Карина говорила, что занимается ради поддержания формы, но пару раз перед мужем станцевала. Он не оценил, хотя постарался выразить восторг. Но только в первый раз. Во второй был таким уставшим, что под расслабляющую музыку просто уснул.

– Остального ты не замечал? Не удивлена. И мои просьбы о консультации у семейного психолога высмеивал. А я хотела сохранить наш брак. В моем роду никто не разводился, и я не хотела… Но пришлось.

– Надеюсь, у тебя все получится с Ильясом, а у него – с нашим сыном.

– Я тоже.

Он развернулся, чтобы уйти, но Карина остановила, взяв за локоть. Мише стало неприятно ее прикосновение, и он высвободился.

– Думаю, тебе нужно вернуться к истокам, – сказала она, повторив уже озвученную мысль: – Снова поселиться в Ольгино, рядом с родными, живыми и мертвыми. Там твое место… Там ты сам!

…И он вернулся в Ольгино, к своей семье, из которой в живых остались только двое…

Когда-то семья была большой и очень дружной. Занимала дом, разделенный на два. В одной половине жили дед, бабушка и тетка, оставшаяся старой девой. В другой – их дочка (сестра) с мужем и тремя детьми. Чтобы не выходить на улицу, не пересекать дворы, не стучаться во входные двери, которые пусть редко, но все же запирались, дед сломал не несущую стену и объединил дом. Получилось не два трехкомнатных, а один пятикомнатный с просторным залом. При этом в нем оставалось два туалета, две летние кухни, два крыльца с качелями, две кладовки, два подпола, две мансарды…

Но это тогда, когда семья была большой и дружной. Все изменилось спустя годы, и теперь стена вернулась на прежнее место, а в той половине, где рос Миша, живут чужие люди. Ее не продали, но сдали… А не продали потому, что все еще ждали возвращения самой младшенькой из семьи Зориных – Катюшки. Если она вдруг отыщется, девушке будет куда вернуться. «И хорошо, если она будет не одна, – твердила тетка Кира, вырастившая племянницу. – Как я мечтаю о том, что Катюшка нарожает деток и когда-нибудь сбежит с ними от поганого Варлаама!»

Так звали основателя секты, к которой прибились Мишина сестра и ее подруга, тоже девушка с непростой судьбой. Обеих Варлаам сделал своими женами. Духовными, как он говорил, но все знали, что без плотского в секте не обходится. Все жены гуру были или уже с детишками, или в положении. Но и обычные сектантки нет-нет да и рожали отпрысков, похожих на Варлаама.

Кате и ее подруге было всего по пятнадцать, когда они попали под влияние Варлаама. Естественно, родственники приняли меры и написали несколько заявлений в различные государственные органы, включая прокуратуру. Варлаам с паствой тут же сбежал из Ольгино. Брошенные им духовные жены неутешно горевали неделю, потом вроде бы успокоились, но от родных отгородились. Все время проводили вместе, а спустя месяц пропали из Ольгино. Обе оставили записки: «Не ищите нас, не мешайте нашему счастью! Варлаам – наш муж, и мы должны быть рядом с ним!»

Девушек, естественно, объявили в розыск, но он результатов не дал. Варлаам тоже как в воду канул. Скорее всего, разогнал свою секту, побросал жен и детей, а на деньги, что насобирал с прихожан, махнул куда-нибудь за границу.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Катюша так и числилась пропавшей без вести, но тетка все ждала ее… Ее и ее детишек от Варлаама или любого другого мужчины, с которыми мечтала понянчиться на старости лет.

– Проклятие на нашем роде, – мрачно изрекала Мишина крестная, когда они собирались на кладбище возле могил родственников.

– Дура, – беззлобно бросал ей дед, – хоть и образованная. – Та училась заочно, а работала в детской библиотеке, поэтому, наверное, замуж и не вышла – не за кого было.

И замолкал, чтобы не озвучить своих мыслей. Но Миша знал, о чем дед думает. Во всех несчастьях тот винил второго своего внука. Если бы он не наложил на себя рук, все пошло бы по-другому… И дело не в проклятии, которое настигло род самоубийцы, просто все пошло наперекосяк после гибели Димки. Пришедшее в дом горе начало его разрушать.

