Я вспомнила, как Вика прикасалась к нему, как смотрела на него, как говорила с ним. Каждое воспоминание было как удар ножом. Мне казалось, что я физически чувствую, как мое сердце разрывается на части.

Это было глупо, по-детски, нелепо – ревновать человека, который мне не принадлежит, никогда не принадлежал и не будет принадлежать. Но я ничего не могла с собой поделать.

Перед глазами стояла картина: Вика, прильнувшая к Егору, ее рука на его плече, ее губы, изогнутые в самодовольной улыбке, и Егор, позволяющий ей все это, молчаливо принимающий ее прикосновения, ее слова, ее присутствие в своей жизни.

Эта картина выжигала меня изнутри, оставляя лишь пепел от моих глупых, наивных надежд.

С того дня я начала избегать Егора. Полностью. Если раньше я пряталась лишь отчасти, то теперь это стало моей главной целью. Я не смотрела на него, не отвечала на его редкие попытки заговорить, отворачивалась, когда он входил в комнату.

Каждая встреча с ним была пыткой, каждый взгляд – новой раной. Я не могла смотреть на него и не вспоминать о том, как он стоял рядом с Викой, как принимал ее ласки, как молча позволял ей метить его как свою территорию.

Правда, есть небольшая проблема с тем, чтобы избегать кого-то в доме, где всего семь комнат, – это физически невозможно.

Особенно когда Сергей решил, что Егор должен возить меня в университет.

Каждый день.

Глава 6

– Придется тебе, сынок, возить Сашу в университет, – сказал он за завтраком. – Теперь это твоя постоянная обязанность. Справитесь?

Я чуть не подавилась хлопьями.

Нет, нет, только не это. Лучше я пойду пешком. Даже если это займет три часа и мне придется пересечь лес, поле и болото. Даже если мне придется вставать на рассвете и возвращаться затемно. Все что угодно, только не запертой с ним в одной машине.

Мысль о том, что придется каждый день проводить время наедине с Егором, вызвала во мне волну паники. Как я смогу сидеть рядом с ним и не думать о Вике?

О том, как она обнимает его, как называет его ласковыми именами, как смотрит на него влюбленными глазами? Как я смогу дышать одним воздухом с ним и не чувствовать боль от осознания того, что он никогда не будет моим?

Егор замер, его ложка зависла над тарелкой. Он бросил на меня быстрый взгляд, но я не подняла глаз, усиленно изучая узор на своей тарелке. Мне казалось, что если я посмотрю на него, то он сразу все поймет – увидит мою боль, мою ревность, мою глупую, безнадежную влюбленность.

– Хорошо, – буркнул он, пожав плечами с видом полного безразличия, словно ему было все равно, возить меня или нет.

И это тоже ранило.

Его безразличие было как соль на рану. Он не хотел проводить со мной время, не хотел быть рядом, не хотел даже говорить со мной. Для него я была просто обузой, навязанной отцом, не более того.

Первая поездка была мучительной. Мы сели в его старый пикап, и тишина между нами давила, как бетонная плита. Я сидела у окна, прижавшись к стеклу, смотрела на мелькающие деревья и мысленно составляла список всех песен о неразделенной любви, которые знала. Их оказалось удивительно много.

Каждая песня словно была написана про меня, каждая строчка отзывалась в душе болезненным эхом. Я чувствовала себя героиней какой-то дешевой мелодрамы – влюбленной в того, кто никогда не будет моим, страдающей от безнадежности своих чувств.

Это было бы даже смешно, если бы не было так больно.

Егор включил радио, но даже музыка не могла заполнить пустоту. Он бросал на меня взгляды – короткие, резкие, но я не реагировала. Я чувствовала запах его парфюма, видела, как его пальцы сжимают руль, и все это заставляло мое сердце сжиматься от боли и желания одновременно.

Каждый раз, когда он двигался, каждый раз, когда его рука случайно оказывалась близко к моей, я вздрагивала, словно от удара током. Его присутствие рядом было физически ощутимым, как будто между нами было какое-то электрическое поле. Я понимала, что это глупо, что я веду себя как влюбленная школьница, но ничего не могла с собой поделать.

