Я познакомилась с Габриэлем через Джиневру, когда, начиная с ней работать, подписывала целый ряд контрактов. Затем наши пути пересеклись, когда я поселилась в Трастевере,^[14] в квартире, снятой для меня в доме, где он жил и был управляющим. Однажды мы оказались рядом внизу в баре во время ланча, где я сидела, склонившись над путеводителем. Мы решили вместе поесть пиццу и разговорились. Габриэль рассказал, что женился в тридцать лет – редкость для итальянцев, которые обычно остепеняются гораздо позже. Он объяснил, что не был типичным mammone – маменькиным сынком, который продолжает жить в родительском доме, будучи взрослым мужчиной. Конечно, он любил свою мать, старался раз в две недели приезжать к родителям за город на il pranzo della domenica – священный семейный воскресный обед. Но ему не нужна была помощь матери в быту. Чтобы она стирала, – он поморщился, – или готовила, он прекрасно справлялся сам. А после развода, когда его бывшая жена сбежала в Австралию со своим новым другом, он в одиночку воспитывал дочь Кьяру. В тот момент я поняла, как много всего свалилось на Габриэля и как сильно он старался быть на высоте. И у него получалось. А еще я тогда подумала, что он очень сексуальный. Он мне сразу понравился, судя по трепету у меня в животе. Было странно и непривычно думать, что симпатичным может быть не только Нейт, и даже смотреть на мужчину, который не был Нейтом, казалось странным.

После того ланча Габриэль предложил показать мне не слишком популярные среди туристов уголки Рима. Я согласилась. Он познакомил меня с Mercato Testaccio^[15], где я попробовала горячий сэндвич с рубцом (невероятно вкусный), отвел на Авентинский холм, где мы заглянули в знаменитую замочную скважину, откуда открывается невероятно живописный вид на город. Габриэль знал, что я переживаю из-за расторгнутой помолвки и просто ищу легкости и веселья. И все было легко и весело, пока Габриэль не признался, что у него появились чувства ко мне и он настроен на большее. Я, конечно, понимала. Мы расстались друзьями, хотя полагаю, вы никогда по-настоящему не узнаете, что человек думает о вас после того, как вы вроде бы встречались.

– Что ж, считай меня своим консьержем, – Габриэль улыбается, и я вспоминаю, какая искренняя у него улыбка. Как ни странно, я ему доверяю.

– Кто присматривает за Канноли? – интересуюсь я.

Если вы хотите узнать, что из себя представляет Габриэль, вам достаточно истории о его собаке Канноли – ужасающе уродливой дворняжки. Канноли нервный и требовательный, он повсюду писает и не перестает лаять. Его четыре раза брали в разные семьи, и каждый раз отказывались. Они не могли с ним справиться, хотели собаку поласковее. Собаку попроще. И только Габриэль увидел нечто привлекательное в обиженном и капризном Канноли. Он говорил мне, что никогда не откажется от этого пса, даже несмотря на то, что тот порой сводит его с ума, потому что Канноли нужна семья, которая останется с ним навсегда.

Габриэль улыбается.

– Признаюсь, это была самая сложная часть поездки. По крайней мере, с точки зрения логистики. Он с Нино.

Ах, Нино – этот наш сварливый сосед сверху. Но он любит Габриэля, потому что тот всегда приносит ему рибболиту или стейк, утверждая, что случайно приготовил лишнего. Я знаю, это не так, он делает это намеренно.

Габриэль – юрист, управляющий недвижимостью, суперпапа, совершающий добрые дела. И красавчик. Не могу не упомянуть его внешность. – Полагаю, это означает дополнительную рибболиту для Нино, – говорю я, и мое сердце начинает колотиться заметно быстрее.

– Скорее, рибболиту на веки вечные. – Габриэль вздыхает, затем выражение его лица снова становится деловым. – Но послушайте, я собирался сообщить, что Джиневра не хочет, чтобы кто-то из вас за что-либо платил или беспокоился о выборе лучшего ресторана, идеальной панорамы. Она все спланировала по высшему разряду. Она хочет, чтобы это стало вашим самым прекрасным путешествием в жизни.

Я киваю, но все еще не понимаю. Даже близко не понимаю.

– А это – вторая причина. Она хотела, чтобы я передал это. – Габриэль открывает коричневый кожаный портфель и достает книги.

