Перед глазами вспыхнули образы: рука, с силой ударяющая меня по щеке, злобные слова, кровь на моих губах, мои попытки защитить живот, жестокие оскорбления.

И эта женщина сейчас говорит мне, что я виновата?

– Возьми себя в руки, Кира, – добавляет Каролина с нажимом. – Ради семьи. Ради своего будущего. Ты хочешь остаться ни с чем? Устроить скандал, разрушить всё? Глупо. Очень глупо. Женщина должна быть мудрой.

– Поешь и приведи себя в порядок. Нужно быть в форме. А то на кого ты похожа…

Бросает на меня последний холодный взгляд и наконец уходит. Дверь закрывается за ней с сухим щелчком.

Остаюсь одна в комнате, полной застоявшегося страха, боли и унижения.

Смотрю на поднос, на остывающий чай, и в горле стоит такой комок, что я едва могу дышать.

И только внутри меня, очень тихо, едва слышно, растет какое-то новое чувство.

Не страх.

Не вина.

Что-то другое.

Твердое. Живое.

Долго сижу неподвижно, глядя на остывающий чай, на крошку хлеба на краю тарелки, на всю эту притворную заботу, которая сейчас кажется особенно мерзкой.

Слова свекрови продолжают звучать в ушах, как глухое эхо: "терпеть", "понимать", "вина твоя"…

Из груди вырывается хриплый звук: не то вздох, не то беззвучный крик.

И вдруг я отчетливо понимаю.

Я не хочу так жить.

Я не хочу быть женщиной, которая терпит. Которая оправдывает удары. Которая винит себя за чужую подлость.

И не буду.

Медленно опускаю ноги на пол. Движение отзывается болью в боку, в спине, но я поднимаюсь. Тихо, осторожно, будто учусь ходить заново.

Мир вокруг по-прежнему серый, мутный, но внутри меня вспыхнул крошечный огонек. Слабый и дрожащий.

Обнимаю живот, еще совсем плоский.

"Ради тебя," – шепчу беззвучно. "Ради нас. Я выберусь отсюда."

Боль, страх, предательство все это никуда не исчезнет. Но решение помогло, теперь я отчетливо понимаю, что главное сейчас: я должна защитить эту маленькую жизнь внутри себя, даже если никто в этом доме, в этом мире, не поможет мне.

Я буду бороться.

Я не сломана.

Пока внутри меня бьется крошечное сердце, я смогу справиться с чем угодно. Не позволю им сломать меня окончательно.

Придумаю, как выбраться.

Прислоняюсь к стене, пытаясь удержаться на ногах. Комната кружится перед глазами. Заставляю себя дышать медленно, глубоко.

Начинаю думать, как сбежать.

Комната заперта снаружи – когда Каролина вышла, я слышала, как щелкнул замок. Окно. Я подошла к нему, осторожно отодвигая тяжелую штору. Второй этаж. Невысоко. Прыжок отсюда не убьет меня, если повезет. Но сможет ли выстоять тело после вчерашнего избиения? А если я наврежу ребенку?

Отступаю назад, кусая губы до крови. Нет. Нельзя рисковать так бездумно.

Нужно как-то выбраться из комнаты. Найти телефон. Вызвать полицию.

На всякий случай обыскиваю комнату, но это не дает результатов.

Сажусь обратно на кровать, сжимая в руках одеяло, пытаясь собрать мысли.

***

Дни слились в один бесформенный ком. Я перестала понимать сколько уже нахожусь в этом жутком плену. Не знала, какой сегодня день недели. Не знала, утро это или вечер, пока солнце не падало через окно в определенном углу комнаты.

Всё стало одинаковым: постель, ванная, еда. Как в больнице. Или в тюрьме.

Я потеряла связь с подругами и сотрудниками своей фирмы, теперь бизнесом руководил Анри. Даже думать не хотелось, во что он превратит мое детище.

У меня даже появилась сиделка, или, скорее, тюремщица. Крупная спортивного телосложения женщина. Она не говорила ни по-английски, ни по-французски. Смотрела на меня не как на человека, а как на функцию. Приносила завтрак, смотрела, как я ем. Не разговаривала, не задавала вопросов. Только следила.

