Я чувствую, как что-то едкое подкатывает к моему горлу. Если это правда, то как могла Каро сделать это с Максом? С его компанией? С моим папой? Со мной?

В последнее время я задавалась вопросом, найдут ли Каро и Макс, наконец, подход друг к другу. Влюбленность моего брата стала непреложным фактом с того момента, как я привела подругу к нам домой. Макс всегда обожал Каро. Постоянно крутился рядом, сидел на моей кровати, нетерпеливо покачивая длинными ногами, только чтобы побыть с нами, пока мы делаем друг другу макияж. Ему, как и большинству людей, просто нравилось общество Каро, излучающей энергию. Каро очаровательна – она способна продать песок бедуину в Сахаре. Она озаряет вас улыбкой, сосредотачивает на вас свое спокойное, проницательное внимание и все, что она описывает и предлагает, звучит невероятно привлекательно и заманчиво.

Макс и Каро как-то встретились, когда мы с ней учились в колледже, а Макс – в аспирантуре, и, насколько я поняла, у них был секс. По словам Каро, все было хорошо, хотя я бы предпочла не знать таких подробностей. В последние несколько лет мне казалось, что Каро все больше склонялась к идее серьезных отношений с Максом. Но когда пару месяцев назад я как бы невзначай упомянула об этом, она была настроена совсем иначе, дала понять, что это никогда не произойдет. За одну ночь она будто воздвигла кирпичную стену не только между собой и Максом, но и, как ни странно, между нами. Казалось, перспектива ее отношений с моим братом была нелепой идеей, которую она никогда по-настоящему не рассматривала.

В действительности она задумывалась об этом. Я точно знаю.

Не потому ли она отказалась от Макса? Видимо, сочла, что присваивать деньги моего брата будет проще, если между ними не будет романтических отношений?

Я переворачиваюсь на бок; содержание письма проносится в моем мозгу, виски начинают пульсировать. Это больно… все это причиняет ужасную боль, и я в замешательстве. В какой-то момент раздается стук и голос из-за двери спрашивает:

– Рор? Ты еще не спишь? Это я.

Это она. Моя предполагаемая лучшая подруга.

Самое близкое существо, которое у меня есть… которое когда-либо было… практически сестра.

Я закрываю глаза и притворяюсь спящей, словно Каро может видеть сквозь дверь. И затем, слушая удаляющиеся шаги, я чувствую, как мое дыхание снова становится прерывистым. Я переворачиваюсь на живот и приподнимаюсь на локтях, глядя в окно на сверкающий бассейн, который теперь заслонил деревья. Присмотревшись, я понимаю, что это не бассейн, а чернильно-черное море. Мы направляемся на юг к Чинкве-Терре, месту, которое давно было у меня на примете. Я часто мечтала о нем, когда у меня было мало времени и денег. Мне нужно выспаться, чтобы завтра насладиться им в полной мере.

Попытаться насладиться поездкой, которая случается раз в жизни.

Но я не устала. Я совсем не устала. Мне нужно отвлечься.

Моему мозгу есть чем заняться, кроме как размышлять о том, что Каро обкрадывает моего брата, и о том, что Нейт, возможно, хочет меня вернуть, и о том, что Максу не терпится узнать, почему я на него злюсь… размышлять о причине, по которой я на него злюсь.

Думаю, я могла бы посмотреть телевизор. Я могла бы… Моя лодыжка натыкается на что-то твердое. О, книга Джиневры!

«Домик на озере».

Я могла бы переварить это, прочитав книгу о себе. Посмотреть, что Джиневра сделала из моей жизни и из жизни моих близких. Я вспоминаю Макса, Каро и Нейта в вагоне-баре, когда Габриэль вручил нам книги. Они все они выглядели какими-то… встревоженными, не так ли? Интересно почему?

Что ж, пристегнись, Рори. Этого тебе не избежать. Я делаю глубокий вдох и открываю книгу.

Глава седьмая. Рори

Часы показывают 2:24 ночи, когда я, наконец, откладываю книгу в сторону и выключаю прикроватную лампу. Я все еще в платье, но слишком измучена, чтобы переодеться в пижаму, умыться и прочее. Вместо этого я ныряю под прохладное шелковистое покрывало и ощущаю, как все вокруг меня кружится.

