Я хихикнула от своей шутки, бурля водой из-под носа.

Когда мамка вышла, сестра тут же скривилась:

– Я выйду замуж за благородного красавца, а ты нет!

– Больно надо. – сказала я, натягивая серое платье из хлопка с коричневым поясом.

– Мамка сказала, чтоб ты желтое надела.

– Сама надевай желтое.

– Козявка!

– Брюзга!

– Слабачка! – победно произнесла Алика, и я свалила ее с ног.

Никто не смеет называть меня слабой! Никто!

Мамка снова влетела в комнату и снова нас разняла.

Хоть она и старшая, в драках побеждала я. Всегда.

Ревущую Алику вывели из комнаты, а я получила пощечину.

– Сдурела?! – орала мать. – Что ни праздник, ты мне выходки свои показываешь! Хоть раз можно без них?

Я молча терпела, пока меня переодевали в желтое платье. Чистый шелк, поговаривала мамка. Дорогая ткань. Вышивка самой Хозяйки.

Фыркнула еще раз. Еще раз получила оплеуху.

Пушистые волосы заплели в настолько тугую косу, что аж виски онемели.

Меня вывели ко всем остальным в обеденный зал. Поставили рядом с Аликой и другими детьми прислуги.

Обеденные столы уже ломились от еды. Столько мяса, овощей, фруктов, вина… А запахи! От них голова шла кругом! Невольно сглотнула слюну и услышала урчание животика. Почему в обычные дни нельзя так есть?

Бархатные флаги висели на каменных стенах. На гигантской подвесной люстре горели все свечи до единой. Они еле заметно колыхались от сквозняка из узкой трещины в большом витражном окне. Я до сих пор обожала разглядывать скачущих оленей, хитрых лис и певчих птичек на этом цветном стекле, когда кушала.

За столы уселись гости. Все нарядные, в дорогих шелках и мерцающих украшениях. А я выгляжу как конюшонок, и даже атласный наряд не спасает.

Вижу Юю. Она помахала мне и показала, что мое платье ужасно. Я прыснула со смеху и получила толчок в ребра.

Руру сидел рядом с ней и пытался не заржать. Он показывал мне на соседнее место. Видимо, думал, что я как-то смогу быстрее сбежать и присоединиться к столу хозяйских детей. А я уверена, что сегодня мне не разрешат туда сесть. В обычные дни я всегда с ними кушаю, но сегодня необычный день.

– Это Алика, старшая дочь нашей талантливой портнихи. – представил Хозяин в красивом темно-бирюзовом камзоле, который сшила наша мама.

– О, я наслышан об умелице. – сказал высокий дядя. – Говорят, ее руки творят чудеса?

– Это так! Благодарю! – поклонился гордый Хозяин.

Его высокий гость выглядел иначе. Не похож на хозяина. Дядя был одет в черный парчовый кафтан с твердым высоким воротом. В жизни не видела такой красивой вышивки желтыми нитками! А на груди дорогущего кафтана висели золотые цепи, переплетенные словно качели. Вот бы маме это увидеть так же близко, как мне… Мама любила шить модные вещи. Попрошу ее сшить мне такой! Где же только достать такую негибкую ткань?

Нам впервые разрешили поглазеть. Раньше, когда эти приезжали, нас запирали в душной комнате. Алика умирала, как хотела увидеть нарядных персон. А я тоже умирала, но от скуки. Ни погулять, ни покупаться, ни подраться с мальчишками на палках.

– А кто эта юная красавица? – дядя обратился ко мне, раскрыв ладонь.

Я не дала ему свою руку. Грозно посмотрела, чтоб он понял, какая я смелая.

– Да, тут настоящая бунтарка. – улыбнулся он и отошел в сторону, пропустив какого-то мальчика вперед. – Думаю, тебе будет приятней познакомиться с ним. – предложил он, подталкивая мальчонку в спину. – Это мой сын. Вы как раз одного возраста. И оба бунтари.

Мерзкий лордик в темно-сером, похожем на отцовский, наряде смотрел на меня не менее злобно, чем я на него. Да, вот только манеры не позволяли ему держать кулачки за спиной, как делала я. И мальчик нехотя протянул мне руку.

Я не успела ничего понять, когда Алика выхватила мою ладонь и впихнула в его. Несносный мальчишка быстро и холодно чмокнул мою руку, оставив противные слюни. Я, кривясь, вытерла мусляки о платье. Его отец засмеялся. У мальчика дернулся уголок губ в ухмылке.

