Телевизор продолжал работать фоном, но я не обращала на него внимания. Взяла телефон, открыла Соцсети. Последнее время я проверяла его с навязчивой регулярностью. Новых постов от Лены не было. Интересно, знала ли она обо мне столько же, сколько я теперь знала о ней? Следила ли за моими публикациями, изучала ли мою жизнь?

Я вышла на её страницу. Пролистала ленту. Ничего явного, никаких прямых доказательств. Просто намёки, которые теперь казались мне очевидными. Вот она в кафе, где мы с Петром праздновали десятую годовщину свадьбы. Вот она с книгой, которую он цитировал за ужином несколько недель назад. Вот она в Праге – именно тогда, когда у него была там «деловая поездка».

Всё это могло быть совпадением. Но я уже не верила в совпадения.

Звук оповещения прервал мои размышления. Новое сообщение в соцсетях. От Лены. Сторис.

Сердце забилось быстрее. Палец завис над экраном. Открывать или нет? Хватит ли у меня сил снова видеть доказательства его предательства?

Я открыла.

Фотография: женская рука с браслетом – тем самым, с жемчужной подвеской – лежит на столе. Рядом чашка кофе и ежедневник с логотипом их компании. На заднем плане – размытая мужская фигура. И подпись: «Никогда не теряй себя в отношениях. Даже ради любви».

У меня перехватило дыхание. Это уже не было совпадением или намёком. Это было посланием. Наглым, прямым. Она знала, что я вижу. Знала, что я знаю. И всё равно продолжала эту игру.

От этой мысли мне стало почти физически больно. Я бросила телефон на диван, как будто он обжёг мне пальцы, и подошла к окну. На улице было темно, фонари отбрасывали жёлтый свет на мокрый от дождя асфальт. Обычный вечер в ноябре. Люди спешили домой, в тепло, к своим семьям. К реальности, которую считали настоящей…

Мой взгляд остановился на отражении в тёмном стекле. Женщина средних лет, с усталыми глазами и поникшими плечами. Я почти не узнавала себя. Или, может быть, наоборот – наконец-то увидела настоящую себя, без масок и притворства. Я смотрела на своё отражение и внезапно поняла: что бы ни случилось дальше, я больше не позволю себе жить в иллюзии. Не позволю превратиться в тень, в призрак в собственном доме. Что-то изменилось во мне в тот момент. Словно глубоко внутри проснулась та Нина, которой я была до встречи с ним. Сильная, независимая… та, что не боялась будущего, потому что верила в себя…

Звук открывающейся входной двери заставил меня вздрогнуть.

– Я дома! – голос Петра разнесся по квартире, такой привычный, такой… нормальный.

Я расправила плечи и вышла из гостиной, готовясь встретиться с человеком, которого, как мне казалось, знала лучше всего на свете. В полумраке коридора он выглядел всё таким же красивым, сильным, уверенным в себе. Тем самым мужчиной, в которого я влюбилась пятнадцать лет назад.

– Привет, – сказал он, улыбаясь своей обычной улыбкой. – Что у нас на ужин?

Такой простой вопрос. Такой будничный. Словно не было другой женщины, других кафе, других поцелуев. Словно наша жизнь не была построена на лжи.

Я посмотрела ему прямо в глаза. Впервые за долгое время я видела его по-настоящему.

– Вчерашняя лазанья, – ответила я, и мой голос прозвучал на удивление спокойно.

– Хм… хорошо, – на миг растерялся муж, тут же понимающе улыбнувшись.

– Нам нужно поговорить… но не сегодня. Лера дома. Не хочу, чтобы она что-то слышала.

Его улыбка дрогнула. В глазах мелькнуло что-то – тревога? Страх? Вина? Но он быстро восстановил контроль.

– Конечно, – ответил он легко. – Завтра. Или, когда захочешь.

Он прошёл мимо меня, и я почувствовала запах его парфюма. Того самого, который когда-то заставлял моё сердце биться чаще. Сейчас он вызывал только недоумение и злость.

