Алекс Ключевской (Лёха): Системная операция

Глава 1

– Ну что, Алексей Владимирович, не передумал? – я поднял взгляд на главного. Молодой ещё, зубастый, этот далеко пойдёт, уж я-то знаю, сколько их перед моими глазами прошло, и не сосчитать.

 Было дело, даже сам грешил, согласился больничкой нашей порулить, очень уж просили. Но тогда времена были сложные, мы выживали как могли. Да и я был моложе, наглее и всё ещё верил, что этот мир можно как-то изменить. Но мне тогда быстро дали понять, что менять ничего не надо, а надо чётко выполнять указания сверху, и будет всем премия.

 Не знаю, наверное, меня воспитывали по-другому, но подобное положение дел мне жутко не понравилось, вот только я очень быстро устал прошибать лбом стены, кое-как контракт высидел и послал это дело далеко и надолго. А по Максимке видно, что ему нравится быть главным, вот и пускай будет. Пообтешется, да вверх пойдёт, как пить дать. Такие, как он, при любых условиях умеют приспособиться. А я всё, отдохнуть хочу, наработался, на две жизни хватит.

– И не уговаривай, Максим Юрьевич, завтра у меня сертификат заканчивается, и продлевать я его уже не буду, и не проси. Я уже и обходной подписал. Сегодняшнюю ночь последнюю смену отдежурю, в отдел кадров за трудовой заскочу, и всё, на пенсию. Буду целыми днями с удочкой сидеть на берегах рек и озёр, благо в нашем крае их много, и первое время совсем ничего не делать. Сын уже взрослый, сам жизнь строит, Надежду ещё два года назад похоронил, так что – рыбалка целыми днями в тишине и спокойствии.

– Окстись, Лёша, ещё и шестидесяти нет, а уже отдыхать собрался, – в раздевалку вплыл заведующий отделением общей хирургии. Неужели решил стариной тряхнуть – ночь взял на дежурство?

– Не я, Саша, льготные пенсии придумал, но просто так их не дают, – сунув ноги в сандалии, я поднялся и одёрнул хирургическую пижаму. – Устал я, Саша. Ты даже не представляешь, как сильно я устал.

– Устал он, – Сашка подтянул штаны, которые сели на уже заметном брюхе в облипку. Я-то по сравнению с ним ещё ничего, не удержавшись, хмыкнул, проведя рукой по плоскому животу. – Работать, кто будет? Пушкин? Итак вон, самому дежурить приходиться. Один в отпуск рванул на юга, а ещё одна кукла залетела, в декрет собралась. А я всегда говорил, Максим Юрьевич, не место бабы в хирургии и всё тут! Сильно хотелось Барби эту принять, в поликлинику надо было засунуть, пускай бы чирии на жопах вскрывала.

– Как у тебя всё просто, Александр Валерьевич, – старший даже скривился, словно лимон съел. Эта тема была болезненной не только для него, но и для всех заведующих отделений. Персонала с каждым годом становилось всё меньше, а требований всё больше. Такими темпами успеть бы Максимке на повышение свалить, а то и самому дежурить придётся, больше некому будет. – Это в отделении, ты вон, как ответственный человек, сам вышел, чтобы подежурить, а в поликлинику я кого бы посадил, а? У меня очереди из хирургов почему-то не наблюдается. А по Селивановой сразу видно было, что она рожать скоро уйдёт.

– Да Светочка, не выходя из одного декрета, во второй рванёт, – я хохотнул. Точно её Сашка назвал – Барби. – Она же всем, кто её слышать хотел, трепалась, что троих ребятишек хочет. Так что выйдет она на работу… хм… никогда!

– Да знаю я, – махнул рукой главный. – Только она хоть ненадолго дыру закрыла в твоём отделении, Александр Валерьевич.

– Ага, только сейчас мы на декретную должность хер кого найдём. Ни один придурок временно не пойдёт, даже если Селиванова никогда больше не выйдет на работу. Место-то всё равно за ней числится. И чего выгадал-то? – буркнул Сашка, напяливая шапочку.