Я уже хотела двинуть ему в глаз, но тогда еды мне не видать два дня. Я стиснула зубы.

– Прошу прощения! – мягко сказал хозяин. – Это младшая дочка портнихи. Она… необычная, да.

– И как же зовут это необычное сокровище? – наклонившись, спросил дядя.

– Ее зовут…

Грохот и крики заполнили весь зал.

Я вздрогнула от неожиданности и ничего не поняла.

Мужчина тут же выпрямился и загреб сына за спину. Защищал его.

Все побежали в сторону окна. Кто-то звал лекаря.

Проталкиваясь между людьми, я вынырнула вперед и увидела маму. Она лежала у окна и дергалась. Так страшно дергалась. Изо рта пенка какая-то шла. Надо стереть эту пену, а то потом мамка разозлится, что предстала перед гостями в таком виде, а мы с Аликой не помогли.

Я поползла под стол, под суконную скатерть. Платье порвала.

Уже почти подползла.

Рядом с ней сел лекарь. Начал щупать шею и все тело.

А я под столом сидела. Меня никто не видел. Я чуток не доползла. Ну, ничего. Сейчас лекарь отвернется, и я быстро промокну пену на маминых губах рукавом желтого платья.

Наступила тишина. Хозяин сел рядом. Дядя с сыном стояли позади него. Мальчишка увидел меня, но промолчал. Только он один видел.

– Умерла. – сказал лекарь, и я посмотрела по сторонам, чтобы понять, кто умерла.

– Уведи ее дочек наверх! – шепнул хозяин надломленным голосом.

Я смотрю на маму. Глаза у нее стали странные. Мама проснется? Она ведь проснется? Она просто спит. Или устала. Да, она потеряла сознание от усталости! Сейчас проснется.

– Где младшая??? – крикнула кто-то. – Алика со мной! А младшую не могу найти!

Началась какая-то суета, все почему-то спрашивали, где я.

А я сидела под столом и смотрела на маму. Ждала, когда заморгает. А то нельзя так долго не моргать! У меня никогда не получалось так долго.

Меня не видно под скатертью. Только этот мальчик знал.

С трудом перевела взгляд от мамы к нему. Он неотрывно глядел на меня.

– Где она? Где девчонка? В желтом платье! Кто-нибудь видел? Куда она делась? – кричали разные люди с разных концов зала.

Я смотрела на мальчика, он на меня. Не знаю, зачем, но я помотала ему головой.

– Сын, ты не видел, куда маленькая побежала? – дядя в черно-золотом кафтане развернул его к себе.

– Нет, пап. – сразу же ответил мальчик, кинул на меня последний взгляд и вышел из зала.

Я снова посмотрела на маму. Только сейчас до меня дошло.

И внутри, там где детское сердечко, вспыхнула зверская боль.

Я открыла глаза и увидела прогнивший потолок.

Где я? И что это было за воспоминание? Оно мое, я знаю. Уверена, что мое. Целый отрывок памяти вернулся. Как?

Бетисса. Эта злобная ведьма и ее красная пыль что-то сделали со мной. И она сказала мне какие-то слова, но я не могла собрать их в памяти. Что-то про подарок, но…

Я села и потерла ноющие виски. Самочувствие такое, будто во мне сейчас бочка эля, вместе с бочкой. Еще этот смрад… Незнакомая кровать насквозь провоняла мочой. И во всей комнате жутко воняло. Откуда тошнотное зловоние? Тут же ничего нет, кроме дряхлой кровати на шатающихся ножках, сломанного стола и дыры в полу. Та комната, что я снимала в трактире у Роллы, была королевской опочивальней по сравнению с этим. Хотя, не улица, и на том спасибо. Но как я тут оказалась?

– Ты проснулась! – от восторженного баритона чуть перепонки не лопнули. – Вставай же! Вставай!

Я протерла глаза, пытаясь понять, не чудится ли мне. Ибо передо мной стоял тот самый рыдающий толстяк и махал пухлыми руками, чтобы я шла за ним.

– Помоги разбудить! Ты сказала, что она проснется, когда протрезвеет! Помоги протрезветь маму!

Протрезветь маму…

Книга!

– Где книга? – вскочила я, озираясь по сторонам.

– Какая книга? – спросил толстый идиот.

