– А у Александра и Олеси было противостояние? – насколько смогла, легко и спокойно спросила Кира. Она следила за мимикой и интонациями Галины Семеновны, размышляя, сколько раз женщина выкладывала невестке свою точку зрения как единственно верную. Иловайская не замечала ничего, вся погрузилась в свою теорию.

– У мужчины и женщины в браке всегда противостояние. Он хочет домашнюю заботливую курицу в доме, блестящую богиню, достойную восхищения, в гостях и доступную, покорную развратницу в постели. Редкая женщина подобное вытягивает, поэтому стремится доказать, что ценность только в том, что она может дать. Чаще и вовсе транслирует что есть. И так сойдет.

По гордо задранной голове Кира поняла, что себя Галина Семеновна причисляет к тем редким женщинам, которые осилили эту трудную задачу.

– Олесю можно понять. Где взять то, чего нет? Уж такой она уродилась, в простой семье росла. Здоровьем, опять же, была слаба. Поэтому и оба ребенка получились с проблемами. Она их закармливала, все время трясла на руках, говорила, что не дает им плакать. Жесткость и строгость, необходимую в воспитании, не проявляла. Не умела… Это комната Виктории. – Иловайская продолжила экскурсию по дому, а Кира отметила, что бабушка без стеснения распахнула перед посторонней гостьей дверь спальни внучки. – Она сама выбрала это помещение, хотя изначально оно не планировалось под спальню: очень большие окна. После ухода матери даже уговорила отца сделать выход отсюда на веранду, чтобы вот эту дверь закрыть. Виктория хотела иметь отдельный вход. Но я не позволила портить вид дома с лицевой стороны, да еще перед сезоном ветров и дождей. Вообще не лучшая идея потакать детским капризам.

Кира улыбнулась, кивая, что можно было расценить и как согласие, и как реакцию на осмотренную часть дома.

Похоже, у девушки противостояние не с матерью.

– На втором этаже большая так называемая хозяйская спальня и детская для Андрея.

Они поднялись по узким ступеням, Кира задержала взгляд на семейном портрете.

– В доме много фотографий. – Кира указала на написанный маслом портрет, на котором не было матери семейства. – Здесь нет Олеси. И на фото тоже. Вы сняли их после смерти Олеси?

– Частично. Их и не было особенно много. Иногда с детьми. Но они обычные, бытовые. Олеся на них неприбранная, в неуместной для фото одежде. Она вообще не любила фотографироваться. Стеснялась. На семейный портрет маслом и вовсе было не уговорить. Никто не хотел позировать по-человечески. Пришлось всех рисовать отдельно. Поэтому картина получилась несуразная. А семьи у них не получилось вовсе. К комнате мальчика примыкает небольшая… Небольшое помещение. Там оставалась ночевать Олеся, чтобы не беспокоить мужа ночными вскакиваниями к ребенку. Он спал беспокойно.

– А сейчас?

– А сейчас с ним никто не носится, и он спит нормально.

Кира кивнула, оглядывая комнату мальчика и понимая, что сейчас никто не знает, как он спит. Она внимательно осмотрела комнату, в которой ночевала Олеся, ее немногочисленные вещи. Полистала толстенькую папку, забытую хозяйкой на подоконнике. Рецепты блюд с картинками, пара медицинских рецептов, видимо, для детей, письма от сына крупными буквами: «Мама, я тебя люблю».

– А вы не живете сейчас здесь?

– Боже упаси! – всплеснула руками Галина Семеновна, распахивая перед девушкой хозяйскую спальню. – Жить со взрослыми детьми? Ну уж нет! Это же постоянная борьба в себе между женщиной и бабушкой. Я желаю жить женщиной. Как мать я свой долг выполнила. Не вижу никакой необходимости помогать взрослым детям. Если только советом. Только советом.

– Почему у Олеси другая фамилия? Почему она оставила девичью? – Кира беззастенчиво гуляла по просторной комнате в светлых тонах, рассматривала пустой туалетный столик, открыла гардероб. Она осторожно провела рукой по ряду рукавов, принадлежащих шелковым блузкам. Их копия мягко обнимала плечи ее спутницы.