– Да к проктологу на рабочее место Селиванову! Мне вон заведующего реанимацией где-то искать сейчас надо, а вот это уже полный трендец, – он замолчал, переводя дух. Молодец, что могу сказать. Знал ведь, что я ухожу, и даже не почесался мне замену найти. Вот пускай теперь попрыгает. – Ладно, дежурьте, – главный снова скривился. Лёгкого дежурства не желал, примета плохая. И так мой последний день, а в последний день обычно самая жопа происходит. Мне уже девочки дежурные высказали, что ждут волшебную ночь. Главный протянул руку. – Ну, бывай, Алексей Владимирович. Полноценно проводим на день медика. Всё равно у тебя пока отпуск. А там, глядишь, передумаешь. – Я пожал протянутую ладонь, сильную, всё ещё сохранившую мозолистые подушечки от скальпеля на пальцах. Ещё не сошли, после того как из хирургов Максим на административную работу подался. Главный похлопал меня по плечу напоследок и вышел из раздевалки.

– Лёш…

– Я не передумаю, – не дав ему закончить, сказал как отрезал и подошёл к двери. – Пошли уже. Скоро начнётся бег с препятствиями, кто вперёд, ты или терапевт дежурный. Сам же знаешь, кто последний в приёмник прибежит, того и бомж.

– Кто сегодня из терапевтов-то дежурит, я что-то не посмотрел, – Сашка забавно оттопырил губу. Забыл уже правила приёмника, старый хрен, больше дежурств надо брать, чтобы помнить.

– Девчонка молоденькая, беленькая такая, горластая. Катюха, а как дальше, хоть убей, не помню, – я даже лоб потёр, пытаясь вспомнить, но фамилию дежурного терапевта словно вычеркнули из памяти.

– Да ладно, не вспоминай, я понял о ком ты, Гвоздикина, мать её. Как будто тебя с твоей последней сменой мне мало, – он покачал головой и вышел из раздевалки, направляясь в отделение, вход в которое был расположен тут же, за прозрачной дверью.

Я вышел вслед за ним, тщательно заперев дверь и сунув ключ в карман пижамы. У нас у каждого, кто здесь переодевался, имелся личный ключ. По технике безопасности ещё один должен на вахте храниться, но про это правило, как обычно, все дружно забыли, «случайно» потеряв лишний экземпляр. А так-то от большинства помещений ключи на вахте всё же можно было найти.

В ординаторской царил полумрак. Вроде бы на улице ещё светло, до и летом вообще темнеет поздно, но плотные шторы на окнах не давали проникнуть свету в прокуренное помещение. Курить в ординаторской было запрещено, но кого это когда останавливало? Особенно если ночь тяжёлая, или операция сложная, или вообще не одна.

Полумрак развеивал свет, идущий от монитора компьютера, стоящего на одном из столов. Всего столов было пять, мой в углу. Компьютеры стояли на каждом, а вот принтер был один на всех. Ну хоть за компом не надо в очереди стоять, чтобы свою часть истории набрать, и то хлеб.

– Васька, опять во что-то рубишься? – из-за монитора показалась взлохмаченная голова ещё одного дежуранта, молодого совсем хирурга, первый год работающего после ординатуры. Это терапевтам хорошо, можно смены на всех раскинуть, а хирург один за столом не справится, обязательно ассистент ему нужен. Вот и пашут в два раза чаще. Думать надо было, куда совались.

– Не во что-то, а в лучшую игру всех времён и народов, – он поднял вверх указательный палец, а затем сам на него посмотрел, скосив оба глаза.

– Избавь меня от подробностей, – я завалился на диван и прикрыл глаза. Вот бы сейчас заснуть и проснуться уже утром, под конец смены. А потом домой с чистой совестью.

– Алексей Владимирович, – я приоткрыл один глаз и уставился на стоящую надо мной Марину.

– А ты чего опять здесь? Вчера же дежурила? – своих сестёр я пытался сам контролировать, потому что у старшей до них вечно руки не доходили.

– Так Еремина заявление написала, – возмущённо ответила Марина.

– Что, опять? – я резко сел и протёр лицо руками. То ли давление подскочило, то ли слишком резко поднялся, но перед глазами замелькали мушки, вызывая жуткое раздражение. – Да сколько уже можно?

