– Конечно, – отвечает она без энтузиазма.

Улыбка Нейта слегка увядает, но, надо отдать ему должное, он продолжает стараться.

– Тут Максимиллион, – Нейт указывает на меня и подмигивает, – заявил, что целую вечность не был в отпуске. Рор, знаешь, чем твой брат занимался несколько недель назад?

Я краснею.

– На самом деле это было два месяца назад.

– Нет, не знаю, и чем же? – Рори кажется заинтересованной не больше, чем если бы Нейт упомянул, что сменил марку зубной пасты.

– Катался на яхте с Jay-Z^[19].

– Я не катался на яхте с Jay-Z, – поправляю я Нейта, не в силах скрыть нотки гордости в своем голосе. – Я прилетел в Сен-Тропе на пять дней на встречу с одним из наших инвесторов. Jay-Z, правда, был на той яхте. Но я уже много лет не был в настоящем отпуске…

– Ты получил деньги? – спрашивает Рори.

– Он получил чертову уйму денег, – тихо говорит Каро.

– Я заработал. Я имею в виду, мы заработали. Компания.

– Вау. Поздравляю! – произносит моя сестра, но я замечаю, что улыбка у нее усталая и не отражается в глазах. – А что насчет вакцины? Она уже близка к…

– Ближе, – вмешивается Каро, прежде чем я успеваю ответить. – Но до полного одобрения еще несколько шагов. После второго этапа мы перейдем к третьему, а потом еще…

– Но скоро, – перебиваю я. – Я очень оптимистично настроен. Новые испытания проходят успешно.

– А папа… что насчет…? Я имею в виду, сможет ли он..?

В конце концов, это ключевой вопрос, не так ли? Вопрос, который не дает мне покоя ни днем ни ночью. Подействует ли вакцина на папу?

Успеет ли он получить ее вовремя? Дело в том, что у папы разновидность болезни Альцгеймера, которая более устойчива к обычным методам лечения. Конечно, он принимает нужные медикаменты, а также еженедельно проходит процедуры магнитной стимуляции нейронов в коре головного мозга, но замедлило ли это течение болезни? Лишь незначительно.

Несколько лет назад папа участвовал в испытаниях другой вакцины от болезни Альцгеймера, в то время, когда я все еще был погружен в исследования, которые позволили бы нам создать нашу. Пока я продвигался вперед так быстро, как только было в человеческих силах, исследуя и разрабатывая формулу, собирая команду, папа получил возможность опробовать вакцину, ныне несуществующую. Мой метод в чем-то схож, тоже нацелен на комплекс белков в мозге, распад которого происходит с возрастом и катализирует заболевание. Оба метода могли быть использованы для предотвращения заболевания, но, что наиболее важно, для его лечения: обратить вспять потерю памяти и образование бляшек. Но вакцина, которую получал папа, была запрещена из-за побочных явлений. Папа был одним из почти шести процентов участников испытаний, у которых развился менингоэнцефалит – воспаление оболочек мозга.

Он мог умереть. На самом деле, он чуть не умер.

Именно поэтому его врачи единодушно заявили, что впредь ему категорически противопоказано участвовать в испытаниях. Однако, как только наша вакцина будет одобрена FDA, это будет совсем другая история…

Так что время имеет решающее значение, в буквальном смысле.

– Мы надеемся, – наконец говорю я. – Мы надеемся, что папа успеет ее получить вовремя. Это все… Я работаю над этим. – Я чуть не добавляю: практически всю свою сознательную жизнь.

– Знаю. – Рори смягчается, и мне кажется, что возникшее между нами непонимание исчезает. – Как он?

Я пожимаю плечами.

– Думаю, как раньше. Более или менее.

– Но…?

