Евгения Халь: В постели с инкогнито

1 глава. Это не мой муж!
Ника

Это не мой муж. Объятия незнакомца будоражат и страшат одновременно. Так бывает на первом свидании, когда едва знакомый мужчина притягивает и вместе с тем пугает. Легкое возбуждение, дрожь и головокружение. Смеешься невпопад, слушаешь его, но больше прислушиваешься к себе. Он тот самый или нет?

Голос может обмануть. Запах может обмануть. Прикосновения – никогда. Чёртова тактильность! Мне ли не знать о ней всё? Мне, всю жизнь живущей на ощупь, как слепая?

Хотя почему как? Зрение есть. Но не такое, как у всех. Я не различаю лица. Прозопагнозия, лицевая слепота – мое проклятие. Живу словно в маске. Или на всех окружающих маски. Иногда гротескные, иногда веселые. Это нескончаемый венецианский карнавал. Только удовольствия я от него не получаю.

Маска этого мужчины мне незнакома. Хотя он пытается изображать моего мужа. Ложь. От начала и до конца. Его руки выдают его. Его дыхание. Что же мне делать? Ведь никто не поверит. И главное: зачем ему это? Где же мой муж? Родной, до дрожи знакомый, до теплоты свой. Мой Родион.

– Ты еще не выздоровела, – шепчет незнакомец. – Понимаю. Нужно время. Но я так скучаю по тебе, Ника! По той моей Нике. Чёртова авария! Будь она проклята!

Он поворачивается спиной, поудобнее устраиваясь на подушке. Наконец-то! Каждое его прикосновение – пытка.

– Доктор предупреждал, что так будет, – шепчет он засыпая.

Внезапно чувствую укол вины. Может, и вправду это я виновата? И до аварии мне было сложно. Но только не с ним. В моей жизни было только три человека, с которыми было легко всегда. И чьи лица я пусть и не видела, но более-менее хоть как-то могла себе представить. Мама, Юра и Родя. Он всегда ненавидел, когда я его так называла.

– Не Родя, а Род, – поправлял он меня, недовольно морщась.

За Рода я и вышла замуж. Может, это кара за Юрку? Хотя я ведь его не обманывала никогда. Сама всё честно рассказала.

Как мне нужна сейчас мама! Поговорить, посоветоваться, просто прижаться к ней. Но ее нет уже почти пятнадцать лет. А Юрка… у него своя жизнь. И это справедливо.

Поворачиваюсь к мужу. Он размеренно дышит, слегка посапывая. Ну не может же он даже во сне притворяться! Род всегда так же сопел. Хотя не знаю, как сопят и дышат во сне другие мужчины. Разве что Юра. Но он так тихо спит, что я всегда пугалась и даже проверяла: а дышит ли он вообще?

Протягиваю руку, чтобы легонько погладить спину мужа. Я часто так делаю. Прикоснусь к нему и засыпаю, ощущая его тепло на кончиках пальцев. Но рука замирает в воздухе. Нет, не хочу будить. Не хочу, чтобы проснулся чужой человек и снова испугал меня фальшивым участием.

Или не фальшивым? А что если это, действительно, последствия аварии? Врач предупредил, что с моей болезнью невозможно знать, как всё обернется. Невозможно просчитать последствия травмы, когда у человека такие проблемы с восприятием окружающих.

Для меня все лица выглядят размыто. Словно на картину вылили ведро воды и краска потекла. Я никогда не увижу Мону Лизу Леонардо. Не знаю, насколько красива сама. Вижу в зеркале только бледное пятно вместо своего лица. Хорошо хоть волосы свои различаю. Так можно хотя бы примерно понять, каковы очертания лица. Но как же это тяжело всю жизнь делать прическу собственной мертвой маске.

Улыбаясь или хмурясь, я иногда дотрагиваюсь до своего лица, пытаясь представить себе, как выгляжу в этот момент. В детстве делала это постоянно и родители всё время мягко одергивали меня, перехватывали мои руки и заставляли опустить их вниз.

Родион что-то пробормотал во сне. Я прислушалась. Слов не разобрать. Но он явно с кем-то спорит. Сердце заметалось в груди. Нет, это он, мой Родя! Он всю жизнь разговаривает во сне. И я всегда над этим потешалась. Бывало, наливаю ему утром кофе и загадочно произношу:

– Я всё слышала ночью.

