Поздно вечером, когда Лера уже спала в своей комнате (вернулась от подруги с горящими глазами и историями, которые я слушала, не слыша), а Пётр принимал душ, я снова открыла Instagram.

Лена выложила новое фото. Ничего личного, ничего явного. Просто пейзаж – осенний парк, жёлтые листья на мокрой земле. Чашка кофе на деревянной скамейке. И надпись, которая ударила меня под дых: «Доверие – хрупкая штука. Ломаешь раз – и всё».

Я замерла, глядя на экран. Это могло быть совпадением. Просто философская фраза, которую постят тысячи людей. Но в контексте всего, что я узнала, это выглядело как послание. Кому? Ему? Мне? Или это просто очередная уловка моего воспаленного сознания?

Я не нажала на «лайк». Не написала ничего в комментариях, хотя пальцы зудели от желания написать: «Я знаю». Просто закрыла приложение и отложила телефон, словно он обжигал мне руки.

А потом, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, встала и подошла к книжной полке. Достала оттуда старую тетрадь в потрёпанной обложке, которую когда-то использовала для записей рецептов – кулинария была моим хобби в первые годы брака, когда я ещё верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Тетрадь была наполовину пуста – я забросила записи после рождения Леры, когда времени на эксперименты на кухне уже не хватало. На первой чистой странице, которую я нашла после рецепта тирамису, я решительно написала:

«1. инстаграм – фото с браслетом, Пётр и Лена слишком близко.

2. Сторис – часы Петра.

3. Браслет – говорил, что «подарили». Пропал.

4. Запись в блокноте – L., серьги, кафе.

5. Парфюм не мой. Стал приходить позже. Холодный.

6. Лена выкладывает сторис с его фразами, косвенно.

7. Интуиция.

8. Новое фото: «Доверие – хрупкая штука.

Затем я отложила ручку и посмотрела на список. Надписи расплывались перед глазами – то ли от усталости, то ли от непролитых слёз. Я провела пальцем по бумаге, по этим строчкам, которые складывались в одну большую боль.

Это уже не было случайностью. Не было паранойей или ревностью. Это был план. Или как минимум карта тревоги, которая вела меня всё ближе к правде. К правде, которую я, возможно, не хотела знать, но которую имела право увидеть.

Я закрыла тетрадь и спрятала её между кулинарными книгами. Шум воды в ванной прекратился. Через минуту послышались шаги Петра.

Когда он вошёл в спальню, я уже лежала в постели, отвернувшись к стене. Притворяясь спящей, но с открытыми глазами, которые он не мог видеть. Кровать прогнулась, когда он сел на свою сторону.

– Ты чего не спишь? – спросил он, все же заметив, что я не сплю. В его голосе было что-то… обыденное. Привычное. Словно не было никакой Лены, никаких тайн.

– Думаю, – ответила я, и мой голос прозвучал ровно, спокойно, хотя внутри всё кричало.

– О чём?

Я медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Искала в них… что? Вину? Страх? Любовь?

– О доверии, – сказала я, не отводя взгляда. – О том, как его можно потерять.

Он слегка нахмурился. В его взгляде мелькнуло что-то – беспокойство? Тревога? Или мне показалось? Но он не сказал ничего. Просто кивнул, словно мы обсуждали погоду, лёг рядом и закрыл глаза.

А я осталась смотреть в потолок, в темноту комнаты, с широко открытыми глазами и новым ощущением внутри. Оно пробивалось сквозь боль и замешательство, сквозь страх и неуверенность. Не ярость. Не паника. Решимость. Медленная, как утренний лёд на окне. Но крепкая. И с каждым вдохом она становилась всё сильнее.

Может быть, я не знала, что делать дальше. Может быть, путь впереди был туманным и страшным. Но одно я знала точно: я больше не буду закрывать глаза. Я больше не буду притворяться, что не вижу. Я имею право на правду. Какой бы горькой она ни была.

Глава 4+

После разговора с Мариной я стала словно другим человеком. Будто между утром прошлого дня и вечером сегодняшнего прошли не часы, а годы. Что-то фундаментальное сдвинулось внутри меня, какая-то опора, на которой держалась моя жизнь, покачнулась и уже не могла удержать привычную картину мира.