И все это время я не могла не думать о Вике.

О том, как она сидит на этом же месте, где сейчас сижу я. Как они, возможно, держатся за руки, когда дорога свободна. Как она, наверное, наклоняется и целует его на светофорах. От этих мыслей меня тошнило, но я не могла их прогнать. Они кружились в моей голове, как стая голодных воронов, выклевывая последние остатки моего самообладания.

– Что с тобой? – наконец не выдержал он, когда мы остановились на светофоре. Его голос был хриплым, раздраженным. – Ты вообще собираешься говорить или так и будешь молчать, как статуя?

«А что ты хочешь, чтобы я сказала?» – хотелось мне закричать. – «Что я не могу перестать думать о тебе? Что наш поцелуй перевернул мой мир? Что я ревную тебя к девушке, которую видела всего раз в жизни? Что мне больно видеть, как она прикасается к тебе, как называет тебя „котиком" и „Егорушкой", как распускает руки, а ты просто стоишь и молчишь, позволяя ей все?»

Каждое из этих слов рвалось наружу, но я сдерживала их, как сдерживают плотиной бушующий поток. Если бы я начала говорить, то уже не смогла бы остановиться, и это привело бы к катастрофе. Я не могла позволить себе такую роскошь, как честность. Не сейчас, не с ним.

Вместо этого я сжала губы и холодно ответила:

– Нечего сказать, – холодно ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно. Но даже я слышала в нем скрытую боль, трещину, через которую просачивались мои настоящие чувства.

Егор выругался себе под нос и ударил по рулю. Я вздрогнула, но не обернулась. Его раздражение только подтверждало мои подозрения: тот поцелуй был ошибкой, минутной слабостью, о которой он теперь жалеет. А я, дурочка, все еще прокручивала его в голове, как любимую сцену из романтического фильма.

Я вспоминала, как его губы касались моих, как его руки обнимали меня, как бешено колотилось мое сердце. Это воспоминание было единственным, что согревало меня, и одновременно оно же причиняло мне самую сильную боль. Потому что теперь я знала: это никогда не повторится.

У него есть Вика – красивая, уверенная в себе, взрослая. А кто я? Просто девчонка, которая случайно оказалась под одной крышей с ним.

– Знаешь, – вдруг сказал он, не глядя на меня, – ты первая девушка, которая способна довести меня до белого каления просто своим молчанием.

– Я польщена, – пробормотала я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. – Всегда мечтала пополнить чей-нибудь список достижений.

– Сарказм тебе не идет, – заметил он, но я заметила, как уголок его губ слегка дрогнул.

– А тебе не идет роль заботливого старшего брата, но вот мы здесь, – парировала я, вкладывая в эти слова всю боль, всю ревность, все разочарование, которые накопились во мне.

Светофор переключился на зеленый, и он резко нажал на газ. Остаток пути мы проехали в тишине, но что-то изменилось. Напряжение стало другим – менее враждебным и более… электрическим.

Я чувствовала это изменение, но не понимала его. Что происходило между нами? Что означали эти взгляды, эти недосказанные слова, эта странная напряженность? И имело ли это все какое-то значение, учитывая существование Вики?

У входа в университет Егор внезапно схватил меня за руку, когда я уже собиралась выйти. Его прикосновение обожгло кожу, и я едва сдержала дрожь. Его пальцы были теплыми, сильными, и мое предательское сердце забилось быстрее от этого простого контакта.

– Саша, – начал он, и его голос звучал непривычно мягко. В нем не было привычной язвительности, только какая-то странная уязвимость, которую я никогда раньше не слышала. – Мы должны поговорить о том, что произошло.

Мое сердце забилось быстрее, но я покачала головой. Я не могла позволить себе эту слабость. Не могла позволить себе надеяться, мечтать, верить в то, что между нами может быть что-то. Не сейчас, когда я видела его с другой, когда я знала, что у него есть девушка, которая имеет на него полное право.