– Да? И что же конкретно? – лениво отзывался он.

– Все твои секреты выведала. Всё знаю про тех девушек, что на тебя вешаются.

Минутная пауза. Нет, он сейчас не пытается догадаться, о ком я говорю. Он просто с утра плохо переваривает информацию. Потому что мы оба заядлые совы. Утро не наше время.

– И про Анастасию? – осторожно интересуется он, прихлебывая кофе.

– И про нее, – киваю я, хотя понятия не имею, кто это.

– И про ту блондинку с пятым размером груди, чёрт знает, как ее зовут? – в его голосе слышится с трудом сдерживаемый смех.

– Да, – сажусь напротив него и грозно стучу чашкой по столу.

– Врушка! – радостно сообщает он. – Нет никакой блондинки.

Вскакивает, отнимает у меня чашку и целует в губы.

– Ой, дай кофе выпить спокойно! – отбиваюсь я. – Только что глаза с трудом разлепила.

– Сама виновата! Не нужно было с утра будить во мне зверя! – Родя подхватывает меня на руки, сбрасывает посуду и сажает на стол.

По кухне разлетаются осколки чашек и тарелок.

– Псих ненормальный! – кричу, отбиваясь. – Только купили посуду! На пол-то зачем? Не мог в сторону отодвинуть?

– Никакой экономии с такой жаной! – рычит он, срывая с меня халатик. – Сервиз новый выбросила в пропасть! Убытки вычту из приданого! Все до последней копейки! Теперь тебе от меня не избавиться, потому что ты мне всё время будешь должна!

– Сразу видно продюсера и издателя. Всё посчитал, профессиональный крохобор.

– Не крохобор, а бизнесмен!

– Ай, побрейся сначала, ёжик! Больно же!

– Я не ёжик, а страшный боевой дикообраз! – рычит он, целуя меня в шею. – Терпи теперь, раз первая начала.

На глаза наворачиваются слезы. Где же это всё? Как же может такое быть, чтобы одна авария перечеркнула такое острое и головокружительное счастье? Если бы я могла повернуть время вспять! Я бы в тот вечер промолчала, признала бы свою вину. Да, мы, женщины, так часто делаем. Мне ли не знать? Мне, создавшей такое количество сюжетов?

В этом и заключается главная женская мудрость: признать свою вину, даже если не виновата. Так легче, так проще. Мужчина остынет и сам придет извиняться. Мой муж так точно. Главное: не лезть на рожон, когда искры веером брызжут во все стороны. Почему же я забыла свой собственный рецепт счастья в тот вечер?

Едва сдерживая горестный стон, я повернулась на бок, лицом к тумбочке, на которой стояли часы.

11:11 – высветилось алым на циферблате.

Я невольно вздрогнула. Это число так много значит для меня. Я сама в своей книге писала, что его очень сложно заметить на часах. «Одинаковые цифры на циферблате всегда загадка. И если вы внезапно их видите, это значит, что высшие силы дают подсказку». Это цитата из моей самой успешной книги, которая сделала меня знаменитой писательницей. Но что высшие силы пытаются сказать мне сейчас?

Полгода назад авария разделила нашу с Родом жизнь на до и после. Случилась она из-за ссоры. Никогда не перестану казнить себя за это. Потому что именно я совершила ту самую роковую ошибку, из-за которой мой муж разозлился, приревновал, сел за руль в пылающем состоянии и не справился с управлением.

Но хуже всего то, что я до сих пор не понимаю, как могла так ошибиться.

Мы с мужем были на шикарном банкете по случаю подписания нового контракта с кинокомпанией «Зетфликс». Компания не поскупилась и закатила роскошную вечеринку. Поводом послужил грандиозный успех первого сезона сериала, снятого по моей книге «След ангела». Сериал побил все рейтинги. Киностудия спешила начать съемки второго сезона, хотя первый еще не закончился.

Возле входа в ресторан толпились фанаты с книгами в руках. Одновременно с началом показа первого сезона «Зетфликс» подсуетились и выпустили перевод книги на английский и итальянский. В Италии успех был особенно оглушительным. Что неудивительно: роман написан в том же жанре, что и «Код да Винчи» Дэна Брауна. А итальянцы обожают интеллектуальные мистические триллеры с лихо закрученным сюжетом. Я, кстати, никогда не скрывала, что очень люблю этого автора. И это очень приятно и лестно, что меня окрестили русским Дэном Брауном.

