Фелисити улыбнулась, её глаза мечтательно заблестели. Именно так выглядят влюблённые. Наверное.

– Он спросил меня, как я справляюсь с уроками, – ответила она, прикусив губу, будто пыталась сдержать поток эмоций. – А потом добавил, что, если мне нужна помощь, он всегда рядом.

Это было подозрительно. Может, он поменял свои предпочтения в девушках, и теперь такая как Фелисити – в его вкусе?

Да не может быть. Я слишком хорошо его знаю.

– Но что он говорил обо мне? – уточнила я.

– Просто то, что испачкал тебе штаны.

Понятно, почему она тогда захихикала.

– Что ж, – произнесла я, пытаясь внушить себе, что Фелисити стала мне подругой. По крайней мере, она должна ею стать на неопределённый срок. – Это будет не простая игра. Первое правило – никаких обнажёнок на первом свидании! Второе – печенье. Ты испечёшь ему печенье.

– Что? – Фелисити уставилась на меня, как будто я предложила сделать пирог из уличных котят. – Ты серьёзно?

– Да. Почему именно печенье… Расскажу позже.

Фелисити улыбнулась, и я заметила, как её настроение стало подниматься.

– Хорошо, но тогда печенье должно быть идеальным. А я совсем не умею печь.

– Ничего страшного. Я научу. Пусть это будет первым шагом к тому, чтобы закадрить его. До того, как мы полетим в Лалихимар.

– Лиллехаммер, – поправила меня Фелисити.

– Да без разницы, – отмахнулась я, принявшись потирать ладони, словно готовя злодейский план.

Девушка широко улыбнулась. Она будто расцвела. Хотя мы даже ничего не начали. Но в голове у неё наверняка уже вырисовывалась картина их будущего. Фелисити всегда казалась одной из тех девчонок, которые уже наперёд представляют себе супружескую жизнь: мужа, детей и питомцев.

Но несмотря на это, передо мной всё равно сложная задача – влюбить звезду сноубординга и безупречного отличника Эйса Муди в бестактную журналистку Фелисити Кроуфорд.

Что ж, звучит как вызов.

5. Признание сестры

Стол в гостиной был завален разноцветными буквами, словно после взрыва в типографии.

Я с прищуренным взглядом размышляла над своим ходом, попивая остывший чай из кружки с надписью «Queen of Sarcasm». Рио, одетый в свой любимый нелепый свитер с оленями, нервно теребил свои розовые волосы, а Анжелика с видом абсолютного триумфа подсчитывала свои очки.

– Так, сейчас я вас всех сделаю! – заявила сестра, выкладывая на поле слово «ЗАДНИЦА» на тройной бонус слов.

Я подавилась чаем.

– Ты серьёзно? Ну почему именно это слово?

– А что? Оно на тройном бонусе! – невозмутимо ответила Анжелика, забирая свои очки. – В чём проблема?

Рио застонал:

– Проблема в том, что я только что потратил полчаса, пытаясь составить слово «ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ⁶», а ты просто выложила «ЗАДНИЦА» и получила больше очков, чем я за всю игру!

Я усмехнулась.

– Добро пожаловать в Скраббл с русскими, дружок, – усмехнулась я. – Здесь интеллект – это опционально.

Рио глубоко вздохнул и начал перебирать свои буквы.

– Ладно, ладно. Посмотрим, что я могу сделать… О-о, я могу сделать «ДОНКИХОТСТВО⁷»!

Но тут Анжелику осенило. Она сгребла несколько букв, оставив Рио в недоумении.

– Аха! – воскликнула сестра. Она, ухмыляясь как кот, объевшийся сметаны, выложила на поле слово… «ZHOPA».

Рио тупо смотрел на это безобразие, словно его только что окатили ледяной водой.

– Что это, во имя Вебстера⁸, такое? – пробормотал он. – По правилам нужны существующие слова, а не вымышленные!

Анжелика победно ухмыльнулась:

– Это очень традиционное русское слово.

– Но это не английский! – протестовал Рио. – Это не считается! Это жульничество!

Я пожала плечами с самым невинным видом на лице, на который только была способна, и решила подыграть:

– Но Анжелика составила слово, использовала все свои буквы и заблокировала тебе твой тройной бонус за «ДОНКИХОТСТВО». Вливайся в программу.