Вернувшись домой после, казалось бы, бесконечного дня в университете, я вдруг ощутила странную отрешенность. Было чувство, будто я наблюдаю за собственными движениями со стороны: вот я открываю дверь, вот снимаю плащ, вот вешаю его на крючок, где уже висела куртка Леры. Она была дома. Наверное, в своей комнате, с наушниками, как обычно. Не слышала, как я вошла.

В прихожей пахло ванилью – диффузор, который я поставила вчера утром. Тот же запах, что у крема для рук, «в моем любимом аромате». Этот запах теперь казался мне тошнотворным. Словно этот приторный аромат был еще одним слоем лжи, пропитавшей наш дом.

Прошла в гостиную и осмотрелась. Странно, все предметы были на своих местах, но теперь они казались декорациями в театре абсурда. Фотографии в рамках на стене – наши улыбающиеся лица на фоне моря, гор, европейских площадей. Лера, совсем маленькая, с мороженым, которое размазалось по подбородку. Пётр с загорелыми плечами на пляже. Я в шляпе, смеющаяся от чего-то, что сейчас уже не вспомню.

Реальны ли они? Существовали ли эти моменты? Или это была искусная имитация счастья, в которую я сама поверила?

Я подошла к книжной полке и нашла тетрадь, куда записала улики. Достала её, перелистнула до страницы со списком. Восемь пунктов, написанных моим торопливым почерком. Теперь после разговора с Мариной, они казались не просто подозрениями сумасшедшей, а вполне реальными доказательствами.

Я взяла ручку и добавила: «9. Никогда не говорит о ней. Не упоминает. Даже случайно».

Это вдруг показалось странным. В компании Петра работало не так много женщин, и если эта Лена была его подчинённой или коллегой, логично было бы упоминать её имя в рассказах о работе. Но я не могла вспомнить ни одного случая. Словно он специально избегал её имени в разговорах со мной…

На кухне я поставила чайник. Привычные движения в знакомом пространстве, которое вдруг стало чужим. Я открыла шкафчик за крупами и специями. Там, за банками с гречкой и рисом, я хранила шоколад – свой секретный запас для стрессовых ситуаций. Достала плитку, машинально отломила кусочек. Положила на язык, но не почувствовала вкуса.

Чайник щёлкнул. Я залила кипяток в кружку, бросила пакетик чая. На секунду задумалась – не добавить ли чего покрепче? Но отмела эту мысль. Нужна ясная голова. Сейчас как никогда.

С чашкой в руке я пошла в кабинет Петра. Вчера я уже искала там доказательства, но, может быть, что-то пропустила? Теперь, когда мои глаза по-настоящему открылись, я могла увидеть то, что раньше не замечала.

Кабинет был безупречен. Стол, компьютер, книжные полки. Несколько наград за достижения в бизнесе. Фотография нас троих в серебряной рамке – её он поставил после того, как я заметила, что в его кабинете нет ни одной нашей фотографии. Тогда я подумала, что он просто не придаёт этому значения. Теперь понимала – он разделял свои миры.

Я провела пальцем по корешкам книг на полке. Современные бизнес-бестселлеры вперемешку с классикой: Драйзер, Хемингуэй, Фицджеральд. Мои подарки. Интересно, читал ли он их вообще?

На краю стола стояла маленькая статуэтка – бронзовый орёл с расправленными крыльями. Подарок от партнёров из Германии, как он мне рассказывал. Я взяла её в руки, ощутив холодную тяжесть металла. Символ свободы. Символ полёта. Был ли наш брак для него клеткой, из которой он стремился вырваться?

Я поставила статуэтку на место и заметила, что под ней осталось пыльное пятно – круг на полированной поверхности стола. В этом идеально убранном кабинете, где все поверхности блестели, словно в операционной, эта пыль казалась чем-то противоестественным. Значит, недавно орла передвигали. Зачем?

