Интересно, однако, что он рассказал о начатой им терапии, где анализирует свое детство. Родители Нейта любят друг друга, и любят его, но, тем не менее, детство надломило его в мелочах, которые, в конце концов, превратились в серьезную проблему. Я всегда думала, что два любящих родителя – это все, что нужно, но, возможно, я ошибалась. Неужели, будь у меня мать, я стала бы другим человеком? Или это подтолкнуло бы меня к другим, в некотором смысле лучшим решениям? Или же даже размышления об этом являются своего рода опорой, попыткой оправдать себя? В конце концов, всегда есть кто-то, у кого дела обстоят лучше. И, как правило, есть много тех, у кого они еще хуже. Я знаю это по опыту многолетних репортажей о величайших трагедиях на земле. Я думаю, что все мы, люди, – всего лишь разновидности Шалтая-Болтая, вечно пытающегося собрать себя воедино.

Теперь Нейт с американским акцентом объявляет, что поведет нас в Манаролу, ближайший город, примерно в миле отсюда. Затем снова включает Фабрицио Сальваторе и начинает напевать «Volare».

– Nel blu, – поет он, ужасно фальшивя. – Dipinto di blu.

Каким-то образом, играя Фабрицио Сальваторе, он все еще остается сексуальным. Возможно, благодаря тому, что он может посмеяться над собой.

– Dipinto di blu-u-u.

Вчера вечером пианист в вагоне-ресторане сыграл «Volare», и мелодия привязалась к Нейту. Нет ни малейшего шанса, что песня оставит его или нас на время поездки.

– Ты знаешь, что в этой песне поется о человеке, который мечтал раскрасить себя в голубой цвет и летать? – спрашиваю я, не упоминая, что об этом рассказал мне Габриэль.

– Nel blue, dipinto di blue, – поет Нейт громче, улыбаясь. Он, как всегда, красив и обаятелен, но что-то меня беспокоит, словно Нейт перебарщивает в своих попытках расположить меня к себе. Раньше его поведение казалось мне безумно милым, но теперь оно начинает меня слегка раздражать. – Ты знаешь одну строчку и просто достал ею, – наконец произношу я.

– Come sei dolce! – продолжает он. – Это значит «Ты сладкая».

Похоже он знает текст. Приехав в страну пару часов назад, он уже разбирается в итальянском.

Он улыбается, быстро обнимает меня, и впервые с тех пор, как мы расстались, вместо того чтобы застыть, мое тело смягчается, принимая эти объятия. Я смотрю на его руку, которая рассеянно гладит мою, на светлые волоски, покрывающие его предплечье. Это Нейт, а не Фабрицио. И я действительно скучаю по нему. Я скучаю по нам. Я чувствую, как растворяюсь в нем, расслабляюсь, в голове туман.

Не может быть, чтобы было так просто все начать сначала… или это возможно?

Мы поворачиваем, спускаясь с крутого холма, и останавливаемся чтобы попить воды. Я оцениваю расстояние, которое мы преодолели, затем отпускаю руку Нейта и направляюсь к деревянному ограждению на утесе. Чуть наклоняюсь вперед, загипнотизированная волнами, разбивающимися о впечатляющие скалы, выступающие из моря. В течение, как мне кажется, многих минут мысли роятся в моем мозгу, но я, похоже, не могу зацепить ни одну из них. Внезапно я слышу свое имя. Его выкрикивают резко и очень взволнованно.

– Рори!

Я вижу краем глаза, что это Макс. Затем внезапно меня толкают в бок, прямо в тот момент, когда на меня летит каменная глыба.

Глава десятая. Рори

– Рор! Рор!

Мои колени погружаются в гравий, когда валун, царапнув руку, падает с обрыва. Я врезаюсь плечом в ограждение. Пыль летит мне в лицо, и я зажмуриваюсь, но не раньше, чем частицы песка попадают в глаза. Я ощупываю плечо, пробую пошевелить им, с облегчением убеждаясь, что могу это сделать. Затем протираю глаза, открываю их и поднимаю взгляд.

Три обеспокоенных лица выделяются на фоне чистого голубого неба.

– Что… что случилось? – Мой голос дрожит, пульс все еще учащен.