– Да, завтра, – проронила, отрешенно глядя ему вслед…

Глава 5+

Утро началось с аромата кофе. Знакомого, родного, единственного неизменного элемента в моей рассыпающейся жизни. Я лежала в постели, глядя в потолок, прислушиваясь к звукам на кухне. Пётр готовил завтрак. В обычное утро это вызвало бы улыбку – его редкий приступ домашнего энтузиазма, трогательная попытка позаботиться. Сегодня же каждый звук – звон ложки о чашку, шипение кофемашины, шорох газеты – казался частью хорошо отрепетированного спектакля.

Я встала, накинула халат и посмотрела на себя в зеркало. Лицо было бледным, под глазами залегли тени, но взгляд стал другим. Уже не растерянным, не испуганным. Решительным.

Я провела рукой по волосам, собирая их в небрежный пучок и сделав глубокий вдох, вышла из спальни, на секунду остановившись у комнаты Леры. Дверь была закрыта, но из-за неё доносилась тихая музыка. Она уже проснулась, собиралась в школу. Я подавила желание постучать, обнять её, сказать что-то важное. Не сейчас. Сначала нужно разобраться с ним.

На кухне Пётр стоял у плиты, поджаривая тосты. Безупречно одетый – белая рубашка, тёмные брюки, свежевыбритый подбородок. Воплощение делового успеха. Мой муж. Чужой человек.

– Доброе утро, – сказал он, улыбаясь той улыбкой, которая когда-то заставляла моё сердце трепетать. Теперь она вызывала только глухую боль в груди. – Кофе готов. Я сделал твой любимый – с кардамоном.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Взяла чашку, которую он протянул, наши пальцы на секунду соприкоснулись. Раньше от такого прикосновения по коже пробежали бы мурашки. Сейчас – ничего.

– Спасибо.

– Плохо спала? У тебя усталый вид, – обеспокоенно спросил Пётр, внимательно на меня посмотрев.

В его голосе звучала искренняя забота. Как он это делал? Как совмещал эту заботу, эту нежность с предательством? Был ли он гениальным актёром или просто психопатом, неспособным к настоящим чувствам?

– Да, – коротко ответила я, отворачиваясь к окну. – Много думала.

Он подошёл ближе, я услышала его шаги, почувствовала тепло его тела за спиной, а потом он положил руку мне на плечо. Тяжёлую, тёплую руку, которая, возможно, вчера касалась другой женщины, скользила по её коже, гладила её волосы. От этой мысли к горлу подступила тошнота, я сделала глубокий вдох, борясь с желанием сбросить его руку.

– О чём? О том разговоре, который ты хотела начать вчера?

Я медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Тёмно-карие, с лучиками морщинок в уголках – следами улыбок, настоящих и фальшивых. Когда-то я могла читать эти глаза как открытую книгу. Теперь они казались мне непроницаемыми, как тёмное стекло.

– О нас, – ответила я, чувствуя, как каждое слово даётся мне с трудом. – О том, что происходит.

Пётр слегка напрягся, я почувствовала это по тому, как его пальцы чуть сильнее сжали моё плечо. Но улыбка не дрогнула, осталась такой же тёплой и располагающей. Он был мастером контроля, виртуозом эмоциональной манипуляции.

– И что происходит? – спросил он легко, но я заметила, как его пальцы еще сильнее сжали мое плечо, как будто пытаясь удержать меня от слов, которые могли бы разрушить хрупкое равновесие нашей лжи.

Я могла бы сказать всё прямо сейчас. Выплеснуть обвинения, показать доказательства, потребовать признания. Слова уже сформировались во рту, горькие, как полынь. Но что-то внутри меня – может быть, последний осколок надежды, а может быть, инстинкт самосохранения или просто страх перед тем, что последует за правдой – сдержало меня.

– Не знаю, – солгала я, выдавив улыбку, которая, должно быть, выглядела гримасой боли. – Может быть, ничего. Просто странное настроение последние дни.

Он смотрел на меня секунду дольше, чем было необходимо, словно пытаясь просканировать мои мысли. Затем кивнул.

– Понимаю. Ноябрь – тяжёлый месяц. У всех депрессия от этой серости.

Он убрал руку с моего плеча и вернулся к плите, где тосты уже начинали подгорать.

– У меня сегодня важная встреча в десять, – сказал он, меняя тему с ловкостью опытного дипломата. – Если всё пройдет хорошо, получим контракт на ближайшие два года. Стабильность, понимаешь?