Шокирующе видеть себя на страницах. Ограниченное количество слов, напечатанное чернилами, должно передать, кто я такая и что меня волнует. Кто меня волнует.

Я прочла ее быстро, по диагонали, особенно вторую половину, потому что начала уставать, но суть, конечно, уловила. В некотором смысле Джиневра была добра – по крайней мере ко мне. Мое второе «я» – это Лейси Старлинг (имя как у порнозвезды), великодушна и обаятельна. В детстве она устраивала представления, заставляя старшего брата участвовать в своих шоу. Он, Бенедикт Старлинг, очень застенчивый. Умный, постоянно увлечен научными проектами, но над ним издеваются соседские дети. Они сорвали с него очки и бросили в фонтанчик с водой. Они пустили слух, что он родился и с влагалищем, и с пенисом, и ему якобы пришлось пройти процедуру реконструктивной хирургии. Они нарисовали перманентным маркером пенис на его шкафчике и написали поверх крупным шрифтом «Бенедик^[21]».

Эпизод основан на реальной ситуации с Крошкой Макси.

По сюжету Лейси отправляется в школу, находит хулиганов, которые на четыре года ее старше, и говорит им, что, если они когда-нибудь снова будут докапываться до ее брата, им придется иметь дело с ней. В подкрепление своих слов достает мясницкий нож и угрожающе держит его в дюйме от щеки главного хулигана.

Тот говорит:

– Я пожалуюсь директору.

А Лейси просто прячет нож в карман комбинезона и отвечает:

– Кто тебе поверит? Я всего лишь жалкая четвероклашка.

Теперь невозможно представить, что я и была той жесткой девчонкой, защищавшей честь Макса, действительно угрожавшей ножом детям намного старше себя.

Я удивляюсь, откуда во мне взялась такая храбрость. Подозреваю, что все дело в том, что мы были единым целым, мы трое: Макс, папа и я. Макс был не просто моим братом, но и продолжением меня самой. Он всегда был таким несамостоятельным, таким чувствительным. Я была сильнее и храбрее. Так сказал мне папа, будто делился секретом, и я хотела оправдать его ожидания, хотела, чтоб он думал так всегда. Однажды Макс признался папе, что в школе над ним издеваются, что директор школы не собирается ничего предпринимать, и папа воспринял это очень эмоционально. Он рассказал историю о том, как в детстве, когда ему было десять или одиннадцать лет, банда пацанов верхом на лошадях набросилась на него с железными прутьями, крича, что он грязный еврей. Папе пришлось носить в сумке нож чтобы защищаться. Я помню, как Макс, застыв, уставился на отслаивающиеся желтые обои на кухне и сказал, что эти оборонительные мероприятия, вероятно, не понравятся нашей средней школе.

Помню, как папа слегка улыбнулся и ответил:

– Нет, наверное, нет. Но мы разберемся с этим.

Тем не менее он не сказал как. Не подал ни единой идеи. Тогда меня поразило, что папа смирился и был совсем не похож на себя в юности, каким нам описывал себя. Когда он перестал бороться? Когда он понял, что не сможет завоевать мир? В тот момент, когда умерла его мать? Или когда умерла наша? Или, может быть, когда осознал, что жизнь, за которую он боролся, оказалась очень тихой, совсем не богатой и даже не безопасной?

Думаю, в тот момент мне стало ясно, что папа не сможет помочь Максу, и в моей голове созрел план. Те ребята, действительно, перестали приставать к Максу. По крайней мере, делали это не так откровенно, как с Крошкой Макси, хотя по-прежнему издевались другими, более завуалированными способами, которые я не могла предотвратить: ставили его последним в любой команде, делали объектом своих шуток.

В любом случае, я никогда не рассказывала Максу или папе о своем поступке.

Теперь, прочитав «Домик на озере», Макс все поймет. Забавно: Макс думал, что это папа защитил его и избавил от хулиганов. Он и представить не мог, что это сделала я – его худенькая младшая сестренка.

Макс всегда недооценивал меня.

