От его рук шло тепло. От него веяло заботой и пахло дорогим парфюмом, который я сама же ему и подарила. По телу разлилось приятное тепло. И я едва не поддалась на уговоры. Но в последнюю минуту всё же прошептала:

– Ты забыл назвать наш код.

– Конечно, дорогая, извини, у меня и самого голова закружилась от твоего успеха. Но ты права: осторожность превыше всего, – и муж назвал наш с ним личный код, который знали только мы двое.

Откуда же мне было знать, что этот код известен незнакомому мужчине?

– У тебя так блестят глаза! Красавица моя! – он нежно поцеловал меня в губы.

Все близкие мне люди пользуются специальной системой кодов. Для каждого из них у меня есть фраза, которую знает только он и я. С папой одна, с покойной мамой другая, с Родей третья. Подходя ко мне, они сразу произносят эту фразу, чтобы я могла понять, кто передо мной. Потому что и звуки, и запахи иногда бывают обманчивы. Особенно, если вокруг много людей.

– Подожди минутку, милая, я сейчас вернусь, и пойдем танцевать, – Родя вышел в зал и скрылся в толпе.

– Ника, что ты делаешь? – раздался за спиной гневный голос Рода.

– Ты о чем? – еще не понимая, что происходит, я обернулась и увидела своего мужа.

Как так? Он же только что вышел через другую дверь.

– Ты еще спрашиваешь? – рассвирепел Родион.

Он вообще вспыльчивый. Итальянцы таких называют «люди с коротким фитилём». Очень меткое определение. Вроде выглядит сдержанным, но взрывается моментально. И если разозлится, то сожжет всё вокруг.

– Целуешься с каким-то мужиком и спрашиваешь меня, о чем я? – в этот момент я даже обрадовалась, что не вижу его лицо.

– Родя, я…

– Не называй меня Родей. Род, Ника, Род!

– Я целовалась с тобой!

– Что? – он взял меня за плечи и встряхнул. – Ника, окстись! Ты мне изменяешь на глазах у всех и при этом нагло лжешь. Что с тобой?

– Отпусти! Мне больно! Какая муха тебя укусила, Род? Ты только что подошел ко мне, произнес наш код, пригласил танцевать и поцеловал.

– Боже мой! Ника, когда ты научилась так изощренно врать? Этот мужик не мог знать код. Скажи честно, что ты просто забыла его спросить. Признайся, что успех вскружил тебе голову. Я пойму, Ника. Но ложь не выношу, ты же знаешь.

Чистая правда. Он, действительно, ненавидит вранье. Всё, что угодно, может простить, если признаться честно. Но не могу же я оболгать саму себя.

– Я другого не понимаю, Ника. Ты что не почувствовала, что это другой мужчина?

– Род, он такого же роста. У него такой же костюм и такой же одеколон.

– Но прикосновения, Ника. Ты же сама всегда говоришь о тактильности.

– Но у него даже руки похожи на твои, – в отчаянии выкрикнула я.

Несколько человек в зале обернулись. Наверняка, они сейчас смотрят на нас с любопытством.

– Пойдем отсюда, на нас все оборачиваются, – муж схватил меня за руку и повел за собой.

Мы пробежали через зал и выскочили на улицу. Род открыл машину, помог мне сесть и сам сел за руль.

– Может, ты код перепутала? – он завел мотор.

– Как я могу перепутать код, если мы его много лет не меняем? Дядя Сёма – наш код. И он его произнес.

– Поразительно! – Родион рванул с места так резко, что я подпрыгнула на сиденье. – Пять лет мы женаты, и ты никогда не врала мне. Да еще и так отчаянно и нагло.

– А ты никогда не изображал Отелло.

– Потому что ты повода не давала. А сегодня просто решила уйти в отрыв.

Я вздрогнула. Именно эту фразу произнес незнакомец, прикинувшийся Родей. Уйти в отрыв. Фраза не настолько расхожая, чтобы два человека повторили ее в течение десяти минут. Тем более, что оба они младше сорока лет. А эту фразу чаще произносят люди в возрасте именно за сорок. Мне ли не знать речевые характеристики поколений? Что это? Совпадение? Или незнакомец даже фразы крадет у Рода, чтобы быть на него похожим?