– У меня в руках была книга. В рубахе. Где она?

Вернув на миг утерянное самообладание, я в один шаг преодолела расстояние между мной и мужиком, схватила его за шерстяную жилетку и холодно прорычала:

– Где книга, что была со мной?

Остолоп никак не изменился в лице. Пытался что-то там думать, но у него не получалось. Мысли покидали разум, не успев сформироваться. Он слабоумный. Это я поняла еще в переулке, когда он безудержно рыдал. Но сейчас он тот, кто знает побольше моего.

– Ну? – я сильнее встряхнула его, но никак не удивила. Дурачка не ошарашило, что я трясу его словно ребенка.

– Я… я не знаю… – стыдливо признался он и поджал губы. – У меня нет книг. Я читать не умею.

– Кто бы сомневался. – вскипела я, выпустив слабоумного тупицу. – Ты пошел за мной следом?

– Пошел.

– И притащил сюда?

– Притащил.

– Кого ты видел?

– Тебя.

– Да, нет же… – раздраженно вздохнула я. – Кого ты видел рядом со мной? Старуху? Она взяла сверток с книгой?

Мужик поводил тупыми глазками, подумал и помотал головой.

– Чтоб тебя… – выругалась я и пошарила в поисках кожаного мешочка с золотом. Его тоже не оказалось, как и всего оружия. Меня обокрали, пока я валялась, вновь одурманенная этой седовласой тварью. Ни меча, ни клинков. Лишь лук остался – он в трактирной комнате, до которой я так и не добралась.

Я раздраженно протерла лицо и только сейчас поняла. Очков не было. Ни на лице, ни на шее, куда я стаскивала их, чтобы не потерять. Их тоже украли – они же из берилла, а он довольно ценный.

И слабоумный детина видел мои глаза, но в ужасе не убежал.

Я повернулась к нему, внимательно наблюдая. Он стоял в дверном проеме, закрывая его весь, и чуть ли не восхищенными глазами смотрел на мое лицо.

– Тебя не смущают мои глаза?

– Красивые! – воскликнул мужик и захлопал в ладоши от радости.

– Мои глаза красивые? – скептично уточнила я.

– Да!

Усомнившись в происходящем, я все же понадеялась, что Бетисса каким-то образом вернула мне врожденный цвет глаз. Она же сказала что-то про подарок. Это он? Пунцовая пыль изменила внешность Кнарка?

– Какого цвета мои глаза? – уточнила я.

– Очень красивые! Самые красивые! Черные! – заверещал идиот и запрыгал от восторга, от чего весь дом заходил ходуном.

Попытаться стоило. Я ничего не потеряла, за исключением крохотной надежды на нормальную жизнь. Черные глаза по-прежнему со мной. Если этот дурачок считает их красивыми – его дело. Хоть перед кем-то можно не скрываться.

– Как тебя зовут? – спросила я, садясь обратно на вонючую кровать.

– Янни-пом-пом!

– Янни-пом-пом? – мои брови задрались на лоб.

– Янни-пом-пом! – еще более воодушевленно захихикал толстый простачок, будто это самое веселое имя на свете. – Меня мама так зовет!

Глядя на него исподлобья – на рослого недоразвитого мужика сорока пяти лет – я могла представить какое угодно имя, но только не «Янни-пом-пом».

Волосы темные, грязные и длинные. Борода такая же. Он жевал нижнюю губу, как ребёнок, а взгляд был… хаотично парящим. Глупые глаза с трудом фокусировались на одном месте. Как и все слабоумные, он не умел контролировать эмоции, и его лицо постоянно искажалось, следуя за несвязными мыслями. То он скалился, то морщился, то улыбался одними деснами, то вытягивал губы в трубочку.

Янни был слишком нескладный: одно плечо задиралось к уху, а другое висело, как парализованное. Косолапые ноги безостановочно переминались на месте, будто в дырявых башмаках завелись мыши.

На нем были огромные штаны. Он постоянно подтягивал их на толстый живот. Прям каждое мгновенье. А сверху грязнущая рубаха и шерстяная жилетка на пуговках.

Дурак постоянно на что-то отвлекался и, кажется, пытался что-то вспомнить.

Он вспомнил. Поняла я это по тому, что мужик подпрыгнул на месте, всколыхнув хрупкие стены, поднял палец вверх и громко – громче, чем нужно – спросил:

– А как тебя зовут?