Книга не выходит у меня из головы. Описания Мичигана будто взяты из моих воспоминаний, хотя, полагаю, так оно и есть. Описание летней утренней росы Джиневра словно извлекла из моей души. Я все еще изучаю персонажей, выясняя, кто есть кто. В некоторых сходство очевидно. Вот Миша, прекрасный отец – эмигрант из Советского Союза, страдающий болезнью Альцгеймера, долгое время работавший шеф-поваром в местной русской закусочной, когда-то мечтавший стать знаменитым скрипачом. Однако его надеждам не суждено было сбыться. Лейси – актриса, вернувшаяся из Лос-Анджелеса к пепелищу прежней жизни в Мичигане после того, как скандал разрушил ее карьеру. Ее возвращение в Детройт запускает череду событий, которые приводят к тому, что в заледеневшем озере лицом вниз плавает тело. Эта сцена открывает роман. Действие второй главы разворачивается несколькими месяцами ранее. Лейси, только что сошедшая с самолета, встречает в русской закусочной свою старую детскую любовь Эдди (Нейт) и воссоединяется с братом, превратившимся из обиженного ребенка в успешного генерального директора, которого теперь можно увидеть на обложках всех крупных журналов. И еще есть бывшая лучшая подруга, Кэндис, которая жаждет получить то, что есть у Лейси. Все, что у нее есть.

Очевидно, намек на Каро, ей в рукописи досталась грязная работа. Предполагаю, что обвинения в растрате могли повлиять на творческий замысел Джиневры. В итоге в зимнюю бурю Кэндис удерживает Лейси в плену в доме ее детства. «Свежие сугробы задушили кусты, и весь мир превратился в снежный хаос, в центре которого оказалась Лейси. Один удар – и все будет кончено. Никто не будет скучать по ней. Никто не сможет найти. Холод поглощает все».

В финале Кэндис заставляет Лейси спуститься по причалу к озеру, как в пиратском фильме, угрожая: «тук-тук-тук», изрубить ее на куски топором. Явный намек на мою детскую игру с папой, но искаженный. Бенедикт разгадывает зловещий план, и на причале начинается драка. В конце концов, он спасает свою сестру, вонзив топор в Кэндис, после чего та падает лицом вниз в озеро. Действие происходит в начале зимы, оно еще не замерзло окончательно, и, когда хрупкий лед трескается – холодная вода поглощает ее.

В конечном счете, жертвой становится главный злодей.

Кэндис. Каро. Неважно.

Я о стольком думаю сейчас, в темноте, в трясущемся поезде. Так много фактов, которые я могу расшифровать и понять, что является правдой, а где эта правда трансформирована и далека от того, что я рассказывала, дабы не разбередить старую рану или не задеть дорогое воспоминание. Грань между правдой и вымыслом кажется хрупкой и ненадежной, точно идешь по натянутому канату и легко можешь соскользнуть в пропасть.

Правда: Каро экстравагантна, ей нравятся редкие красивые вещи.

Правда: папа – самый оптимистичный человек на свете, самый благодарный, смирившийся с трудностями и травмами, которые пережил в юности. Когда мы были детьми, он часами превозносил сияние восхода солнца, любуясь кленом на заднем дворе, когда листья меняли цвет от ярко-красного до блекло-оранжевого. Каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал папу, как у него дела, он отвечал: «Почти идеально!» Однажды я спросила его, почему он всегда говорит «почти», и он, улыбаясь, ответил, что полезно ставить планку чуть выше, чтобы было к чему стремиться.

Правда: у Нейта есть старший брат с синдромом Дауна.

Правда: Нейт не очень хорошо переносит неудачи. Это не значит, что Нейт не может возглавить борьбу, успокоить толпу и произнести воодушевляющую речь; он может все что угодно ради победы. Но, в конце концов, если ситуация разрешается неудачно, эти усилия выкачивают из Нейта всю энергию. В романе Эдди расстается с Лейси, провалив вступительные экзамены в юридическую школу. Хотя это и неправда – Нейт пошел по пути международной дипломатии и добивался успеха во всем, за что брался – это действительно отражает то, как он порвал со мной, переживая профессиональную неудачу, когда я тоже была в подавленном настроении.