– Я протестую на основании того, что это абсолютно несправедливое преимущество! – надулся Рио.

Я критически осмотрела свои буквы. Ну что же, пора и мне внести свою лепту в этот лингвистический хаос. Я выложила слово «ЛОЛ», используя тройной бонус буквы и двойной бонус слова.

Рио уставился на меня, как будто я только что выстрелила в него из базуки.

– «ЛОЛ»?! Это даже не слово!

– Ох, бедный Рио… – сказала я с оттенком жалости. – Это сокращение. В 2012-м все так писали, и, между прочим, я зарабатываю кучу очков, ха!

Рио обречённо вздохнул, схватился за голову и вскрикнул:

– Я так и знал! Ну вот и нахера я выбрал именно этот путь, сижу и соблюдаю правила, если в итоге выигрывает тот, кто знает мемы и анатомию!

Это вызвало взрыв хохота у нас с Анжеликой.

– Просто ты пока слишком зелёный для игр с нами, – сквозь смех выдавила сестра. – Но всегда можно улучшать свои навыки. Достаточно лишь почаще наведываться к нам.

Я перемешала свои буквы, предвкушая следующий ход. Эта игра в Скраббл, как всегда, полна абсурда, сарказма и нелепых слов. И именно поэтому мы так любили в неё играть все вместе. Когда у Анжелики выдавался выходной.

Внезапно, дверь распахнулась с таким грохотом, что буквы на столе подпрыгнули. В проёме возникла фигура папы, шатающегося и громко напевающего что-то невнятное на русском языке. Его глаза безумно блестели, галстук был повязан вокруг головы, как пиратская бандана, а от него несло смесью водки и дешёвых сигарет.

– Дочи! – заорал он, запинаясь о ковёр. – Кто тут папу не ждал? А папа пришёл! И что я вижу? Играют, веселятся! А папа… папа страдал!

Анжелика, обычно спокойная, смутилась.

– Ну вот, приплыли, – пробормотала она на русском.

Рио, у которого и так был шок от «ZHOPA» и «ЛОЛ», теперь просто застыл с открытым ртом, наблюдая за разворачивающимся цирком.

Я постаралась изобразить невозмутимость, хотя внутри всё похолодело. С пьяным отцом никогда не знаешь, чего ожидать.

– Привет, – сказала я как можно более спокойным тоном. – Мы играем в Скраббл.

– Эти ваши американские прикольчики, – заплетающимся языком недовольно произнёс папа в ответ. А потом заметил Рио. – О! Привет, пацан.

Рио, разумеется, не понял и слова. Хотя, возможно, «привет» прозвучало для него достаточно знакомо. Вспомнилось то, как друг пытался однажды выговорить «здравствуйте» на русском, но едва не сломал себе язык.

– Здравствуйте, сэр, – неловко кивнул Рио. Раньше он моего отца пьяным не заставал, поэтому мне стало перед ним стыдно.

Нет, я рассказывала о том, что папа любит выпить в ближайшем баре, но собственными глазами он пока за этим не наблюдал. У нас вообще семьи были совершенно разные. Его родители довольно успешны, могут позволить себе жить в престижном модном районе, любят друг друга… А у меня всё обстояло совсем иначе.

Поэтому я всё время стеснялась рассказывать людям «извне» о своей жизни. Она у меня не сахар.

Папа попытался пройти к нашему столу, едва не свалившись при этом. Анжелика быстро подскочила и перехватила его руку.

– Папа, может быть, присядешь? – сказала она, пытаясь усадить его в кресло. – Отдохни.

Но он не сдавался.

– Нет, я не хочу сидеть! Неужели мне нельзя поиграть с дочами и их другом! – Он попытался схватить буквы со стола, но вместо этого просто рассыпал их по всему полу.

Рио, который до этого момента просто молча наблюдал за происходящим, видимо, решил, что пора ретироваться. Он осторожно отодвинул свой стул.

Мне захотелось испариться.

– Тебе, наверное, лучше идти домой, Рио, – произнесла я, окинув взглядом валяющиеся буквы. – А мне придётся прибраться.

– Я могу помочь, – искренне отозвался друг.