– Александр не дал ей своей фамилии. При заключении брака мужчина дает свою фамилию женщине, если хочет продемонстрировать, что она его женщина. Его пара. Он принимает ее в семью. Иловайские – древний донской род. Среди предков есть князья, графы, генералы. Родовое имение под нынешним Донецком располагалось. Наша родословная диктует свои условия. Олеся сразу не получила нашу фамилию, но предполагалось, что, когда она станет достойной войти в род, она поменяет фамилию.

– Если захочет, – не удержалась Кира. – А то ведь на достойность проверка с обеих сторон идет.

Галина Семеновна из древнего донского рода, вытаращила глаза, вздохнула и хотела что-то сказать, но Кира не дала ей этого сделать.

– А когда Олеся была жива, вы часто приезжали в гости? К сыну, к внукам?

– Регулярно. Когда выдавалось время. У меня свой график, я выделяла в нем время.

Они вернулись на веранду. Самбуров уже выяснил все, что нужно, и ждал Киру. Виктория и Андрей остались на тех же местах.

– Скажите, Александр, почему вы не рассказали следствию, что ваша жена от вас ушла? Она давно не жила с вами. Испугались, что сочтут подозреваемым?

– Она в магазин вышла и пропала. Это есть в… деле… Я рассказывал… Ее искали. Я обращался в социальный фонд «Найди человека» и в волонтерское движение, – он неуверенно махнул рукой в сторону папки в руках Самбурова. – Когда ее убили, я решил, что похищал ее как раз тот человек.

– Я не о походе в магазин, после которого вы объявили ее в розыск, а потом забрали заявление. Тоже странный поступок, больше похожий на обеспечение себе алиби. – Специалист по психопатологии хмурилась и сверлила Александра суровым взором. Он вдруг утратил весь свой лоск и деловитость, растерялся и начал суетиться. – Я о длительном периоде, в котором Олеся уже не жила с вами. Когда она ушла? Осенью, я полагаю. В октябре? Потом вернулась, и что? Захотела развод?

– Нет! Она не собиралась от меня уходить! – пылко выкрикнул мужчина. – Это временно…

– Вы еще заявите, от таких, как вы, не уходят! – проговорила специалист по психопатологии. – Уходят. Когда мужчина заводит любовницу, сразу появляется вероятность, что жена подаст на развод. А у вас любовница уже давно, и не первая, по всей видимости. Олеся годами мечтала избавиться от этих мук. Готовилась к уходу. И ушла. В ее шкафу висят осенние вещи, флисовые костюмы, куртка, которыми она тогда пользовалась. У сына ивент-календарь^[2] за прошлый год. Он забросил его, потому что они перестали заниматься им с матерью. Ваша дочь захотела переделать вход в свою комнату, – Кира обернулась к матери мужчины: та быстро моргала, на лице читалась полная растерянность; видимо, нынешних представителей древнего донского рода не учили держать лицо, – после ухода матери, но вы имели в виду не смерть матери, это случилось в мае, а время перед сезоном дождей. В Адлере это ноябрь-декабрь. Что произошло дальше?

Кира выдержала паузу, глядя, как родственники справляются с непониманием происходящего.

– Вы были уверены, что она пожалеет об уходе и вернется? Не сомневались, что Олеся не сможет без вас и без детей? Но она устроилась на работу, сняла хорошее жилье, ушла насовсем. Потом пришла, чтобы официально развестись? – Кира предполагала по мелким деталям, которые разглядела в доме, практически угадывала. Но подтверждение своему рассказу видела на лице Александра. – Она встретила кого-то? Рассказала об этом вам? Что дальше? Вы не смогли этого вынести? Удивление? Страх? Паника? Изменщики часто искренне впадают в шок от того, что оказались на месте тех, кому сами изменяют.

– Вы еще скажите, что это я ее убил! – выкрикнул последний аргумент мужчина.