Я понимаю, что она хочет знать подробности. О том, что он больше не может бриться. Теперь я делаю это за него. С ним круглосуточно находится помощница, его медсестра Сюзетта, но я предпочитаю сам заботиться о некоторых мелочах, когда навещаю его, а это происходит почти каждый день. Действительно ли моя сестра хочет знать, что папа иногда переходит на бессвязный лепет, говорит о вещах, в которых нет никакого смысла? Что ему сейчас трудно ходить самостоятельно? Что он часто замолкает на полуслове, а затем переходит на взволнованный русский, который он изучал в школе, хотя жил на Украине. Но я не понимаю его, потому что он никогда не учил нас русскому. Эмигрировав в Америку, он испытывал лишь одно желание – быть американцем.

Действительно ли Рори хочет знать, что недавно спросил Сюзетту, не ее ли я сын?

– Ему становится хуже. Ты действительно хочешь это услышать?

– Но он узнает тебя, – вставляет Каро, бросая на меня хмурый взгляд. – Рор, все не так плохо, как говорит твой брат. Часто, когда я навещаю его, он по-прежнему восторженно восклицает: «Кэролайн!» со своим невероятным акцентом. Никогда в жизни я не чувствовала, что кто-то настолько рад меня видеть, как Ансель Аронов. А его объятия? Он по-прежнему дарит крепчайшие, самые крепкие и долгие объятия.

Она улыбается, правда, грустной улыбкой. Иногда я забываю, что наш папа – единственный отец, который был у Каро. В последнее время она видится с ним чаще, чем с Рори, хотя надо отдать сестре должное – она прилежно навещала его раз в шесть недель, когда жила в Лос-Анджелесе. Сейчас, уехав в Италию, Рори часто звонит, как рассказывает Сюзетта.

Она морщится.

– После этого путешествия я собираюсь съездить в Мичиган и повидаться с ним.

– Я знаю, ему бы это понравилось, – говорю я. – Но, послушай, он хотел, чтобы ты жила своей жизнью. Он всегда хотел, чтобы мы жили своей жизнью.

– Тебе легко говорить. Ты видишь его постоянно.

Я пожимаю плечами.

– Я думаю, мы сами делаем свой выбор.

– Хотела бы я жить в мире со своим, – шепчет Рори.

– Может, ты переедешь в Мичиган?

– Черт, нет. Извините, ребята. Извините. Но нет.

– Понял. Нет так нет. – Я пытаюсь произнести это легко, но чувствую, как что-то сжимается у меня в груди. – Мичиган всегда был похож на слишком тесный ботинок, – говорю я, повторяя фразу, которую она произносила когда-то. В моем тоне звучит сарказм, который я не в силах подавить.

Я тоже мог бы уехать из Мичигана после университета. Массовый исход студентов в Чикаго, в Нью-Йорк, в Лос-Анджелес – обычное явление. Но, когда я учился в аспирантуре, у папы начались проблемы с памятью. Я решил остаться. Переключиться на исследования болезни Альцгеймера. Пустить корни в Детройте. Хотелось верить, что город возродится, в том числе и благодаря моей компании.

Мечты Рори перенесли ее через всю страну в крупные новостные агентства Лос-Анджелеса. Это оправданно с точки зрения карьеры, но, возможно, ей просто не хотелось наблюдать папино «падение» из первого ряда…

Я понимаю это, и иногда меня это возмущает. Но я никогда не пожалею, что остался.

Особенно потому, что сейчас я на пороге спасения папы. Если наша вакцина сработает – а она сработает! – это сможет в какой-то степени обратить его болезнь вспять. Снова сделать его человеком, способным функционировать в обществе. Даже если это не избавит от недуга окончательно и у нас просто будет больше светлых промежутков, больше осознанных моментов, это будет означать, что все, чему я посвятил себя, все, чем я пожертвовал, того стоило.

– Итак, что у нас намечено на завтра, ребята? – спрашивает Нейт.

– Да, давайте ознакомимся с этим необычным маршрутом. – Я пробегаю глазами по скрепленным листам бумаги, которые раздал Габриэль. – Поход по Чинкве-Терре. Затем обед в Вернацце и отдых на море в Монтероссо.

– Я всегда хотела побывать в Чинкве-Терре, – говорит Рори. – Побродить по пяти городам. Считается, что это одно из самых потрясающих мест на планете.