– А я говорила вам, что нужно ещё кого-нибудь учить! – Марина ткнула пальцем мне в грудь. – А эта шмара знаете, что Борисовне заявила? – я покачал головой, сегодня днём меня здесь не было, иначе я не пропустил бы этот хор мартовских кошек, который, наверное, каждый больной слышал, даже Демидов, который у меня в коме уже полмесяца лежит и ни туда ни сюда. – Она ей заявила, что ей такие должностные составили, что работать надо, нет, вы представляете?

– С трудом, – я даже не знал, заржать сейчас или всё-таки подождать, когда Марина выйдет. – А ты чего залетела сюда? – я попытался увести разговор в сторону от Ереминой. Но права Маринка, шмара она добрая.

– Там у Демидова что-то с показателями странное, – я её когда-нибудь прибью. А нет, не прибью, это я по инерции подумал, ещё не осознал себя пенсионером. В первые дни вообще будет казаться, что прогуливаю.

– Так, с этого и надо было начинать, а не мозги мне Ереминой своей забивать, – я быстро встал и вышел из ординаторской.

Демидов, похоже, именно в мою последнюю смену решил определиться и уйти в мир иной. В тот момент, когда я зашёл, началась фибрилляция желудочков, и прикроватный монитор взвыл дурным голосом, намекая, что тут что-то не так. Хорошо ещё пациент на трубе, интубировать не надо, а то совсем весело бы стало. Дефибриллятор стоял в углу, заряженный и готовый к работе. Бегом подскочив к кровати, открыл крышку и вытащил электроды. Рядом уже суетилась Маринка. Дефибриллятор зажужжал, оповещая, что готов стрельнуть, и одновременно с этим дикие скачки на мониторе прервались ровной линией и таким же ровным и непрерывным писком. Да, твою же мать, не успел, всё равно стрелять надо.

– Остановка сердца, – взгляд на часы, – двадцать один час тринадцать минут. Двенадцатое июня две тысячи восемнадцатый год. Начинаю реанимацию. Дежурный реаниматолог Филин Алексей Владимирович. – Надеюсь, что камера пишет, а то основное веселье уже утром начнётся, если реанимация неудачно пройдёт. Маринка умница, быстро фиксировала в листе всё мной сказанное: ничего, прорвёмся, не в первый раз замужем. – Разряд! – тело на кровати выгнулось дугой, взгляд на монитор – ноль ампер на выходе. Бросаю электроды Маринке и начинаю качать, чувствуя, как из-под шапочки по виску на щеку поползла солёная капля пота. Краем уха слышу, как дефибриллятор пропищал готовность. Отнимаю руки, сцепленные в замок от груди.

– Алексей Владимирович, комплекс, – прошептала Маринка, подавая электроды, в то время как я чувствовал, что с трудом расцепляю словно сведённые судорогой пальцы. Что за чёрт? Перед глазами снова замелькали мушки, на этот раз полноценная рябь, такая, что захотелось смахнуть её рукой. Да что со мной сегодня? Взгляд на монитор, действительно комплекс, вот только не тот, что был мне нужен.

– Это я надавил, заставил сократиться, – говорю сквозь зубы, стараясь соблюдать спокойствие. Ведь опытная же девка, зачем дурацкими вопросами отвлекает? – Разряд!

Выгнувшееся дугой тело, на этот раз чуть дольше, так ведь и разряд сильнее предыдущего. Снова отбрасываю электроды. Руки в замок, поехали. На пятой экскурсии противный писк прервался. Пик-пик-пик, – взгляд на экран и с облегчением перестаю качать. Получилось.

– Ритм восстановлен, в двадцать один час девятнадцать минут, – поворачиваюсь к Маринке, которая с деловым видом ставит дефибриллятор на зарядку. Правильно, он всегда должен быть заряжен, всегда должен быть готов начать работу. – Ритм синусовый. Ты записала?

– Конечно, Алексей Владимирович, не беспокойтесь, всё в лучшем виде.

– Смотри у меня, – монитор продолжал размеренно пищать, аппарат искусственного дыхания равномерно дышал за Демидова. Мне же, как это всегда бывало после успешной реанимации, захотелось курить. Оставив Маринку на посту, я пошёл из ПИТа, отмечая про себя, что скованность, совсем недавно поразившая меня, куда-то исчезла, так же как и рябь перед глазами. – Да, пенсию не зря дают, – пробормотал я, направляясь в ординаторскую.