Сначала запил отец. Он всегда любил опрокинуть рюмочку-другую в выходной, пивка с друзьями выпить после работы, но меру знал. До поры…

За два года батя скатился до алкаша, перебивающегося случайными заработками и спускающего их на суррогат. Он заливал горе. Димка – первенец, любимец, надежда и опора – так рано и бесславно ушел! Вздернулся, потому что не смог справиться с трудностями. Оказался слабаком… Позором семьи!

Как мать кричала на него, когда слышала это, как плакала… Мишка кидался на отца с кулаками, Катька, скуля, как щенок, которого пнули, забивалась в угол. Тут вмешивались старшие: бабушка и тетка кидались к маме и сестре, дед – к зятю и внуку, чтобы разнять их.

Отец погиб, упав в канализационный люк. Естественно, был пьян, когда провалился.

Появилась вторая могила на кладбище, а вскоре и третья. Ушла в мир иной бабушка. Мирно, без страданий, скоропостижно – оторвался тромб. Потом заболела мама. На нервной почве развился сахарный диабет, но она взяла его под контроль. Строгая диета, прием лекарств, отказ от сигарет (а именно они ее успокаивали), переход на легкую работу. Мама делала все, чтобы продлить себе жизнь.

– Мне сначала сына в армию проводить надо, потом дочку замуж выдать, – говорила она. – Только потом помирать можно…

Но успела она только одно. Мишке такие проводы в армию устроила, что у некоторых свадьбы скромнее были. В большом зале накрыли стол, составленный из трех разложенных, и он ломился от домашних настоек и заготовок. Чтобы за ним смогли усесться все гости, на табуретки настелили досок, а те накрыли одеялами. Дед расчехлил баян, сестренка подготовила сборник танцевальной музыки. Обе входные двери распахнули, как и калитки. Заходи, народ, празднуй!

Мама как будто чувствовала, что дочку замуж уже не выдаст. Она умерла через год. И Миша не смог попасть на ее похороны! До дембеля оставались считаные дни, его не отпускали до приказа. Зорин хотел сбежать. Спасибо друзьям-сослуживцам, не позволили. Когда уговоры не помогли, они заперли друга. Благодаря им Зорин не наделал глупостей, но горевал о том, что не проводил маму в последний путь.

Он вернулся в Ольгино с намерением остаться в родном городке. Но через пару месяцев понял, что ловить там нечего. А друзья из Татарстана, те самые, что не позволили совершить глупость, отлично устроились. Дядя одного из них владел крупным охранным предприятием в Казани и дал работу парням. Контора им и квартиру предоставила, и в ней была одна свободная кровать для Мишани. Как и вакансия в ЧОПе.

Зорин решил присоединиться к товарищам. С одобрения семьи. Дед особенно настаивал на отъезде внука. Он считал, что Ольгино погубит его.

– Беги, малой, из этой дыры, – кряхтел он. Сильный, несгибаемый старик по имени Иван, по прозвищу Свая, работая на строительстве мясокомбината, заработал астму. Поэтому говорил сипло, часто кашлял и даже в сорок звучал как древний старец. – Не дай бог вляпаешься в неприятности или сопьешься. – Естественно, он вспоминал Мишкиного брата и отца, произнося эти слова. – Но даже если нет, погрязнешь в нашей серой жиже…

– Провинциальной беспросветности, – переводила на свой, ученый язык крестная. – Засосет она тебя, как и меня, и не выберешься.

И Мишаня послушался. Он переехал в Казань, к товарищам. Родных навещал при любой возможности. Но до тех пор, пока не устроился в милицию-полицию. Охранником Зорину не понравилось работать. Вполне денежно, не тяжело, коллектив отличный, есть возможность подмениться или подработать, но… Он чувствовал, что погрязает в серой жизни! Друзья его не понимали. Все же хорошо! Им по девятнадцать-двадцать, вся жизнь впереди, так почему бы сейчас не расслабиться?

– Нас засосет, – возражал им он. Это происходило, когда ребята собирались на кухне своей квартиры. Выпивали что-то не самое дешевое, закусывали горячей пиццей из доставки. – И уже года через два-три нам не захочется что-то менять!

