Системная операция (страница 2)

Страница 2

В ординаторской ничего не изменилось. Васька всё также рубился за очередного эльфа или орка, периодически издавая нечленораздельные звуки. Сашка пока нас не почтил своим царственным вниманием. Скорее всего, в своём кабинете хвосты бумажные подчищает, пользуясь случаем. Я подошёл к окну, отодвинул штору и сел на подоконник, открывая форточку. Было пасмурно, и, уже началось смеркаться. Я успел сделать пару затяжек, когда тишину наступающей ночи прорезал звук сирены, несущейся к приёмнику скорой.

– Начинается, – сказал я, поднося сигарету к губам.

– Может инфаркт? Или инсульт? – в голосе Васьки послышалась такая надежда, что я едва не расхохотался, покосившись на него. Молодой хирург так внимательно слушал звуки сирены, что даже оторвался на время от игры, что не преминуло сказаться на результате. – Ах, ты, зараза! Всё, меня сделали. – он заложил руки за голову и потянулся. И тут послышался очередной звук сирены, а потом ещё один. – Не, не инфаркт, – и он витиевато выругался. – Как бы не авария какая.

В ординаторскую заглянул Сашка, наши взгляды встретились, и он кивнул. Ну, всё, время короткой передышки вышло. А я даже не успел на Демидова запись оставить. Зараза. Сигарета закончилась как-то внезапно, и огонёк, добравшись до фильтра, обжёг пальцы. Затушив то, что осталось в пепельнице, в которую была превращена пустая банка из-под кофе, я соскочил с подоконника.

– Ну че ты расселся? – рявкнул заведующий, глядя на Ваську. – Мыться! Бегом, марш!

– На что пойдём-то? – Васька с недовольной рожей принялся вылезать из-за стола.

– Огнестрел, и два ножевых на подходе, – хмуро сообщил Саша. – Как будто в девяностые вернулся, мать вашу, и клиентов с очередной разборки ждём.

– М-да, странно, – я даже немного нахмурился. – Огнестрел куда?

– Не знаю, куда-то в брюхо. В упор стреляли, там месиво. Как вообще жив остался, вот в чём вопрос.

– Его первого берём? – я тряхнул головой. Перед глазами снова замелькали уже порядком надоевшие мушки.

– Да, те двое стабильные, – Сашка посторонился, пропуская Ваську. – Как бы дежурную бригаду поднимать не пришлось.

– Мне некого поднимать. Никитин где-то летит с моря, только завтра меня сменить сможет. Волкова в декрете, а Еремина снова заявление написала.

– Опять? – Сашка сжал губы. – Всё, надоела. Если Борисовна не пошевелится, я сам её турну. Достала уже.

– Давно пора, а то звезду эту с накладными когтями работать, видите ли, заставляют, – мы переглянулись и хмыкнули. Ну, мне-то хорошо, я завтра утром всё допишу, чтобы долгов не оставлять и поминай как звали. А вот ему ещё эту лямку пять лет минимум тянуть. – Ну, где наша блондиночка с дурным характером? Долго её ждать?

Из коридора послышались шаги, словно кто-то бежал, стукая каблучками по мраморной плитке пола.

– А вот и я, – в ординаторскую ворвалась молодая женщина с собранными в высокий хвост длинными белокурыми волосами. Эх, был бы помоложе, точно приударил бы. Но как же это непривычно видеть неубранные волосы и расстёгнутый халат в хирургии. Она протянула Сашке плёнку ЭКГ. Нет ничего более жалкого, чем выдающийся хирург с большим стажем, пытающийся прочитать кардиограмму. Хоть не вверх ногами держит и не говорит, что она ровненькая, и то хлеб. Наконец, эта стервочка решила сжалиться над заведующим хирургией и повернулась ко мне. – Можете усыплять, Алексей Владимирович. Нет тут ничего острого.

– Могла бы по телефону сказать, – проворчал я, направляясь к двери.

– Не могла, связь что-то чудит, – Катерина пожала плечами. – Вы, например, у меня вообще не существуете, оба, – добавила она, поворачиваясь к Саше. – А вы, Александр Валерьевич, не расслабляйтесь сильно. У меня в приёмнике двое, и оба могут в итоге оказаться вашими, сейчас только биохимию перепроверим. Да, и ещё кого-то везут, с болью в плече. Но, с такой формулировкой мне один раз огнестрел в это самое плечо подвезли. Так что, похоже, ночка сегодня та ещё будет.

