Юлия Бабчинская: Тайный Факультет

© Бабчинская Ю., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Действующие лица Академии Дискорд

Римский факультет

Лавр

Максимилиан Лимуззи – студент третьего курса

Изабель – новенькая, студентка первого курса

Римма – студентка третьего курса

Славянский факультет

Рябина

Веда Лисова – студентка третьего курса

Корней Черников – студент третьего курса

Велислава Воронина – профессор «новой» Академии

Матвей Нещадный – друг детства Веды

Египетский факультет

Золотая пальма

Анкх – студентка второго курса

Восьмерка:

Тотт – кузен Анкх,

Баси – его девушка,

Магнус, Нуби, Ка, Кеми, Климента, Александр Энтр – воскресший Анубис

Греческий факультет

Олива

Роза Аморант – профессор истории

Сол – преподаватель поэзии

Гектор – лектор

Фабия Деймос – студентка второго курса

Скандинавский факультет

Можжевельник

Свен – студент третьего курса

Ларсен – студент третьего курса, брат-близнец Свена

Кельтский факультет

Остролист

Мисс Мэри – куратор

Западногерманский факультет

Роза

Иоганн Себастьян – лектор

Азиатский факультет

Лотос

Инь и Ян – студенты

Барон Б. – Декан Академии Дискорд

Тайное Королевство

Маха – Верховная Королева

Велес – Верховный Король

Предки

Доминик Деймос – отец Фабии

Массимо Лимуззи – отец Макса

Валерия Лисова – мать Веды

Светислава Ларчевская / Моника Лимуззи – мать Макса

Тимофей Черников – отец Корнея

Тутан Хатон – отец Тотта, бизнесмен

Эрнутет – мать Анкх

Зависть – очаровательная демоница

Мозарт – замурчательная летучая мышь

Карлик Сигисмунд Фэй и его верный мопс Топси-Мопси

Ректор Академии Дискорд

Прелюдия

Как тучи одинокой тень,

Бродил я, сумрачен и тих,

И встретил в тот счастливый день

Толпу нарциссов золотых.

В тени ветвей у синих вод

Они водили хоровод.

У. Вордсворт, «Нарциссы» (перевод А. Ибрагимова)

Справка. Прелюдия (от лат. praeludo) – играю предварительно, делаю вступление; (от франц. prèlude, итал. preludio, англ. prelude, нем. Vorspiel) – род инструментальной пьесы, чаще всего для одного инструмента, позволяющего исполнять многоголосную музыку

Глава 1. Все дороги ведут в Рим

Tutte vie conducano a Roma

Мое сердце бьется чаще, когда я вижу ее.

Я ничего не могу с собой поделать, все происходит на том физиологическом уровне, когда ты бессилен сопротивляться. Или глубже. Гораздо глубже.

Пронизывающий до мозга костей туман вьется возле ее тонкой фигурки.

Она кутается в пальто, небрежно накинутое поверх пушистого серого свитерка и такой же серой юбки в клетку, а мне хочется разогнать эту хмарь, нависшую над Академией Дискорд. И над ней.

Мышка, милая мышка, улыбнись мне.

Гнется ветвь боярышника, увешанная тугими красными ягодами. Алыми, как кровь. Отгоняю от себя воспоминание о недавних ужасах. Но небо столь суровое, и острые зазубренные листья сами впиваются мне в память.

В ее руках – потертый томик «Грозового перевала». С какого она факультета, пытаюсь прикинуть я, отвлекаясь от мрака этого осеннего дня, и вновь разглядываю новенькую.

Мое сердце бьется оглушительно с первой секунды, что я увидел ее.

Порыв ветра, обрывки тумана, летящего мне в лицо… мгновение, и моя мышка исчезает, вильнув хвостиком, украшенным черным бархатным бантом.

Что в ней такого особенного?

Я не знаю. Но мне интересно.

Я. Хочу. Ее. Узнать.

– Макс!

Черт. Пора возвращаться в реальность.