– Нет, я понимаю, конечно, что успех очень сильно меняет людей. Это такое ощущение, что вот сегодня и сейчас можно всё, потому что заслужила, – Род так крутанул руль, что машину едва не занесло на повороте.

– Прошу тебя, осторожнее! – взмолилась я. – Не гони так. Ты же знаешь, что я боюсь скорости. Мы сейчас врежемся, Род! Давай молча доедем до дома, а там поговорим.

– В отличие от тебя я владею ситуацией, – муж и не подумал сбавить скорость. – Ладно, приемлемо, если бы ты честно в этом призналась. Мы все не ангелы.

– Что? – я аж подпрыгнула. – Ты о чем сейчас? Ага. Я, кажется, начинаю понимать. Ты мне изменил, поэтому сейчас пытаешься переложить на меня вину.

– С ума сошла? Вот это… это… наглость! – Род сначала задохнулся от возмущения, а потом язвительно рассмеялся. – Слушай, милая, пять лет живу с тобой и только сейчас начинаю узнавать тебя настоящую. Я ее с мужиком поймал, и меня же обвиняют в измене. Охренеть можно! Вот она, знаменитая женская логика в действии. Я это буду рассказывать, как анекдот. И ведь что примечательно: я был полностью уверен, что в тебе нет этой бабской дури. Аплодисменты! – он снял руки с руля и захлопал. – Продолжаешь выкручиваться, утверждая, что незнакомый мужик мог знать наш код.

– Род, верни руки на руль, умоляю тебя! – просипела я, у меня аж голос сел от страха.

Машина неслась по трассе на такой скорости, что меня начало тошнить. Я мысленно взмолилась, чтобы высшие силы сейчас послали нам гаишников. Лучше штраф заплатить, чем убиться. И, главное, как назло вокруг не было единого знака с предупреждением, что впереди полицейский радар. Местные гаишники всегда так делают: ставят знак, который предупреждает, что если обнаглеешь и превысишь скорость, то за поворотом будешь штраф платить. Им деньги не нужны. Местная мафия всю полицию пересадила на «Ламборгини». Им нужно, чтобы правила соблюдали и не убивались на дорогах.

Мы немного помолчали, переводя дух. Я уже понадеялась, что Родя начал остывать. Не тут-то было!

– Не понимаю я, Ника, не понимаю, как ты могла так лажануться с кодом? – Род в ярости ударил по рулю.

Ага, всё же начал остывать. Уже не обвиняет в намеренной измене. Пытается понять, как же так вышло.

– Может, он его подслушал? – с надеждой спросила я. – Если он был одет в твой костюм и пах твоим одеколоном, почему ему не подслушать наш код?

– Зачем такие сложности? Ника, выйди из писательского образа. Это не литература, это жизнь. Перестань на мне обкатывать сюжеты! Хочу услышать от тебя признание и получить извинения.

В этот момент в моей сумочке зазвонил тот самый дядя Сёма – старый телефон Роди.

– Вот видишь? Видишь? – ликующе выкрикнул муж. – Вот тебе подтверждение, что я прав! Сама судьба против тебя. Не говоря уже о богах сотовой связи. Потому что техника врать не умеет.

Муж всегда любил технику и воспринимал ее как живое существо. Телефон, машина и компьютер были для него добрыми друзьями. Он им давал имена. «Самсунг» был Сёмой, стариком Сёмой.

Этот телефон Родя любил особенно. Флагманская модель «Самсунга» была куплена  в успешный период жизни. И муж истово верил, что телефон приносит удачу. Конечно, потом он заменил старичка Сёму, который уже не тянул. Но всегда носил его с собой в качестве талисмана.

Когда телефон потерялся, муж очень расстроился. Самое интересное, что полоса везения немедленно закончилась и дела пошли не очень. Потому что дядя Сёма мистическим образом помогал принимать важные решения. Он звонил в самые важные моменты. Это всегда был дурацкий спам, или вообще молчание на том конце линии, или реклама. Но мы с Родей давно обратили внимание, что в спаме всегда содержался ответ на наши вопросы.