Все стены ресторана были завешаны моими фотографиями и постерами сериала. На входе продавались книги. Я погладила серебристую глянцевую обложку, на которой крупными буквами было выведено по-английски: «Ника Зима. След ангела». Этот псевдоним – ложка дёгтя в бочке с мёдом. Не люблю его. Он и по-русски как-то дурацки звучит. А на английском вообще чудовищно.

По паспорту я Вероника Алексеевна Зимина. Тридцать лет назад родилась в Москве. Профессия: писатель и сценарист. Литературный псевдоним Ника Зима появился на свет, потому что мой отец Алексей Зимин – известный российский писатель, лауреат государственных премий и вообще гордость нации. Именно он заставил меня взять псевдоним в начале писательской карьеры, так как боялся, что я своими жалкими литературными потугами опозорю его забронзовевшую от регалий фамилию.

Родя поначалу хотел, чтобы я после свадьбы взяла его фамилию и стала Филатовой. Но потом сам же отказался от этой идеи из-за юридических сложностей. Менять фамилию в договорах издательств очень муторно и тяжело. Тем более, если фамилия привязана к псевдониму. Юристы весь мозг чайной ложкой вычерпают.

На людях я всегда напряжена. Единственное место, где мне спокойно и хорошо – мой дом. Из-за моей болезни скопления людей меня пугают.

Не имея возможности разглядеть и запомнить лица, я стараюсь запоминать одежду и походку тех, кто рядом. Их голоса и запахи. Если природа ущемляет в одном, то щедро одаривает в другом. У меня абсолютный музыкальный слух и очень острое обоняние. Я запоминаю звуки и запахи, как другие запоминают лица. Но с одеждой часто возникают проблемы. Если люди одеты в униформу, то для меня они сливаются в одно сплошное пятно. Как назло возле входа в ресторан кроме книг продавались также футболки с логотипом сериала. Поклонники немедленно нарядились в них и устремились ко мне за автографами и селфи.

Я старалась улыбаться, любезно позировала перед бесконечно щелкающими камерами телефонов и раздавала автографы. Но перед глазами уже поплыли цветные пятна. А в душе росла паника. Официанты не отставали от фанатов и один за другим подходили с блокнотами и телефонами. Их я различала по черным передникам.

Возможно, они улыбались. Наверняка смотрели на меня с восхищением. Но я видела только бесконечную картину Пабло Пикассо – единственного художника, которого я могу спокойно воспринимать. Потому что у людей на его картинах нет лиц. Вместо них гротескные, разделенные на цветные сегменты, страшные маски, обрамленные волосами. Главное: они лишены красоты, гармонии и целостности. То есть, всего того, что я не воспринимаю в человеческих лицах.

– Господи, прости меня за неблагодарность, но когда же это закончится? – мысленно взмолилась я, чувствуя себя героиней клипа Энни Леннокс «Никаких больше «Я люблю вас».

Родя часто говорил мне, что этот клип снимал человек с моей болезнью для таких, как я. Искаженные лица, театр абсурда, гротескные маски. Так много монстров вокруг!

Чувствуя, что схожу с ума, я сбежала на балкон и затаилась за большущей кадкой с лимонным деревом. Тонкий цитрусовый аромат вместе с прохладным и пряным итальянским воздухом немного успокоили меня. Я закрыла глаза, посчитала до десяти и глубоко вздохнула. Паника начала отступать.

– Это просто люди. Ты им нравишься, – шептала я себе. – Поэтому они хотят общаться. И они не виноваты, что ты больна. Нет никаких монстров. Дыши, Ника, просто дыши!

Там за деревом меня и нашел муж.

– Попей, дорогая, – он протянул мне бокал коктейля.

Я залпом осушила его.

– А теперь пойдем танцевать, – он взял меня за руку. – Сегодня ты должна уйти в отрыв. Это твой вечер. Не прячься. Пусть все видят, какая ты у меня красавица и умница. Ты же Ника – богиня победы. Расправь крылья и наслаждайся честно завоеванными трофеями.