Я уже не стал слушать Сашкины маты и ответы этой язвы, а быстро побежал в операционную. К счастью, мне не надо так намываться, как хирургам, достаточно руки правильно вымыть.

На столе уже лежал молодой парень, а ему в кровь поступал миорелаксант. Маринка деловито заполняла наркозный лист, параллельно перебирая ампулы, ожидая моих распоряжений. Я встал у головы парня и скороговоркой перечислил препараты, которые тут же начали поступать ему в кровь. Открыв клинок ларингоскопа, я уже положил поплывшему парню ладонь на голову, как вдруг он распахнул глаза и довольно отчётливо произнёс:

– Это не игра, не игра… В игре не умираешь… по-настоящему. Это какой-то вирус, точно вирус и зомби. Они все как зомби, только какие-то другие, – Маринка замерла рядом со мной со шприцем в руке, а в её глазах, блеснувших из-под маски, промелькнуло беспокойство.

– Переиграл во что-то, парень, – я покачал головой, а он тем временем закатил глаза и отключился. – Ну, с богом. – Запрокинув его голову, я ввёл ларингоскоп и приступил к интубации, которая, похоже, на сегодняшний день не последняя.

Эта была поистине адская ночь. Пациентов везли валом, пришлось вызвать дежурную бригаду и собрать ещё одну из тех, кого нашли. Мы с Маринкой чуть с ума не сошли, мечась между столами. Все пациенты были с разного рода повреждениями. Создавалось впечатление, что город сошёл с ума, и все кинулись резать и стрелять друг друга. Спасти удавалось не всех. Некоторых привозили в таком состоянии, что возникал закономерный вопрос: как вот это ещё может быть живо? Хирурги падали с ног, в последние часы я заметил, что они даже не перемываются, вопреки всем канонам и правилам. Одежду одноразовую меняют только, не отходя от столов. И, как сказал во время моей очередной перебежки к соседнему столу Сашка – этот дурдом не только у нас. Все больницы города экстренно расконсервировали операционные и пашут, не покладая скальпелей.

Закончилось всё это безумие только в восемь утра. Обойдя всех, кто выжил и теперь лежал в реанимации, я поплёлся в ординаторскую. Сейчас записи сделаю и домой. Спать буду сутки, не меньше. Всю ночь перед глазами мелькала рябь, но я на неё уже не обращал внимания.

Пока компьютер загружался, на секунду прикрыл глаза, и словно в чёрную дыру провалился.

Проснулся, словно от толчка. Подняв голову с рук, я, оказывается, уронил её во сне на стол, – я огляделся по сторонам, одновременно потирая затёкшую шею. Монитор компьютера оставался чёрным и не подавал признаков жизни. Как не наблюдалось этих самых признаков жизни в ординаторской, хотя, по идее, после такой ночки здесь, должно быть, достаточно людно.

Но, что меня поразило больше всего – это полумрак, стоящий за окном и, соответственно, в ординаторской. Хотя часы показывали, что уже давно утро.

Поднявшись, я подошёл к двери и выглянул в коридор, чтобы тут же нырнуть обратно. Коридор был пуст. Не было привычной утренней суеты. Не слонялись больные, не бегали медсёстры, не махали швабрами санитарки. А ещё было очень тихо. Просто нереально тихо. Почувствовав подступающую панику, из-за непонимания происходящего, я сел на диван, оглядывая пустую ординаторскую бессмысленным взглядом.

Появившуюся перед глазами рябь, я встретил, как родную. Вот только на этот раз, рябь была настолько интенсивной, что сквозь неё я не видел ничего вокруг. Вдобавок ко всему к ряби добавились яркие всполохи, которые постепенно сложились в слова.

Приветствую, игрок! Какой тип общения ты предпочитаешь: визуальный или акустический?

Что? От неожиданности я упал на спину, пытаясь отогнать от глаз навязчивую надпись, размахивая при этом руками. Что здесь происходит, вашу мать?!

