Харада стиснул зубы. Он ведь спрашивал, пару раз пытался выяснить подробности у бывших сослуживцев. Ничего внятного они рассказать не могли. Только то, что их тоже что-то схватило, сдавило и поволокло под землю. Как и всех. Наверное, чтобы понять, нужно было видеть со стороны, с какого-то расстояния…

– Твоя сестра определенно тоже помнит, – глухо проговорил Кацуо. – У нее было странное лицо в тот момент, когда мы читали один из эпизодов письма.

Харада покачал головой. Конечно. Окида просыпалась от кошмаров почти каждую ночь.

– Мы не то чтобы говорим об этом, но да. Первое время она только срывалась и плакала. Потом заикалась. Так что, думаю, она испугалась истории с лотосами. На нас тоже будто напала сама земля…

Кацуо медленно сел. Его руки, упиравшиеся в траву, напряглись.

– И ты совсем не боишься туда возвращаться? Центр и без таких чудес – недоброе место. А Юшидзу готов к заговорам и переворотам.

Возможно, впервые он казался удивленным. Харада только пожал плечами:

– Я устал жить так, как живу. Бродяжничать, ждать, когда моя «амнистия» протухнет. – Он запнулся и посмотрел в сторону пруда, потом площади. – Я лучше хотя бы попытаюсь что-то изменить, раз выпал шанс. Или сдохну и перестану наблюдать за тем, как мы теряем свободы и лицо. А земля сама решит, что делать, когда у нее появится выбор между двумя правителями.

– Если так, то мы, вероятно, обречены, – но Кацуо произнес это довольно скучающим тоном. – Потому что хотим убить того, кому она уже помогла. И все из-за этих вишен. Вокруг которых у нас, кажется, строится слишком много.

«Например, на деньги с их продажи пошит твой плащ». Но Харада вдруг понял, что не будет этого говорить.

В чем-то он был согласен – может, из-за молодости? Он знал: людям в расцвете лет, коих большинство, вишня и не нужна, только как лакомство; их она не лечит. Это старикам и чахлым детям – таким, как принцесса Рури – живительные ягоды несут шанс на жизнь. Но ведь как-то и раньше жили? Веками готовили лекарства, выхаживали доходяг. Денег и почета у Империи было меньше, зато все – собственные. Еда – своя. Впрочем, эти разговоры считались дурными и порожденными ленью. Их не поощряли, за них снимали с должностей.

– Ты странный для полицейского, – не удержался Харада и тут же поймал усмешку.

– И это говорит воин, который вместо нормального оружия размахивает скатом.

– Пошел ты! – Рука сама потянулась к поясу, провести по широким плетеным ножнам окикуная. – Этот «скат» пробивал твою оборону! И не дал тебе меня пристукнуть несколько раз!

– Не очень-то и хотелось. – Кацуо все так же снисходительно смотрел снизу вверх. – Кстати, может, это развеет твои опасения. Я вообще не убиваю для забавы, от этого много грязи. Смерть от моей руки нужно еще заслужить.

– Я не заслуживаю? – Харада, изображая оскорбленную гордость, наклонился и упер руки в колени. – Я, до боев с которым ты снисходил лично, хотя я и командующим не был? Даже интересно, чем же еще я должен отличиться, господин благородный кан…

– Хм… – Бледная рука дернулась навстречу и отвесила ему болезненный подзатыльник.

– АЙ! – Это даже атакой не было, но перед глазами взорвалась пара звезд. И вполовину не таких живописных, как те, что подмигивали с неба. – ТЫ ЧТО?

Кацуо брезгливо отряхнул пальцы, лицо стало мрачным. Очень мрачным.

– Думаю, тебе не грозит, – тон, которым он это бросил, тоже изменился: заледенел. – Скорее капибары и черепахи научатся летать.

– Да ты… – Харада потянулся сгрести его за воротник, но Кацуо только стукнул его снова, уже по запястью, и всем видом дал понять: в следующий раз ударит мечом.

– Ты меня утомил. А дни, в которые я вас преследовал и пускал по ложным следам своих дорогих сослуживцев, вышли тяжелые, и дальше будет не легче. Дай мне поспать.