Я впервые в Италии. В детстве мы редко путешествовали, и, конечно, только внутри страны, а моя взрослая жизнь включала в себя ненормированный рабочий день и очень мало выходных.

– Звучит потрясающе, но мне все это кажется каким-то греческим.

– Ты хочешь сказать, итальянским. – Каро крутит на пальце кольцо «пантера» от Cartier. Оно совсем новое. Больше двадцати тысяч долларов, я посмотрел стоимость. Самое дорогое золото, украшенное изумрудами.

– Sì, signorina^[20], – нарочито вежливо киваю я.

Каро не улыбается. Боже, мы все постарели и стали напряженными.

Внезапно Рори встает и говорит:

– Ребята, – Ее тон ясно дает понять, что она хочет уйти. Как известно, завершение общения – это не коллективное решение. Оно разваливается из-за того, кто уходит первым.

– Подожди! Останься! – слышу я свою мольбу и ненавижу себя за это, за то, что так сильно нуждаюсь в сестре, за то, что так подавлен ее настроением и пассивной агрессией. – Сначала нам нужно поговорить! Всему есть предел! – В моей груди вспыхивает гнев. Не по отношению к Рори, а по отношению ко всему вообще.

– Рор, нам тоже нужно поговорить, – вмешивается Нейт. – Пожалуйста.

– Рор… Нет, – тихо просит Каро. – Не уходи пока.

Рори поочередно оглядывает каждого из нас.

– Я… – Внезапно поезд дергается, и она пошатывается, но сохраняет равновесие.

Мы тронулись. Мы в пути.

В вагоне-ресторане раздаются аплодисменты, когда поезд медленно отъезжает от перрона. Даже мужчина в нелепом берете с помпоном поднимает бокал для тоста, хотя и не улыбается, но чокается с соседом, итальянцем, который сидел с нами в вагоне-баре вместе с женой. Сейчас он наклоняется к ней и проводит своей мясистой рукой по ее бедру. Они представляют собой очаровательную, красивую пару. Я вижу, что к ним присоединились двое элегантно одетых подростков с пышными волосами, которые заслуживают награду за то, что стали первыми за долгое время детьми, не уткнувшимися в свои смартфоны. Меня тянет к этой семье, словно сошедшей с обложки журнала, я, как всегда, стремлюсь к людям, которые, кажется, воплощают идеал семьи. Старые привычки и тому подобное. Когда ты ботаник, решивший, что ты совсем не крутой, трудно избавиться от этой инстинктивной реакции. Неважно, что ты стал уважаемым человеком, в какой-то степени ты всегда остаешься маленькой детской версией самого себя.

Внезапно раздается хлопок шампанского, и пьянящее всеобщее веселье становится громче. Я перевожу взгляд на Рори. Она слегка улыбается мне, и я чувствую, что эта улыбка словно легкий ветерок, разгоняющий всю паутину в моей душе. Я осознаю, как сильно взволнован, как в жизни все завязалось в самые сложные узлы, и только здесь, с людьми, которых я люблю больше всего на свете, не считая папы, я в конечном счете смогу расслабиться. Если Рори останется хотя бы на шампанское, то она, наконец, скажет мне, почему она злится, и я извинюсь, что бы это ни было – я не гордый. На горизонте маячит облегчение.

Управлять компанией, ставящей перед собой цель спасать человеческие жизни, – это стресс. Управлять компанией, которая оценивается восьмизначной цифрой и стремительно растет, – это стресс, неважно, что подобное заявление, вероятнее всего, не вызовет сочувствия. Тем не менее, я собираюсь это высказать, но не жаловаться, а скорее выдать нечто слащавое о смысле жизни. Все примутся вздыхать, но согласятся.

Не успеваю я открыть рот, как Рори отодвигает свой стул.

– Ребята, мне нужно… Я очень устала. Это был долгий день. Мне жаль. Увидимся завтра. Начнем с чистого листа, хорошо?