– Я не знаю, – говорит Макс, продолжая прикрывать меня своим телом, словно щитом. – Этот огромный камень просто появился из ниоткуда!

– Он чуть не влетел в тебя, – задыхаясь, произносит Каро. – Если бы Макс не… Я имею в виду… что это было, черт возьми?!

Теперь я слышу невнятный говор, и в поле моего зрения показываются другие люди с напряженными от беспокойства лицами. Та самая гламурная итальянская семья, мимо которой мы проходили по пути сюда; молодой парень-хипстер с классной серебряной серьгой в ухе, который тоже ехал на поезде, а потом отправился с нами в город на катере; его девушка с короткими розовыми волосами вроде бы говорит по-русски, о чем свидетельствуют несколько смутно знакомых слов.

– Рор, – это Нейт, он рядом стоит на коленях. – Рор, ты в порядке?

– Да, – поспешно отвечаю я и позволяю ему подхватить меня. Я отряхиваю свои брюки, которые теперь порваны на колене. – Да. Я в порядке. Спасибо.

Я поворачиваюсь и изучаю место, с которого, должно быть, сорвался валун, – густые заросли кустарника. Часть тропинки над головой защищена бетоном, а этот участок – нет. И все же как, черт возьми, такая огромная штука могла упасть?

Все окружают меня, протягивая бутылки с водой и даже зубчик чеснока от русской дамы. Отец с детства говорил мне, что люди из этой части света свято верят в целебные свойства чеснока. Папа тоже ел сырой зубчик чеснока, и к нашей с Максом детской досаде, это случалось прямо перед приездом наших друзей.

– Нет, спасибо, spasiba. – Я надеюсь, это означает именно «спасибо», а не «до свидания». Должно быть, я произнесла правильно, потому что она улыбается и обрушивает на меня поток русского.

– Нет, нет, я не говорю по-русски. И ты можешь забрать… вот это. – Я протягиваю ей чеснок, но она отдергивает руки, как будто это горячая картошка.

Она снова что-то настойчиво говорит, и ее парень переводит:

– Это русский пенициллин. Чтобы залечить рану.

– Я знаю. Но спасибо, это не требуется. Я в порядке. Пожалуйста. – Я настойчиво вкладываю ему в руку зубчик чеснока. Запах, теперь идущий от моих пальцев, спазмирует мне желудок. Я отодвигаюсь назад, адреналин от того, что только что произошло, все еще бурлит во мне.

– Coraggio!^[29] – восклицает папа-итальянец, выглядывая из круга моих фанатов, его голос громок, как сабвуфер.

– Я в порядке, правда! – «Может, все уберутся нахрен?» Но мой рот, застывший в кривой улыбке, отказывается это произносить. А потом все теснятся еще ближе ко мне, уступая дорогу стайке немецких туристов с массивными рюкзаками и походными палками, которые едва не протыкают мне локоть.

После того, как немцы удаляются, наши друзья по поезду медленно расходятся, оставляя нас вчетвером.

– Я в порядке, – повторяю я как им, так и себе. Облизываю указательный палец и вожу им по ссадине на колене, которая видна сквозь дыру.

– Может, отвезти тебя к врачу? – Каро хмурится.

– Нет. Я в норме.

– Ну, мы должны хотя бы перевязать это, – говорит Нейт. – Нам нужно зайти в аптеку.

– В какую? Может быть, в ту, что за углом? – Теперь я раздражена. – Ссадина меня не убьет. Камень – да, он мог, – я слышу, как говорю это странно шутливым тоном. Я делаю неуверенный шаг вперед. – Давайте просто продолжим прогулку.

– Ты уверена? – спрашивает Макс, с братской заботой в глазах.

– Да. Спасибо, Макси. Ты спас меня. – Я стискиваю его предплечье.

Макс пожимает плечами.

– Оказался в нужное время и в нужном месте.

– Нет, ты на самом деле спас меня.

– В любое время, МС. – Он выглядит удивленным.

– Это был камнепад? – задумывается Нейт, оглядываясь на возвышенность. – Мне кажется, я читал, что здесь такое случается.

– Я бы предположил, что он бывает в сезон дождей, – возражает Макс. – Только не летом.