– Об этом я подумаю завтра, – хохотал Марат, племянник их благодетеля. – А сейчас я собираюсь обзвонить своих знакомых девочек, чтобы не спать одному.

Зорин откололся от компании. Пошел в органы, поступил на заочное отделение юридического института. Он жил в общаге, много работал и учился. О том, что Катюшка сбежала к своему мужу, он узнал из телефонного разговора. Тетка и дед просили Мишаню напрячь связи в органах, чтобы ее нашли. А он там вообще никто!

Да и не только там…

С будущей женой Зорин познакомился в институте. Она тоже получала профессию юриста и, как и он, была на четвертом курсе. Он не столько влюбился, сколько восхитился! Интеллигентная, идеально воспитанная, стильно одетая, Карина, с лицом не столько красивым, сколько утонченным, олицетворяла собой женский идеал. Считавший себя деревенщиной Зорин и мечтать не мог о такой. Но девушка обратила на него внимание. Как потом сказала полушутя, это из-за роста. В их семье все были низенькими, а потомки Сваи, даже женского пола, рождались высоченными. В Зорине было ровно сто девяносто сантиметров. Выглядел он как настоящий русский богатырь, только без бороды, она тогда у него плохо росла. В остальном же вылитый Алеша Попович: широкоплечий, русоволосый, голубоглазый. В кремлевские войска Мишу не взяли из-за татуировок, сделанных по юности-глупости. Ту, что на шее, пришлось свести уже после армии. Уродливого же тигра на груди он оставил как память. Карине и он нравился. Ее все в Мишане устраивало, но это только внешности касалось.

– У нас родятся потрясающе красивые дети, – мечтательно вздыхала она, обнимая Мишаню после секса.

– Сто пудов, – хмыкал он.

– Но неотесанные, – мрачнела она. – Если пойдут в тебя. Сколько раз я тебя просила не употреблять жаргонных выражений.

– Не могу, я ж мент.

– Об этом мы с тобой тоже говорили, и ты обещал уйти из органов.

Да, обещал, потому что сам понимал, что семейному человеку лучше найти другую работу: менее опасную и более денежную. А Зорину и искать ее не надо – будущий тесть сделал это за него. Брат Карининого отца владел крупным юридическим бюро и готов был взять к себе Зорина. Но Михаил не воспользовался блатом. Уволившись из органов, он САМ устроился в юридический отдел крупного предприятия, намереваясь подняться по карьерной лестнице без помощи родственников жены.

– Я горжусь тобой, – сказала на это Карина, но как будто не искренне.

Перед тем как сыграть свадьбу, Зорин отвез невесту в Ольгино. Познакомиться с родственниками в первую очередь, но и показать свою малую родину.

– Какая дыра, – не сдержалась Карина. – Молодец, что уехал из этого захолустья.

Мишане стало обидно. Ольгино – не дыра. Город, пусть и небольшой, с работающими предприятиями, инфраструктурой. Он милый, живописный, со своей историей. В нем живут приветливые люди, простоватые, но дружные. На 9 Мая всем городом собираются, чтобы венки на Могилу Неизвестного Солдата возложить.

Родственники Мишани Карине тоже не понравились, но это ей удалось скрыть. От него, а не от крестной.

– Ишь какая фифа, – ворчала она. – Нос задирает так, будто она Сююмбике.

– Кто? – не понимал дед.

– Царица татарского ханства, – просветила его дочь. – С Мишаней сюсюкает, тебе чуть ли не в ножки кланяется, мне дифирамбы поет, но ясно же, презирает нас. Считает колхозниками.

– И меня? – решил уточнить Мишаня. Ему было обидно слышать такое о невесте, но в словах крестной всегда была правда. Она чувствовала людей и говорила все, что о них думает. Причем не только за глаза. Не желай она крестнику счастья, все бы это выдала лично Карине. Но понимала: сделает так – молодые поругаются, а кому это надо?

– Тебя в первую очередь, – не стала щадить его тетка. – Смотрю, переодела тебя, постригла по-модному, заставила в оперу ходить. – Он рассказывал накануне о походе в театр на «Садко». – Пытается из тебя городского пижона сделать.