Глава 2

Рябь и надпись продолжали маячить перед глазами и не собирались никуда исчезать. Более того, даже когда я закрыл глаза, надпись никуда не делась, словно транслировалась сразу на сетчатку, а то и передавалась непосредственно в зрительные бугры мозга, и я видел уже обработанную информацию. Минут пять я пытался от неё «отделаться»: закрывал глаза, вызывал любой другой образ, тупо отмахивался руками, но, в конце концов, сдался. Ладно, попробуем убрать её, сделав осознанный выбор из двух предложенных альтернатив:

– Акустическую, давай акустическую, – и добавил едва слышно, что для херни, засевшей в голове, было не принципиально, но немного успокаивало меня самого. – Лучше уж голоса в голове, чем муть перед глазами, из-за которой я больше ни хера вижу. С голосами, чего уж там, можно бродить и фиги воробьям показывать, главное – видеть этих самых воробьёв. А то что фиги, так я на пенсии уже официально и бесповоротно. Кому хочу, тому-то и показываю. Имею право, я свободная личность.

– Твой выбор принят, игрок, – тут же сообщил мне женский голос, довольно приятного нераздражающего тембра, но какой-то безжизненный, холодный, лишённый каких-либо эмоций.

 Появление голоса послужило своего рода сигналом к выключению визуала, потому что надпись, как и рябь перед глазами, исчезли. Проморгавшись, я осмотрелся по сторонам, отмечая про себя, что так чётко я ничего не видел с прошлого вечера, когда только пришёл на смену.

Похоже, что вся эта ерунда началась не только что. Внезапно вспомнились слова паренька, поступившего в эту жуткую ночь первым, но я отбросил их в сторону, попытавшись сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас. Тем более что голос в голове настойчиво предлагал послушать, что же он скажет.

– Ты хочешь получить первичную информацию?

– Ну ещё бы я не хотел, – пробормотав, я отметил с неудовольствием, что в голосе прорываются истеричные нотки. – Конечно, хочу, прямо очень сильно.

Ты можешь задавать вопросы, игрок. – Голос милостиво разрешил мне приобщиться к информации.

– Какого лешего со мной происходит, и что за дичь вокруг творится?! – на последнем слове я всё-таки вскрикнул. Эх, не получилось этакое брутальное хладнокровие выдержать, да и наплевать. Меня всё равно никто не видит и не слышит моих воплей.

Ты стал участником Большой Игры, игрок. – Голос вполне ожидаемо на мои истерики внимания не обращал. Вообще, по мере общения у меня появилось ощущение, что я разговариваю с машиной, каким-то искусственным интеллектом. А может быть, я всё проспал, и Скайнет захватил мир? – Сейчас я перечислю главные правила Игры, снимающие большинство вопросов. Слушай внимательно и запоминай, это очень важная информация. В Игре не предусмотрено перерождение и возрождение игрока: после получения фатальных повреждений, смерть игрока является конечной и сопровождается гибелью биологической составляющей. При повышении уровня повышаются характеристики, в зависимости от распределения игроком очков опыта. Игроку предоставляется возможность распределять полученные очки опыта самостоятельно на своё усмотрение. Если характеристики затрагивают физические составляющие, то будут происходить изменения на физическом уровне с изменениями параметров биологической составляющей. Цель Игры определяется уровнем локации. Выйти из Игры невозможно.

– Я знаю ещё один метод выигрывать в такие игры. Можно просто не играть, – я сел и обхватил себя за голову руками. Только сойти с ума как раз перед пенсией не хватает. Ау, где тут у нас штатный психиатр потерялся? У него же такой благодарный клиент появился, сам придёт, стоит ему только найтись. Это уже не тихое помешательство с воробьями, это нечто гораздо большее. Как мой разум вообще сумел всё это сгенерировать? Я в жизни не играл ни в одну эту новомодную игру, максимум мелкие игрушки на телефоне, чтобы иной раз время скоротать, чаще всего на дежурстве. Я понятия не имею про все эти уровни и почую муть. Откуда у меня вообще такие образы в голове, если нет визуального представления о том, что говорит эта роботизированная тётка?

– Не играть нельзя, – я не задавал вопрос, а всего лишь рассуждал вслух, но эта штука в моей голове решила ответить, чтобы у меня не возникло не дай бог никаких вредных иллюзий. — Бездействие игрока в течение 9 часов будет расценено как проигрыш. Результат проигрыша – смерть физического тела и аннулирование всех достигнутых результатов.