– Но эта часть пути самая опасная, – говорит Каро. – Об этом сказано в путеводителе. Смотри. – Она указывает пальцем на знак с красным треугольником, внутри которого фигурка падающего человека.

– Но я не упала.

– Нет, – соглашается Каро. – Не упала.

Мы вчетвером вновь идем по пыльной тропинке. Моя походка нетвердая, но я держусь, сердце все еще бьется где-то в горле, когда я задумываюсь, как близко я была… Если бы валун врезался в меня, я могла бы перелететь через ограждение. В сотнях футов до прибрежных камней…

Мы проходим мимо лимонных и оливковых деревьев, утопающих в пышной листве, затем мимо цветущих агав и кактусов, торчащих из земли на каждом шагу – словно опытный садовник специально высаживал их для своего удовольствия. Я пытаюсь сосредоточиться на красоте, чтобы подавить страх. Но не могу перестать оглядываться через каждые несколько футов.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спрашивает Нейт, подходя ко мне. – Это было странно. Я имею в виду…

– Я в порядке. Со мной все хорошо.

– Рор? – он сверлит меня взглядом.

– Правда.

Мы идем дальше в тишине, но, в конце концов, пейзаж расслабляет и Макс восклицает: «Я бы никогда отсюда не уезжал!», Каро вторит ему: «Похороните меня здесь».

Только Нейт по-прежнему молчит. Интересно, думает ли он о том же, о чем и я. Что, вероятно, валуны редко падают без причины…

К счастью, сейчас дорога прямая, воздух наполнен ароматом можжевельника и орегано. Время от времени мы проходим мимо террас, увитых пурпурной бугенвиллеей, где группы людей пьют граниту^[30] и едят пасту, накручивая ее на вилки, у одних она зеленая, полагаю, с соусом песто, у других – красная.

Каро идет чуть впереди, восхищаясь пейзажем, делая снимки, которые, уверена, скоро появятся в Instagram. Немного странно, что она старается быть поодаль, особенно после необычной истории с валуном. Как правило, мы с Каро неразлучны и близки настолько, что между нами нет ни секретов, ни лжи. Но мы давно не виделись. Между нами еще не случилось той оттепели, когда одна из нас говорит о чем-то из прошлого нашим общим языком, возвращая во времена детства. Вместо этого я точно мерцающий огонек – вспыхиваю и гасну, снова вспыхиваю и снова гасну, зациклившись на обвинениях Джиневры.

– Аккуратно! – предупреждает Нейт, когда я подхожу к обрыву над морем. Он обходит меня и оказывается между мной и морем.

– Что?

– Смотри. Не думаю, что они хорошо укреплены. В некоторых местах почва выглядит так, будто ее размыло.

– Мне следовало надеть обувь получше, как ты и говорил. – Я выдавливаю из себя улыбку.

Он улыбается в ответ.

– Мне требуется огромная выдержка, чтобы не сказать, что я тебя предупреждал.

– Я восхищаюсь твоей выдержкой.

– Эй, дайте мне передохнуть. – Макс делает паузу, чтобы отхлебнуть воды.

Нейт направляется к смотровой площадке, а я останавливаюсь рядом с Максом, прислонившись к каменной стене. Я настороже на случай, если в меня полетит еще один булыжник.

Ладно, мне нужно все-таки поговорить и разобраться со своими близкими. Думаю, можно начать с моего брата. После того как он спас меня, я чувствую, что гнев по отношению к нему ослабевает.

Я резко выдыхаю.

– Макс, можешь сказать, какое твое первое воспоминание обо мне?

Каро наблюдает за нами со стороны. Каким-то образом мне становится ясно, что она уловила и поняла важность этого разговора. Она что-то шепчет Нейту, взгляд которого мечется между мной и Максом, затем они вдвоем уходят дальше вперед.

Макс допивает воду и вытирает рот.

– Да, конечно. – Он снимает свои солнцезащитные очки – древние Oakleys, которые давно пора выбросить, и устало смотрит на меня, когда мы проходим мимо оливковых деревьев. Я медлю, чтобы дать Нейту и Каро время отойти на большее расстояние. – А почему ты спрашиваешь?

– Ну… из-за этого я сердита на тебя. И прости, что не сказала тебе раньше. Мне нужно было сначала самой все обдумать.