Я приподняла статуэтку снова и посмотрела на её основание. Ничего. Пустота. Разочарование кольнуло в груди. Что я надеялась найти? Записку от любовницы? Тайный ключ? Возможно, это просто отчаяние толкало меня на бессмысленные поиски.

Я вернулась в гостиную. Включила телевизор, просто чтобы заполнить тишину. Какое-то ток-шоу с излишне бодрыми ведущими, обсуждающими проблемы современной семьи. Ирония момента не ускользнула от меня…

– Мам, ты дома? – голос Леры донёсся из прихожей. За размышлениями я не услышала, как открывалась входная дверь и что дочь выходила из дома.

– Да, в гостиной.

– Жуть какая на улице, – сказала она, бросая рюкзак на диван. – У Машки день рождения в субботу, можно я останусь у неё с ночёвкой? Ее родители разрешили.

А я смотрела на неё и видела Петра. Тот же разрез глаз, та же линия подбородка, даже жесты – вот она заправляет волосы за ухо, совсем как он. И в этот момент я поняла, что никогда не смогу по-настоящему избавиться от него, даже если захочу. Он всегда будет со мной – в её чертах, в её голосе…

– Мам? – она помахала рукой перед моим лицом. – Ты в порядке? Выглядишь странно.

Я сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Пятнадцать лет я не позволяла своим проблемам влиять на неё и не собиралась начинать сейчас.

– Конечно, можно, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал нормально. – Только напиши мне адрес и телефон её родителей.

Лера кивнула, но продолжала смотреть на меня с подозрением. Я знала этот взгляд. Она всегда была наблюдательной, чувствовала малейшие изменения в моём настроении. Это было и благословением, и проклятием.

– Что-то случилось? – спросила она, садясь рядом со мной на диван. – Ты какая-то… не такая.

Я покачала головой, выдавив улыбку.

– Просто устала. Тяжёлый день в университете.

– Точно? – её тон стал серьёзным, почти взрослым. – Ты знаешь, что можешь рассказать мне, если что-то не так.

Сердце сжалось от внезапного осознания. Когда моя маленькая девочка успела стать такой взрослой, такой чуткой? И как мне оградить её от этого хаоса, который сейчас бушевал во мне?

Я протянула руку и погладила её по волосам, как делала, когда она была маленькой.

– Знаю, милая. Просто правда устала. Кстати, ты ужинала?

Она покачала головой.

– Есть что-нибудь?

– Я могу разогреть лазанью, – предложила я, радуясь возможности сменить тему. – Осталась со вчерашнего дня.

Лера поднялась, но вдруг задержалась, глядя на стену с фотографиями.

– Знаешь, я недавно смотрела эти старые фото, – сказала она задумчиво. – Так было здорово, правда? Я до сих пор помню, как папа учил меня плавать в океане.

Я замерла. Поездка в Испанию. Четыре года назад. Маленький прибрежный городок, где мы сняли виллу. Утренние пробежки по пляжу. Вечерние прогулки по набережной. Долгие, честные разговоры под звёздами. Был ли он уже тогда с ней? Играл ли тогда в двойную игру?

– Да, мы были счастливы, – сказала я тихо, бросив украдкой взгляд на дочь – использовала прошедшее время и сама испугалась. Но Лера, кажется, не заметила.

– Давай повторим этим летом? – предложила она, глаза загорелись энтузиазмом. – Только не в тот же город, а может, на Балеарские острова? Я смотрела, там такие пляжи!

Я кивнула, не в силах сказать «нет» этой мечте. Не в силах объяснить, что к лету всё может измениться. Что наша семья, возможно, уже никогда не будет прежней.

– Обязательно, – солгала я. – Даже можем начать планировать.

Она просияла и убежала на кухню, а я осталась стоять, глядя на фотографии на стене. Счастливые моменты, застывшие во времени. Сейчас они казались кадрами из фильма, который я посмотрела давным-давно. Фильма о какой-то другой семье, не моей.

После ужина Лера ушла в свою комнату – делать домашнее задание, как она сказала, хотя я подозревала, что она просто будет переписываться с друзьями. А я снова осталась одна в гостиной, наедине со своими мыслями.