Мое сердце замирает. Это не просто книги, это та самая книга. Та, что обо мне.

Я вижу, что это не типографский экземпляр – нет замысловатой обложки и твердого переплета. На лицевой стороне просто напечатано – «Рукопись в переплете» и название – «Домик на озере».

Дрожь пробегает по моей спине. Я слышу вздох. Это Макс, его лицо становится поразительно бледным. Затем я перевожу взгляд на Каро, костяшки ее пальцев, сжимающих бокал, побелели. Даже плечи Нейта напряглись и приподнялись почти до ушей. Странно – все они, похоже, так же озабочены этой рукописью, как и я.

«Домик на озере». До настоящего момента я не знала, как она назовет роман. Название явно отсылает к нашему детству. Наш хлипкий домик на Орчард-Лейк – озеро, которое папа обожал, в районе которого он едва ли мог купить недвижимость, и все-таки сделал это. Первое, что я вспомнила, увидев это название, как у меня от ужаса подкашивались коленки, когда папа уговаривал меня прыгнуть в воду с нашего причала. Он сказал, чтобы я представила, что я дерево. Тук-тук. Он постучал по моим икрам. А теперь, Рори, одеревеней. После того, как дерево срублено, оно падает.

Папа хотел, чтобы я упала, и я упала, просто рухнула в воду. Я до сих пор помню, как мое тело ударилось о поверхность. Затем папины руки, обнимающие меня.

То, что, велев мне прыгать, он не держал меня, было характерно для папы. Он прожил тяжелую жизнь, полную трагедии. Эмигрировал из Советского Союза в США в поисках свободы, с большим риском и исключительно силой своего упорства и воли. Так что да, он всегда, всегда был рядом с нами, и был действительно лучшим отцом, какого только можно себе представить. Но нас с Максом воспитывали в понимании, что каждый из нас отвечает за себя сам.

Другими словами: тук-тук, одеревеней. Я должна была упасть, выплыть и спастись. А потом папа ждал меня с распростертыми объятиями. И я в избытке получала поцелуи, любовь и поддержку.

Вот только теперь он порой даже не понимает, кто я такая.

Могла ли Джиневра написать эту книгу о Мичигане?

Наш родной город на юго-востоке Мичигана, в пригороде Детройта, находится на расстоянии целого мира от родного для Джиневры Рима. Что вообще Джиневре известно о Мичигане? На самом деле я не так уж много рассказывала ей о своем родном штате. Насколько я знаю, она никогда раньше там не была. Джиневра попросила разрешения приехать лично, чтобы взять интервью у Макса, Кэролайн и папы. Но мне не понравилась идея навязывать близким людям многодневные собеседования. Они, конечно, могли бы согласиться на Zoom – это было разумно. В любом случае, предлагать папе общение с незнакомым человеком, учитывая его нынешнее состояние, было бы неправильным. Поэтому я вежливо отклонила просьбу Джиневры взять интервью у папы и сказала, что она может поговорить с остальными удаленно. Писательница приняла мое предложение без боя.

Сейчас я нервничаю, беспокоясь о том, что Джиневра, возможно, перенесла действие этой книги в мой родной город, тем самым осквернив его, эксплуатируя мои воспоминания. Я не предполагала такое развитие событий. Я была уверена, что она отправит меня на сафари в Зимбабве или в экспедицию в Арктику.

Нет. Этого не может быть. Джиневра не станет писать книгу о Мичигане. Она всегда предпочитала экзотические локации: Стамбул, Исландия. Даже Сибирь. Убийство в месте, изобиловавшим интригами, атмосферными и природными катаклизмами, чем более жестокими, тем лучше. Экстремальная жара, экстремальный холод. Крутые ущелья, чтобы прятать трупы. Такие уголки света, которые курирует ЮНЕСКО, привлекающие внимание путешественников по всему миру. Это особенность Джиневры.