– Мы не договорили, – отрезал Харада. Сейчас ему правда так казалось, пусть он даже и не понимал, к чему вел разговор. – Вот, например, про землю? И прочее? Ты боишься?..

– Лично я договорил все, – возразил Кацуо и… просто лег, опять подняв с травы плащ. Подстелил. Закутался.

– О да. Предрек, что нас может прибить, и ложишься дрыхнуть?

– Предпочту выспаться до того, как меня прибьют. – Снова взгляд ненадолго задержался у Харады на лице. – И склоняюсь к мысли, что даже это лучше бесед с тобой. Вдобавок завтра у меня кое-какие дела, встать мне придется раньше, чем тебе. Шел бы ты в курятник.

– Сам шел бы… – начал Харада, но прикусил язык.

Нет. Нет уж. Двойная игра все еще вероятна. Стала вероятнее: если Кацуо знает о странных штучках, которые вытворяла земля Центра, если уже предрекает провал, значит, точно не собирается во всем этом участвовать. Доведет и сдаст. Спасет шкуру, продемонстрирует верность.

– Какие дела? – запоздало спросил Харада.

Тишина. Кацуо уже лежал бездвижно, с закрытыми глазами и будто вылепленным из желтого воска лицом. Он правда казался очень усталым, но жалеть его Харада не собирался.

– Не спущу с тебя глаз, – мрачно пообещал он, вернулся на свое место и принялся возиться с куриной тряпкой в попытках соорудить более-менее теплое гнездо. Не так чтобы получилось, но хотя бы с мокрой от ночной росы травой он больше не соприкасался.

Кацуо не ответил. Харада все пялился. Он не сомневался, что выполнит обещание. И также не сомневался, что Кацуо, как и все хорошо обученные воины, не может не почувствовать взгляд сквозь такую ерундовую преграду, как сомкнутые веки.

В траве стрекотали последние цикады, воздух пах пеплом, кувшинками и водой. Где-то слева, возле пруда, летал светлячок. Наполовину выжженная, но наполовину еще живая земля двора казалась безопасной и безобидной, готовой стать уютным местом для сна и покоя…

Но Харада давно забыл, как можно так доверчиво на ней лежать.

5. Между мангустом и коброй

Изморозь рановато оплела землю белым зыбким кружевом. Но это успокаивало.

Трава хрустнула под ногой Окиды, изо рта вырвалось облачко пара, призрак ночного кошмара обжег – и растаял непойманным. Зато от взгляда не укрылось другое: костер потух, и бросили его явно давно. Ни Харады, ни тряпки, в которую он кутался, не было, как не было и странного полицейского, Кацуо Акиро. Зато на дальнем берегу рыбного пруда, посреди узенького луга, возле рощи, маячило то, чего накануне Окида не заметила.

Три довольно больших плоских камня.

Плеская себе в лицо водой – еще не промерзшей, но уже ледяной, – Окида все всматривалась в серые силуэты. И на них ранний холод успел нарисовать переливающийся узор. Первым порывом было подойти, разглядеть ближе, но разум его отмел. Могильных камней Окида видела достаточно. Несколько самых дорогих раньше навещала часто – пока не кончились деньги и не начались убийства сослуживцев; пока отец с матерью не указали робко на дверь родного дома. «Ваши братья и сестры в это не замешаны. Пусть так и будет, это ненадолго ведь, все уляжется, тогда и вернетесь». Все уляжется. Окида с Харадой ушли, и если братом двигало искреннее желание обезопасить семью, то Окидой – скорее разочарование. Желтая Тварь не нравился отцу и матери. И никто из братьев и сестер на сторону патриотов не перешел. Просто Сэки всю жизнь думали: «Наверху сидят не дураки, все, что они решают, к лучшему». Интересно… что они подумали, когда узнали о грядущей обязанности заботиться о вишнях? За гибель саженца полагались штрафы и плети.

Окида встряхнула головой. И все-таки что за могилы? Их точно не было вчера. В закатном свете они отбросили бы приметные, длинные тени.