«Стабильность». Слово, которое казалось мне таким важным когда-то. Синоним безопасности, спокойствия, надежности. Сейчас оно звучало, как насмешка, как горькая ирония судьбы. Какая может быть стабильность, когда земля уходит из-под ног?

– Это хорошо, – ответила я механически, словно робот, запрограммированный на поддержание светской беседы.

Он положил тосты на тарелку, поставил передо мной. Сел напротив, развернул на планшете деловую газету. Всё как всегда. Будничное утро семейной пары. Только внутри меня что-то умерло, оставив после себя пустоту, которая постепенно заполнялась новым чувством – не обидой, не болью, а чем-то холодным и твёрдым как камень.

– У тебя сегодня лекции? – спросил он, не отрываясь от чтения, пробегая глазами по строчкам с таким видом, будто они действительно его интересовали.

– Да, две. И заседание кафедры.

– Не забудь забрать мой костюм из химчистки, – он сказал это мимоходом, как что-то очевидное и естественное.

И вдруг эта фраза – такая обыденная, такая привычная, произнесённая тысячи раз за годы нашего брака – стала последней каплей. Той самой, которая переполняет чашу терпения и заставляет её переливаться через край.

– Забрать твой костюм? – переспросила я тихо, но с такой интонацией, что он поднял глаза от планшета. В моём голосе смешались недоверие, обида и что-то ещё, чему я не могла дать название. – Ты изменяешь мне с какой-то офисной девицей и просишь меня забрать твой костюм из химчистки?

Его лицо застыло, словно маска, и только зрачки расширились – единственный признак шока, который он не смог скрыть. В них всего лишь на мгновение мелькнуло что-то – страх? вина? – но тут же исчезло, сменившись холодным спокойствием.

– О чём ты говоришь? – спросил он после паузы, и его голос был идеально контролируемым. Ни возмущения, ни вины. Просто недоумение, словно я сказала что-то абсурдное.

– Ты знаешь, о чём я, – ответила я, удивляясь собственному спокойствию.

Он нахмурился, его рука с чашкой кофе замерла на полпути ко рту. Я заметила, как напряглись мышцы на его шее, как дёрнулся кадык, когда он сглотнул.

– Нет, действительно не знаю. Что за бред?

 «Бред». Вот как он это назвал. Всё, что я чувствовала, все доказательства, которые собрала, все ночи без сна – просто бред. Горечь поднялась к горлу.

– Лена Савельская, – произнесла я имя, которое преследовало меня последние дни. – Твоя коллега. Молодая, светловолосая. С браслетом от Тиффани, который ты якобы выиграл на какой-то корпоративной лотерее. Помнишь такую?

Его лицо изменилось. Не сразу и не сильно – лишь легкая тень пробежала по нему, едва заметная морщинка появилась между бровями, уголок рта дрогнул в нервном тике. Но я знала его слишком хорошо. За пятнадцать лет изучила каждую чёрточку этого лица, каждое микровыражение. Он был застигнут врасплох, сбит с толку, как шахматист, неожиданно обнаруживший, что его ферзь под ударом.

– А, Лена, – он пожал плечами с показным безразличием, быстро восстанавливая самообладание. – Конечно, помню. Она работает в отделе маркетинга. При чём тут она?

В его голосе не было ни тени волнения. Словно я спросила о погоде или о цене на бензин. Такая безупречная игра, что на мгновение я сама усомнилась в своих подозрениях. Но только на мгновение.

– При том что ты встречаешься с ней. Водишь её в наши любимые места. Даришь ей серьги и браслеты. Обнимаешь на корпоративах так, как не обнимают просто коллег.

Я говорила спокойно, почти деловито, словно зачитывала протокол или список покупок. А где-то глубоко внутри меня бушевал ураган эмоций – боль, обида, ярость, отчаяние, – но снаружи я была спокойна, как вода в озере в безветренный день. Это спокойствие давалось мне тяжело, каждое слово, произнесённое без дрожи в голосе, было маленькой победой над собой.

Пётр медленно поставил чашку на стол. Его рука, я заметила, слегка дрожала. Первая настоящая реакция, первая трещина в его безупречном фасаде. Маленькая, но достаточная, чтобы я увидела то, что скрывалось за ним.

– Ты следила за мной? – спросил он с ноткой возмущения, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на беспокойство.