Я подняла взгляд и благодарно улыбнулась ему, но не стала принимать помощь:

– Не надо… Это… надолго. Он, наверное, опять ходил к своим друзьям и… В общем, после этого всегда затем следуют длинные философские разговоры. Тебе не нужно этого видеть.

– Ты уверена? Я мог бы…

– Нет, Рио. Иди.

Я сделала неопределённый жест рукой, подразумевая весь тот хаос и абсурд, который обычно сопровождал такие пьяные визиты папы. Рио понимающе кивнул.

– Хорошо, если ты уверена… – сказал он, почесав затылок. – Позвони, если что-нибудь понадобится. Серьёзно.

Он ещё раз бросил взгляд на пьяного отца, бормочущего что-то про советскую власть и мировое господство, обнял меня и направился к двери.

– Ещё увидимся, мистер Льдов, – доброжелательно попрощался он с хозяином дома, а потом, когда вместо папы ответила ему Анжелика весёлым: «Приходи ещё, поиграем!», помахал ей и вышел из дома.

Когда за Рио закрылась дверь, в гостиной воцарилась тишина, нарушаемая только бессвязными речами папы. Я вздохнула и собрала остатки Скраббла.

Анжелика грустно взглянула на меня. В этом взгляде читалось: «Мне жаль». Я вздохнула снова, на этот раз более устало.

Папа плюхнулся на кресло, посмотрел на меня мутным взглядом и вдруг расплылся в широкой, сентиментальной улыбке.

– Дочка… Ты так похожа на маму…

В этот момент Анжелика, до этого молча стоявшая в стороне и убиравшая буквы со стола в коробку, замерла на месте. Потом посмотрела на папу, её губы сжались и даже немного дрогнули.

– Милана, я… – начала она, но я её перебила:

– Иди. Я с ним посижу.

Анжелика презирала эти упоминания. Она всегда избегала таких разговоров. Даже если ей хотелось быть хорошей старшей сестрой для меня в эти моменты, выносить пьяного отца, толкающего речи о нашей безответственной матери, ей было невмоготу. Поэтому я понимающе к этому относилась.

Сестра не стала задерживаться, развернулась и ушла на второй этаж, в свою комнату. Может быть, она даже поплачет. Я часто видела её в слезах. Раньше мне казалось, что это из-за очередного парня, который её бросил, но позже узнала, что всё дело в нашей маме.

Я с трудом сглотнула ком в горле. Эта тема всегда вызывала у меня приступ ярости, тщательно скрываемый за маской показного равнодушия. Мамой обычно называют кого-то родного. Но в нашем случае это женщина, которая бросила своих детей. Женщина, которая предпочла молодого любовника своим собственным дочерям.

– Пап, не надо, – попыталась я остановить его. – Она ушла. Забудь.

Но он словно не слышал меня.

– Помню, как мы познакомились… Это было в Москве… Я был молод, полон надежд… А она… Она была как солнце. Озаряла всё вокруг.

Он закрыл глаза, словно пытаясь увидеть её образ в своей памяти.

Я продолжила молча собирать буквы, стараясь не смотреть на него. Каждая буква казалась сейчас осколком моего собственного сердца. Я ненавидела маму за то, что она сделала с нами. За то, что сломала жизнь отцу, а заодно и мне с Анжеликой.

– Она любила танцевать… – продолжал отец, покачиваясь из стороны в сторону. – Помню, как мы танцевали под дождём… А потом… Потом всё изменилось. – Его голос к концу дрогнул. – Я не знаю, что я сделал не так… Я любил её… Я всё для неё делал…

Он замолчал, уткнувшись лицом в ладони.

Я почувствовала, как во мне поднимается волна жалости. Жалости к нему, сломленному и одинокому. Но вместе с жалостью росла и ненависть. Ненависть к маме за то, что она оставила нас с этим. С пьяным отцом, воспоминаниями и болью.

– Пап, послушай, – сказала я, положив руку ему на плечо. – Она не стоит этого всего. Она просто… гадкая женщина.

Он поднял на меня мокрые красные глаза.

– Нет… Ты не понимаешь… Сложно забыть того, кого так сильно любил…

Я горько усмехнулась.

На самом деле это просто. Мне ли не знать.