– Макс! Макс! Ну поможешь с багажом?

Из автобуса вывалилась Веда и тут же повисла у Макса на шее. Она впилась губами в его рот и страстно поцеловала, не дав ему опомниться. Они не виделись целый месяц после трагического события в «новой» Академии, но Веда была все той же. Мягкой, уютной, полной энергии.

Его солнышко.

Иногда Макс жалел, что они теперь «больше, чем друзья». Он знал, что рано или поздно ранит ее.

Веда отстранилась и заглянула за его плечо, поправляя рыжие волосы под вязаной шапочкой.

– Твоя новая тачка?

Макс обернулся и посмотрел на белую машину с двумя красными полосами на капоте. Подарок отца. Рядом с угрюмым зданием Академии машина выглядела инопланетной, будто из другого времени и пространства.

– Хм, крутая, – нахмурилась Веда, но на губах ее играла улыбка. – Надеюсь, это единственное, что изменилось за нашу разлуку. Моя сумка, – напомнила она, и Макс шагнул к багажному отсеку, откуда студенты уже разбирали саквояжи всех цветов и размеров.

Сумки были чуть ли не главным атрибутом студента Академии Дискорд: каждый старался отразить на ней не только герб своего факультета, но и индивидуальность. Макс же ненавидел таскать за собой саквояжи, и чаще в его руках оказывался лишь скетчбук. Да и с книгой он ходил не так уж часто, хотя самым важным делом в Академии, несомненно, была учеба. «Иначе тебе никогда не занять достойное место в обществе», – повторял отец.

Сумку Веды Макс узнал сразу же – рыжевато-коричневую с вышитой на ней лисой в окружении земляничных ягод. Как же это подходило Веде! Он взглянул на ее коричневые ботинки с завитками и переплетениями вышитых там трав и букашек, посмотрел на молочно-белые гольфы до колен, на песочного цвета юбочку в клетку, слишком короткую для такой прохладной погоды. Длинный вязаный кардиган такого же оттенка напоминал поляну разнотравья. Веточка рябины на нагрудном значке была символом славянского факультета. Раньше Макс тоже носил такой, но теперь на нем красовалась золотая лавровая ветвь.

Ладонь Макса легла на ручку сумки в тот же миг, как и чья-то еще.

– Корж! – радостно воскликнул Макс, увидев своего друга. На мгновение они замерли с саквояжем Веды между ними, но вот Корней усмехнулся и выпустил ручку, а потом похлопал друга по плечу. Тряхнул светлой шевелюрой.

– И я рад тебя видеть, Максимус.

– Отстань, Корги, – захохотал Макс, шутливо толкнув друга. – Ненавижу, когда ты меня так называешь.

– Вот и правильно, давай друг друга ненавидеть, – ответил Корней.

– Только не начинай!

Прошлый месяц стал для них троих настоящим испытанием, ведь два года до этого они были неразлучны: Макс, Веда и Корж.

Улыбка Макса на миг померкла. Внутри вновь дрогнуло воспоминание, и еще одно – засевшее глубже. Ведь он уже бывал в «старой» Академии.

А потом, как дуновение ветра, пронесся образ новенькой. Грозовые, как это темно-серое небо, глаза, но взгляд кроткий.

Отчего-то Максу было необходимо выяснить, как ее зовут.

– Ребята! – воскликнула Веда. – Опять вы за старое! Макс, заноси «лису» внутрь. Пойдем устраиваться в Академии, там и наболтаемся за весь месяц.

Неожиданно хлынул ливень. Дождевые капли заструились по лицам друзей, вызывая еще больше восторга от воссоединения.

И только молчаливо взирало на них старое суровое здание Академии Дискорд.

