хорошего лучника. – Ему не следовало удивляться, что она не была знакома с луками: их запретили во всем Круа, и народ их презирал. – Почему не пригласить Рэев? Они защитят твою деревню и накажут форестолов за нападения, в особенности если они используют луки. Они не терпят оружия, которое способно убивать с такого расстояния.

Она выдохнула, взяла его за руку и отвела в сторону от торговцев – те продолжали спорить, не обращая на Кахана внимания.

– Я ничего о тебе не знаю, лесничий, – сказала она, – даже твоего настоящего имени. Но мне известно, что ты отличаешься от других людей, – продолжала она, склонив голову, чтобы напомнить, что торговцы находятся рядом. – Ты видел мир, ты его знаешь, и не только как солдат, марширующий, чтобы сражаться, не видевший ничего, кроме лагерей и полей сражений. – Она вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать признаки того, что права. – Я правлю этими людьми, а они ничего не знают о Рэях, если не считать историй о великих героях. Для них Рэи – это воины, которых можно увидеть издалека на поле сражений. Но нам ведь известна правда о них, верно? Наши лидеры жестоки, и они будут плохо обращаться с моими людьми, если я их призову. – Тут он не мог ей возразить. – Ты лесничий, ты знаешь лес и его правила. – Она посмотрела на продолжавших спорить торговцев. – Они будут спорить и думают, что лучше форестолов. Они попытаются с ними сражаться, если их встретят. В лучшем случае они потеряют все, в худшем – превратятся в трупы, кормящие деревья и грибы. – Она снова перевела на него взгляд. – Я надеялась, что ты сможешь договориться с форестолами о сделке, чтобы они разрешили вам пройти.

– А тебе известно, почему они на вас нападают? – спросил он. Она снова повернулась к каравану. – Ты должна послать им сообщение, предложить форестолам часть товаров, а также место для торговли, если они пожелают его получить – если они оставят тебя в покое.

Она посмотрела на него.

– Ты думаешь, я не пыталась? – Фарин вздохнула и понизила голос: – Харн умирает, лесничий, нам необходима торговля с Большим Харном. Это наша связь с небесными плотами, а оттуда с остальным Круа. Синие вены отравляют наши поля, и без торговли лес заберет Харн, и его население потеряет все.

За их спиной караван наконец пришел к согласию, торговцы надели веревочную упряжь и начали движение через деревню.

Кахан смотрел, как они проходили мимо, сеть с летучими пастями подпрыгивала над тяжело груженным плотом. Они прошли мимо, не глядя на него. У ворот Тилт ждали два стража и монах Тассниг, который держал кричавшего хисти за уши.

– Вы должны подойти к ним для благословения, – сказала Фарин.

– Я не думаю, что мне будут рады, к тому же мне не нужно благословение такого бога, как Тарл-ан-Гиг.

В тот момент, когда он закончил говорить, что-то влажное ударило его в лицо. Он повернулся, приготовившись обрушить гнев на жителя деревни, поносившего его за отсутствие уважения или просто за то, что не имел клана. Однако увидел монашку, которой дал монету, – она сидела на корточках перед земляным домом. Ее руки были в земле, озорная улыбка не сходила с губ. На голове торчали колючки волос.