Если дядя Сёма звонил в тот момент, когда мы что-то обсуждали, значит, эта тема важная и нужная. Поэтому мы всегда его держали под рукой. Когда мы бывали в людных местах, дядя Сёма был у меня. Очень часто муж посылал мне на него сообщения, когда нужно было что-то срочно сказать, а шептаться было неудобно. Например: «Никусь, улыбнись вон тому мужику в белой шелковой рубашке, это важная шишка в издательстве, ты его должна знать, мы с ним подписывали договор». Или: «Милая, ты напряжена, расслабься, всё хорошо, я с тобой».

Многие не знают о моем диагнозе. Ненавижу афишировать эти подробности. Поэтому часто кажусь высокомерной, не узнавая людей. Но удивительным образом сообщения от дяди Сёмы всегда меня успокаивали. Честно говоря, только с Родом я начала ходить на вечеринки, в клубы и в парки солнечным утром. Юра не раз пытался куда-то меня вытащить, но с ним я не чувствовала себя так уверенно, как с Родом. И в парки мы с Юрой ходили гулять только по вечерам, когда темнело, и почти не было людей.

– Начнем с самого начала, – сказал муж. – Давай-ка выдохни и признайся. Понимаю твои чувства. Крутая киностудия подписала с тобой контракт. Ты выпила шампанского…

– Не пила я ничего, кроме коктейля, который ты мне принес. Вернее, не ты, а…

– Ага, значит, ты все-таки выпила с ним что-то.

– Там не было алкоголя.

– Ну конечно, там был только свежевыжатый сок. В Италии. Где даже за обедом пьют вино. Тем более, на шумной вечеринке. Тем более…

И тут я почувствовала, как всё скопившееся напряжение, что свернулось в тугую пружину внутри, вдруг начало прорываться наружу.

– Хватит! – закричала я. – Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком или сумасшедшей! Я не больная на голову. И не подстилка, которая вешается на мужиков при первой возможности. Не желаю больше стоять у голой стены на допросе. Довольно, Род! Ты пережал. Ты…

И в это момент нас ослепил свет фар на встречке и раздался страшный удар.

Я очнулась в больнице. Муж сидел рядом и держал меня за руку.

– Ника, милая моя, любимая, дорогая. Ты пришла в себя. Какое счастье! – он целовал мои руки, шепча нежности.

А я вся сжалась в тугой комок. Потому что сразу поняла: это не он. Этот мужчина не мой муж. Я услышала чужую мелодию. Для меня люди звучат разными мелодиями. Каждый по-своему. Наверное, бог так компенсирует то, что все они выглядят для меня одинаково.

Род – это Вивальди, «Летняя гроза». Стремительная, яркая, чувственная. Вечно куда-то бежит и торопится. Налетела, как вихрь, заколдовала, подхватила и унесла, даже не спрашивая: хочешь или нет? Тебя просто несет вместе с этим вихрем.

Отец – «Болеро» Равеля. Идеальная, как робот, мелодия. Точно доходит до конца, не теряя ритма и ноты, добивается своего и начинает сначала. С ровным сердцебиением, с одной интонацией. Как конвейер, штампующий гайки, без сбоев и спотыканий.

Юра – Бах, «Ария на струне соль», более известная как «Воздух». Неспешная, медлительная, успокаивающая уже на первых аккордах. Но… предсказуемая и всегда одинаковая. Как космос, как звездное небо над головой. Просто то, что всегда есть и никуда не исчезнет. Без взлетов и падений, без вихря, как Род. Но и без давления, как отец и «Болеро». Светлая и хрустальная, вся на виду, как сам Юра. Но часто ли мы смотрим на звездное небо?

Там, в больнице, когда муж целовал меня, радуясь моему возращению из небытия, я поняла, что не так. Я не слышала «Летнюю грозу» Вивальди. В голове звучала совсем другая музыка.

«Танго смерти» Карла Дженкинса, «Палладио», которое ошибочно приписывают Вивальди. Боюсь этой мелодии. Всю жизнь боюсь. Она заставляет сжиматься от ужаса. От отчаянной тревоги. От запредельной красоты, которой нет в нашей жизни. Она оттуда, из другого мира, из ада или рая. Нет. Для рая она слишком яркая. Она из ада, манящего и ужасного.