* * *

Ливень заставил всех поторопиться, и толпа студентов отхлынула от автобуса, наполняя громадину Академии шумом и даже визгами. Всех новоприбывших собрали в просторном холле с высокими сводчатыми потолками, под которыми дремали каменные ангелы, и велели выстроиться по факультетам, даже не позволив как следует обустроиться. Макс, возвышаясь над многими на голову, молчаливо наблюдал, как студенты разбиваются по стайкам, выстраиваясь полукругом перед прямоугольными длинными столами. По другую сторону, будто отражая их в кривом зеркале, стояли студенты «старых» факультетов. Здешние обитатели. Мрачные, неулыбчивые, в темной, старомодной форме. Будто в этой Академии время текло иначе. Египтяне с золотыми пальмами на значках, греки – с ветвью оливы и кельты, на чьих темно-зеленых формах красовался остролист. Тьма против света.

Столы ломились от вычурных ваз с фруктами, громоздких бокалов и графинов с бордовой жидкостью. В старинных канделябрах горели свечи, с которых медленно стекал воск, погружая Макса в некий транс. Он тряхнул головой, когда Веда потянула его за руку.

– С хлебом-солью, – шепнула она ему на ухо, а потом чмокнула в щеку. – Пойду к своим.

К своим…

Академия Культуры и Искусств Дискорд существовала уже не одно столетие, выпуская в мир подготовленных лидеров. Дипломатов, бизнесменов, политиков. Состоятельные родители отдавали сюда своих отпрысков, желая, чтобы позже те заняли свои столь важные, а порой и «теневые» позиции в обществе. Макс не вдавался в политику, посещая Академию только потому, что этого требовали предки. Иначе его ноги бы здесь не было.

Но чтобы не вылететь, приходилось усиленно учиться. Порой даже слишком: иногда ему казалось, что студенты Дискорда и не спят вовсе. Им просто некогда. Но местные обитатели выглядели еще хуже тех студентов, к которым он привык. Круги под глазами будто были чернее, кожа бледнее, а от их мрачных ухмылок по коже шел холодок.

Десятилетие назад в Дискорде произошел раскол – тогда и построили новое здание Академии, в самом сердце мегаполиса, куда и переехала часть факультетов. «Новая» Академия совершенно не походила на старый Дискорд. Это была глыба из металла и стекла, удачно вписавшаяся в городской ландшафт. Все современное, все на высшем уровне. А здесь – Макс осмотрелся – здесь вообще было где зарядить телефон? Свечи, кубки, что дальше?

В груди сжался тугой комок. Будет ли этот год в Академии спокойным или таким же, как предыдущие два? Что-то подсказывало: без приключений не обойдется.

В первый год Макс с легкостью поступил на факультет славянской культуры и мифологии, не прибегая к поддержке и влиянию отца. Первые полгода в Академии Макс вспоминал как самые светлые – тогда они и познакомились с Ведой и Корнеем, с тех пор и не расставались. Но весной случилось то, что случилось, и его перевели на римский факультет.

Отец был доволен. Макс – нет.

А матери было как всегда плевать. Она снималась в какой-то новой картине, уехав из страны. Моника Лимуззи, потрясающе талантливая актриса и совершенно бездарная мать.

Уже в конце первого курса за Максом прочно закрепилось звание «Царя»: девчонки устремлялись следом за ним, как косяки рыбок со сверкающими глазками, парни хотели быть в его компании. Он заслужил свое место под солнцем, показал, чего стоит.

А после второго курса – в летний триместр – «новую» Академию ждали оглушительные перемены. И разрушительные – теперь она подлежала реконструкции. Кого-то отправили в здание Института Архитектуры, а кого-то, включая самого Макса, переселили сюда.

Их факультет поставили первым в ряду: римлян можно было найти в толпе по прямой осанке, бежевой или светло-серой форме, белоснежным джемперам или рубашкам с вышитой золотом лавровой ветвью. Многие из студентов обожали татуировки с латинскими фразами, и Макс не стал исключением: латинские буквы бежали по его предплечью. Tutte vie conducano a Roma^[1].

«Но какая дорога ведет к его сердцу?» – мысленно спрашивал он себя. И какое ему было до этого дело. Следовало просто учиться и ни на что не отвлекаться. И стать таким же, как отец.