– Убил? Нет, не скажу. – Кира сложила губки бантиком и хмыкнула, выражая сожаление. – Маленькие ладошки, мелкие жесты, жизнь по правилам. Вы не способны на убийство. Вы всю жизнь живете по порядкам авторитарной матери, которая точно знает, как надо жить. Боитесь сделать шаг в сторону. Я и любовнице-то очень удивлена. Практически вызов порядку и закону в лице строгой матери.

Не оглядываясь на Иловайскую, Кира выставила в ее сторону ладонь.

– Да-да. Вы заняли своими блузками половину гардероба, а даже не живете с ними. В доме совсем нет фотографий Олеси, только в комнате сына. Вы вычистили все ее следы, едва женщины не стало. Настойчиво выставляете кучу глупых и неважных правил, как жить, поддерживая имидж родословной, которая никому не нужна. – Кира ткнула пальцем в Александра. – Ваш предел отклонения от правил – это любовница. Могу поручиться, что вы ее больше от матери скрывали, чем от жены. – На лбу мужчины резко очертились морщины, и уголки глаз дернулись вниз. Кира поняла, что и тут угадала. – Убить вы не способны, а вот ворчать, изводить упреками, ругать, внушать чувство вины и ненужности – как раз про вас. Вы годами объясняли Олесе, какая она некрасивая, толстая и неинтересная. Естественно, должна быть благодарна, что вы на ней женились, и беспрекословно терпеть все, иначе останется одна. Маменька ваша изо дня в день объясняла ей, в чем именно она плохая жена, недостойная супруга и никудышная мать. Даже детей здоровых родить не смогла. У сына задержка развития, у дочери анорексия. Какая она скверная претендентка на то, чтобы стать членом вашего рода. Чтобы носить фамилию Иловайских – это нужно еще заслужить, – передразнила Кира писклявым голосом. – Самих-то не выворачивает от снобизма?

Кира прошла по веранде и развернулась к обоим представителям семейства. Девушка говорила ровным и спокойным тоном. Виктория, дочь погибшей женщины, вынула из ушей наушники, прислушиваясь к разговору. Девочка побледнела, ее накрыло чувство вины. Кира везде попала.

– Вы ни разу не вставали на сторону жены. Только добавляли сомнений и мучений. А потом что-то случилось, и Олеся взбунтовалась.

– Она бросила детей! Хорошая мать не оставит своих детей! – возмутилась Галина Семеновна.

Кира повела рукой, оглядела дом, веранду, двор.

– Красивый дом, налаженный быт, родной отец, домработница – это не похоже на «бросила». Дочь взрослая, некоторые моменты воспитания ей не повредят, а с сыном она наверняка виделась. Вы просто не удосужились выяснить, что происходит с ребенком. А традиционно завалили правилами. – Кира пожала плечами, на мгновение остановив взгляд на бассейне.

Она еще могла добавить про уход от реальности у десятилетнего мальчика и про психологию анорексии у девочки-подростка, но тут лучше нужно обращаться к специалистам. С обстоятельствами жизни Олеси все было ясно, обсуждение семейных проблем к делу не имело никакого отношения.

– Итак, она ушла. Когда?

– В ноябре, – просто ответил Александр. – Примерно за полгода до того, как ее убили. Она оставила записку. Сказала, что от меня ей больше ничего не надо. На имущество не претендует. Дети решат сами.

– Записку вы не сохранили?

– Нет. Я тогда обалдел и… и… не знал, что делать.

– Побоялись сказать маме, – договорила за него Кира.

– Да, – тихо признался мужчина. – Надо было подумать, как это все объяснить. Олеся же не оставила мне возможности нормально все сделать… По-хорошему. Как-то рассказать людям, что это она… все…

– Ты сказал, что у нее заболела мать! – зашипела Галина Семеновна, получившая возможность призвать сына к ответу за ложь.

– Потом поскандалите, – махнула Кира на нее рукой. – К кому ушла Олеся?

– Я не думал, что к кому-то. Ну какой у Олеси может быть мужчина? Ну нет!

– А еще вы думали, что она вернется, – покачала головой Кира.

– Ну конечно. Она виделась с Андреем, я знал это. Ну, думал, она выжидает, хочет, чтобы я бросил Алину… это любовница.

– И она вернулась, – продолжила Кира. – Зачем?