Теория снежного кома (страница 15)
Однажды я пытался прекратить приём лития. Думал, что достаточно силён, чтобы справиться со своим недугом. Но это привело к настоящему обострению. Я чуть не сорвался с катушек. Больше я так не экспериментирую.
А приём вызывает побочки. Вечная сухость, словно полость моего рта вдруг превратилась в пустыни Сахары, повышенная жажда, из-за которой я постоянно таскаю с собой бутылку воды, лёгкая, но постоянная тошнота, даже это чёртово частое мочеиспускание, которое заставляет меня искать туалет каждые полчаса. О, и тремор рук. Самое паршивое. Его сложнее всего скрыть от окружающих, особенно когда пытаешься набрать текст или строчишь тему лекции.
В общем, даже не знаю, что из этого хуже.
Иногда кажется, что я продал душу дьяволу, вот только этот рогатый ублюдок обманул меня и вместе с богатством и славой водрузил мне на плечи болезнь.
Но доктор Берри, этот вечно оптимистичный старик, говорит, что всё могло быть ещё паршивее. Потому что у некоторых наблюдаются побочки куда серьёзней – спутанность сознания, замедленная речь, судороги, увеличение веса, проблемы с почками и щитовидной железой. Так что, если верить ему, мне ещё повезло.
Если это так можно вообще назвать.
Вскоре я включил музыку. В салоне тут же заиграла «Midnight City» от M83. Звук заполнил всё пространство, заглушая мысли. Нужно было как-то настроиться на эту поездку. В конце концов, Норвегия не ждёт мою мрачную физиономию. А ещё, несмотря ни на что, я хотел увидеть северное сияние и хорошенько покататься. А на Милу, в конце концов, можно просто не обращать внимание.
Легко сказать.
«Midnight City» гремела в салоне, но даже её синтезаторные переливы не могли полностью заглушить мой внутренний диалог. Я прокручивал в голове утреннюю сцену. А потом бросил взгляд на контейнер с печеньем, лежащий на пассажирском сиденье, который мне отдала Фелисити. Печенье с солью. Моё любимое.
Мила хочет поиграть? Тогда поиграем. Если она думает, что сможет использовать против меня свою новую подружку, она горько ошибается.
Я прибавил громкость. Нужно сосредоточиться на дороге, на предстоящей поездке, на чём угодно, кроме этих двух раздражающих розовых косичек и бирюзовых глаз.
За окном мелькали унылые пейзажи. Зимняя Монтана, как всегда, не баловала разнообразием красок: всё вокруг было серым, белым и коричневым. Даже солнце сегодня решило спрятаться за плотной завесой облаков.
Внезапно меня пронзила острая тоска. По тем временам, когда между нами не было этой стены ненависти и непонимания. Но я виноват сам. И при этом прав на сто процентов. Я полный козёл, я это понимаю, но иного выхода просто не было.
Иногда мне вспоминается Илай. Возникают яркие, живые картины из прошлого. Его улыбка, его смех, его горящие глаза, когда он рассказывал о своих любимых играх.
Доктор Берри считает, что именно с него всё и началось. Ну, моя… ситуация. Так он это называет. Хотя, по его словам, такая штука не появляется из ниоткуда. Значит, были предпосылки ещё давно. Возможно, генетика. Может, это проклятие передаётся по наследству, как в сюжетах из второсортных ужастиков. Может, предки мне не всё договаривают, скрывают какие-то тёмные тайны в семейном склепе. Понятия не имею. И, честно говоря, не хочу знать.
Я стараюсь не думать об этом. Стараюсь не ворошить прошлое, не копаться в своих чувствах. Но это как зуд, от которого невозможно избавиться. Чем больше стараешься не чесать, тем сильнее хочется.
Я сжал кулаки. Воспоминания об Илае всегда вызывают у меня странную смесь чувств: вины, тоски, злости, любви. Как будто кто-то смешал все цвета радуги в грязную, неразличимую массу.
Я помню его последнюю игру. Вообще он играл сутками, не отрываясь от экрана, забывая про еду и сон. Он словно потерялся в этом виртуальном мире, убегая от реальности.
И именно в тот день всё закончилось. В один миг.
Я должен был что-то сделать, чтобы это прекратить. Должен был быть более внимательным старшим братом, более любящим, более… чем-то.
Вздохнув, я посмотрел в окно. Солнце наконец-то пробилось сквозь облака, и пейзаж за окном преобразился. Снег заискрился, деревья засверкали, как будто их украсили бриллиантами.
Надо двигаться дальше. Надо перестать жить прошлым. Надо научиться прощать себя.
Но это чертовски тяжело, на самом деле. Проще сказать, чем сделать.
Поэтому я постарался сосредоточиться на нашем будущем маршруте, который изучил вдоль и поперёк, узнав подробности у Бьёрна.
А он у нас долгий.
Из Бозмена мы доберёмся в аэропорт Солт-Лейк-Сити. Оттуда полетим в Амстердам, что должно занять около десяти часов. Пересадка в Амстердаме и путь в Осло: примерно час с лишним. Из Осло мы доберёмся до ЖД-вокзала, и на поезде едем в сам Лиллехаммер. Далее: ожидание трансфера, который довезёт нас по итогу до шале.
Да, дорога жутко утомительная, но я надеюсь, оно того стоит. Не терпится лицезреть норвежские горы и спуститься с них на моей любимой скорости.
Спустя три с лишним часа, чем ближе я подъезжал к аэропорту Солт-Лейк-Сити, тем сильнее меня охватывало беспокойство. Я невольно бросал взгляд на бардачок, в котором держал блистер с таблетками. В рюкзаке у меня был пузырёк, дома в комнате – ещё один блистер, а в универе хранился третий – в моём шкафчике в раздевалке. И мне всегда удавалось принимать таблетки незаметно для остальных, иначе начались бы вопросы.
Кроме последнего раза… Я надеюсь, Лягушка никому не проболтается о том, что видела.
Вот откуда моё беспокойство.
Я свернул на парковку, нашёл свободное место и заглушил двигатель. Надо выдохнуть и собраться. Взять себя в руки, как говорил доктор Берри.