Назвать ее писательский метод необычным будет сильным преуменьшением. В каждой новой книге в качестве главного героя она всякий раз использует реального человека. Добывает о нем информацию за солидное вознаграждение, копаясь в мельчайших подробностях прошлого, используя его подлинные переживания и травмы, чтобы создать вымышленную историю. Когда моя карьера рухнула, а Нейт разорвал нашу помолвку, она предложила мне поработать с ней. Сто тысяч долларов за несколько месяцев ответов на вопросы о моей жизни, частные детективы, изучающие мое окружение, психологические экспертизы и тому подобное. Плюс проживание и питание в Риме по полной программе. И, неожиданно, эта поездка на поезде, как дополнительный бонус.

Как только книга выйдет, мне также придется выступать с ней перед прессой. Это довольно просто. Я знаю, как вести себя перед камерой, несмотря на то, что меня все еще не покидает чувство стыда за мою сорвавшуюся карьеру ведущей новостей. Между тем, работая в новостях, я и познакомилась с Джиневрой. Я несколько раз брала у нее интервью о творческом процессе, о ее последнем бестселлере. Это было моим самым крупным достижением. Мы нашли общий язык, и чуть позже она предложила мне роль главной героини. Я никогда не думала, что способна на нечто подобное, но почему бы и нет?

Подписываясь на эту авантюру, я была уверена, что у меня нет никаких секретов, мне нечего скрывать. В моей жизни случались трудности, не обошлось без сожалений, но как и у всех, кто населяет нашу планету.

Так с чего бы мне возражать, чтобы Джиневра копалась в моей жизни? Беседовала с моей семьей и друзьями? Создала вымысел из моей правды?

Но столько всего произошло с тех пор, как я ответила согласием. Теперь я с тревогой смотрю на эту книгу, в которой рассказано… О чем? Как я в ней изображена? И еще более мучительное беспокойство: какие секреты скрыты на этих страницах? Какие послания таятся между строк или глубоко запрятаны в них? Раскрыла ли Джиневра…

– Джиневра хотела, чтобы у каждого из вас был экземпляр книги, – беззаботно произносит Габриэль, прерывая блуждание моих мыслей. – Она сказала, что больше всего на свете гордится именно этой историей.

Он раздает всем нам по толстому изданию. Никто не произносит ни слова. Нейт сжимает книгу в руках, на его лице отражается замешательство.

– Конечно, вы все внесли свой вклад. Согласились на интервью, согласились не подавать в суд, если Джиневра будет использовать в персонажах некоторые ваши черты. Это черновой вариант. Пока мы разговариваем, она все еще вносит окончательные правки. Она подумала, что это будет весело – для всех вас это станет опытом сближения. Тем не менее, она заранее приносит свои извинения. Один из вас должен умереть. – Он подмигивает. – В конце концов, она пишет детективы с убийствами.

Мое сердце теперь бьется в груди как барабан.

– Так ты приехал, чтобы рассказать нам о маршрутах и книгах?

– Ну и… – улыбка Габриэля кажется немного натянутой. – У Джиневры есть еще одно задание для Рори.

– Хорошо. – Я приподнимаю бровь, глядя на него. Боже, это странно! Притворяюсь, что мы не были вместе на Испанской лестнице пару месяцев назад, когда я ела джелато^[16], положив голову ему на плечо, а солнце клонилось к горизонту, освещая терракотовые фасады площади Испании.

Габриэль хмурится и почти с извиняющимся видом протягивает мне конверт.

– Это письмо от Джиневры. Ты можешь прочитать его в своем купе, если хочешь. А потом я буду рад обсудить любые вопросы, которые у тебя возникнут.

Конверт обжигает мне кожу. Он пухлый, как будто в нем несколько листов бумаги. Что еще она может сказать мне, учитывая, что мы провели три месяца в обществе друг друга? Она, наконец, расскажет мне о… я имею в виду, она, наконец, откроет правду?

– У нее добрые намерения. – Габриэль пристально смотрит на меня. – Я правда так думаю, Рори.

Я киваю, внезапно ощущая, что силы покидают меня.

– Я прочитаю это позже.

– Ты присоединишься к нашей поездке, Габриэль? – спрашивает Нейт. – Будешь тусоваться с нами, пока мы катаемся по Италии? Ты же здесь не просто, чтобы привезти эти вещи?

– Да, я останусь с вами, – любезно говорит Габриэль. – Кстати, я со своей дочерью. Он жестом указывает на девятилетнюю девочку в круглых очках в розовой оправе, чопорно скрестившую ноги, потягивающую фанту из стеклянной бутылки.