Но пропажа брата была важнее. А куда делся кан? Только бы им не взбрело в головы подраться. Окида не встречалась с этим человеком в бою лично, но в целом асиноби с мибу сталкивались: те словно имели нюх на разведчиков, а их белые и черные инубаку^[36], быстрые и поджарые, были просто чудовищами. Ликвидировать хотя бы одного летучего волка в отряде считалось за подвиг. Сама Окида получала задания попроще: подобраться к часовому или связному, убить, подать знак – верный своим или ложный врагу. Звеном в подготовке крупных атак ее не назначали. Тайи Окубару знал: там выше риск погибнуть. Знал и…

Тайи Окубару. Сото.

Окида закрыла глаза и почти почувствовала под своими заледеневшими пальцами его гладкие короткие волосы и теплую кровь с виска. Увидела его облегченную улыбку, просветлевшие глаза, ощутила ответное касание… и удар о землю, оглушительный, но недостаточно. Может, не все случилось бы так ужасно, если бы в тот самый день она не ослушалась приказа, не…

«Ты должна делать все, чтобы выжить, потому что императора нужно будет защищать».

Он видел в ней будущее. А в итоге оба они стали прошлым.

Окида выдохнула и, кинув последний взгляд на три камня, пошла в противоположную сторону – вглубь деревни. Не тратя времени на обход, она прошмыгнула между курятником, где ночевала, и соседним домом, притиснутым так, что о закопченные стены пачкалась одежда. Скользя по этому узкому лазу, Окида зажмурилась и вдохнула прогорклый, кисловатый запах, где смешались пепел, стылость и подгнивающее дерево. Это окончательно вернуло ее к реальности и даже заставило криво ухмыльнуться внезапной догадке – о том, чем ее удивит деревенская площадь. Какое благородство. Какое благочестие. Какая глупость.

На старом дубе остались только грязно-красные, грязно-рыжие и грязно-желтые ленты – следы давнего праздника, наверное, Первых Дней Сбора. Трупов – ни старика-врача в серебристой рэйкоги^[37], ни мужчины и женщины в бирюзовых канкоги – и даже обрывков веревок не было. Какое-то время Окида просто стояла, подняв голову: смотрела, как дрожит на ветру последняя дубовая листва и вьются концы лент. Не верилось, но, похоже, Харада правда потратил на это часть времени для сна: снял и похоронил последних защитников деревни, казненных, когда все остальные жители уже горели в запертых домах.

Окида развернулась и быстро нашла глазами ближайший более-менее целый дом. У него сгорела и провалилась только половина. За крыльцом густился сонный мрак, но в нем тускло мерцал рыжий глаз маленького очага. Окида видела его сквозь полуприкрытую дверь, а подойдя еще чуть-чуть, увидела и другое.

Эти двое, Харада и Кацуо Акиро, мирно дрыхли, прислонившись к стене рядом. Что с руками у кан, Окида не видела, а вот пальцы брата, хорошо так перемазанные в земле, различить могла. Ого! Вчера Харада прибить этого типа был готов, а тип всячески давал понять, что ждет большего ума от крабов. Но нет. Устроились – словно пара полинявших бродячих псов.

Окида пристальнее вгляделась в кан. Бледный, некрасивый, с высоким хвостом и странными чертами: будто неумелый резчик долго мучил деревяшку, пытаясь повторить чеканный лик бога-судьи, Арфемиса, а потом махнул рукой и оставил как есть. Может, так падали тени, но вид казался измотанным. У Харады тоже не очень, еще и патлы занавесили всю физиономию и – Окида ясно отследила это – только что на них шлепнулся большой паук-крестовик. Вспомнилось другое: Кацуо Акиро… а ведь когда они только зашли в деревню, Кацуо Акиро даже называл имена повешенных. С искренней печалью. И не подумаешь, что на самом деле скользкий, ядовитый гад. Правда, Окида вслушиваться не стала. Живым она помогать была готова, а вот мертвецов ей хватало своих, на всех не напасешься жалости и сил.

Окида хмыкнула и занесла ногу над ступенькой. Парочку стоило разбудить, хотя бы чтоб посмотреть на круглые глаза Харады: даже клубком не свернулся, зато привалился плечом к вчерашнему врагу! Настолько устал? Ну не мог же чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Но в тот же миг она отвлеклась – поймала едва уловимое движение за спиной. С дуба сорвался лист, кажется, с подветренной стороны. И ветка скрипнула, будто…

Окида порывисто развернулась. От сердца немного отлегло, впрочем, только на миг.