– А что-то было? – отрезала я, вкладывая в это короткое слово всю решимость, на которую только была способна. – Ничего не произошло. И ничего не должно произойти. Ничего не было Егор.

Выдернула руку и выскочила из машины, пока моя решимость не испарилась. Пока я не сделала что-то глупое – не бросилась ему на шею, не разрыдалась, не призналась в своих чувствах. Я бежала от него, как от пожара, зная, что если останусь рядом с ним хоть на минуту дольше, то сгорю дотла.

Весь первый день в университете я не могла сосредоточиться на лекциях. Мои мысли постоянно возвращались к Егору, к его глазам, губам, рукам… И к Вике, к ее прикосновениям, к ее словам, к тому, как она обвивалась вокруг него, словно ядовитый плющ вокруг дерева.

Эти два образа сталкивались в моей голове, создавая бурю эмоций, с которой я не могла справиться. Ревность, обида, боль, желание – все смешалось в один огромный ком, который застрял в горле и не давал дышать.

Прекрати!

Приказывала я себе, когда очередной преподаватель бросил на меня недовольный взгляд, заметив, что я не слушаю.

Он встречается с другой. Он твой сводный брат. Это вдвойне табу!

Но мое глупое сердце не слушало доводов разума. Оно продолжало биться чаще при одной лишь мысли о нем, продолжало жаждать его прикосновений, его взглядов, его слов. И это было самым болезненным предательством, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться – предательством собственного сердца.

Глава 7

Егор

Знаете, что бывает, когда твоя жизнь катится по прямой, и ты уже привык к маршруту? А потом кто-то внезапно выламывает руль и швыряет тебя в кювет?

Примерно так я себя и почувствовал, когда отец объявил о том, что женится. И ладно бы просто женился – так нет, еще и переселяет в наш дом какую-то девчонку, дочь своей новой пассии.

«Егор, это твоя новая сестра».

Сестра, блядь.

Будто мне нужна была сестра. Будто мне вообще кто-то был нужен, кроме отца, с которым мы и так неплохо справлялись последние пятнадцать лет после смерти мамы.

Когда их автомобиль подъехал к дому, я стоял на крыльце, скрестив руки, и наблюдал за этим цирком с каменным лицом. Мое персональное вторжение инопланетян. Чужаки приехали и теперь будут жить в моем доме, есть из моей посуды, дышать моим воздухом.

Ебаный ад.

А потом она вышла из машины.

Я ожидал увидеть очередную избалованную принцессу в розовых шмотках с плюшевым единорогом в обнимку. Или типичную бунтарку с черными ногтями и кислотно-зелеными волосами. Или просто стервозную девицу, которая смотрит на всех свысока.

Но из машины вышло хрупкое создание со светлыми растрепанными волосами, которое нервно поправляло длинный кардиган, словно пытаясь за ним спрятаться. Она подняла на меня глаза – огромные, голубые, испуганные – и тут же опустила их снова.

Их цвет был таким ярким, что на секунду я забыл, как дышать.

Я почувствовал что-то странное, но быстро взял себя в руки. Какая, нахрен, разница, как она выглядит? Это не меняет факта, что она вторглась в мою жизнь и теперь будет портить ее одним своим присутствием.

– Это Егор, иди покажись девочкам, – отец хлопнул меня по плечу и притянул к себе, как будто я был чертовым щенком, которого показывают гостям. – Сашенька, познакомься, мой сын Егор. Теперь вы одна семья, так что привыкайте друг к другу. А ты, Егор, теперь старший брат, так что головой отвечаешь за девочку.

Старший брат, блядь. Головой отвечаю. Отличная шутка, пап.

Я только кивнул и пробормотал: «Охуенно, теперь я еще и нянька».

Она, конечно, не расслышала, но по тому, как дрогнули ее губы, было ясно – она поняла, что я не в восторге от нашего знакомства.

– Давай, Егор, помоги с коробками, – сказал отец, не замечая, что между нами воздух уже можно ножом резать.

– Я не грузчик, – ответил я, не сдвинувшись с места. – Пусть сами таскают свои шмотки.