Свекровь появлялась, как буря: шумная, раздраженная, капающая ядом, как старая ржавая труба. Жаловалась, что я "гублю мальчику жизнь", угрожала, что если я только попробую опорочить честное имя их семьи, то очень пожалею.

А потом снова тишина. Гнетущая. Пронзительная. Но я предпочитала ее.

Ходила по комнате взад и вперед, считала шаги. Прислушивалась к звукам в доме, надеялась услышать что-то извне: лай собаки, детский смех, гудки машин.

Но стены были глухи.

Как и люди.

Раны заживали.

Синяки сменяли фиолетовый на бледно-желтый, порезы затянулись.

Но внутри становилось все хуже.

Я чувствовала, как что-то во мне гаснет. Как будто тьма медленно затягивает душу, капля за каплей. Я все меньше говорила. Ушла в мысли, читала книги, благо в них меня не ограничивали. Лишь инстинкт, защитить ребёнка, держал меня на поверхности. Заставлял продолжать верить, что выберусь. Я должна его спасти. Он не может родиться в такой обстановке!

Я сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу, и представляла, как он делает свои первые шаги. Мне почему-то казалось, что это мальчик.

"Мама, я тут. Не сдавайся."

Я слышала эти слова во сне и просыпалась. Стирала слезы с лица…

***

Меня снова тошнит, едва успеваю добежать до ванной. Тошнота вырывает из меня все: боль, страх, слабость. Я опираюсь о край раковины, дрожу всем телом. В горле жжет, глаза слезятся.

Я не слышала, как она вошла.

– Ты беременна, значит, – звучит за спиной голос свекрови. Холодный. Торжествующий. – Маленькая лгунья. Хотела скрыть это от нас?

Поднимаю глаза в зеркало. Каролина смотрит на меня, скрестив руки, словно только этого и ждала.

– Почему ты не сказала?! Анри должен знать.

– Нет, – шепчу я. – Не говорите ему… пожалуйста…

Но она уже уходит. Уже набирает номер. Я слышу его голос через телефон – громкий, злой.

Вечером Симон врывается в комнату, его глаза горят бешенством.

– Ты думала скрыть от меня моего ребенка? – орет не своим голосом. –Ты, идиотка?! Я мог навредить ему тогда! Больная дура!

Он подходит вплотную. Дышит мне в лицо, его кулаки сжаты. Но он не ударяет.

– Может стоило подумать о такой возможности, когда ты поднял на меня руку?

– Тварь! – шипит. Я вижу, как ему хочется удариться меня. Невольно сжимаюсь.

Вбегает свекровь.

– Идем, сынок. Не трать с ней нервы.

– Вы не можете вечно держать меня здесь! – кричу им вслед.

– Всему есть конец, Кира. Мне нужен ребенок. А вот ты… не так уж нужна, – бросает муж, и дверь снова захлопывается.

Глава 6

С того дня присмотр и контроль за мной еще более навязчивы и невыносимы. Мне вызывают врача для осмотра. Он подтверждает беременность, берет необходимые анализы. Сообщает, что все протекает нормально. Я пытаюсь поговорить с врачом, объяснить, что меня удерживают против воли. Но он смотрит на меня… как на сумасшедшую.

– Обязательно покажите жену психиатру и неврологу, – слышу, как он говорит это Анри, выйдя от меня.

И снова робкая надежда на спасение испаряется. Мой хитрый муж все предусмотрел. Я чувствую полную беспомощность.

Симон же, буквально помешался на своем отцовстве. Казалось, больше его ничего не волнует. Я для него лишь инкубатор.

Еще недавно я думала, что у меня интересная жизнь, я реализовывала себя в профессии, у меня была семья, муж, которого я любила. И до сих пор не могу уложить в голове, как могло все так быстро поменяться. Оказалось, что слова любви ничего не значили. Да, я прозябала каждый день в сожалениях. Казалось, что выхода нет, я почти потеряла надежду, что выберусь.

***

Этой ночью я проснулась от странного треска. Запах гари.

Вскочила, бросилась к окну. Пожар у соседей! Высокое пламя, жуткая картина! Звуки пожарных сирен приближаются. Свет мигалок заливает улицу. Люди бегают, зовут друг друга, кто-то рыдает.

Я слышу крики свекрови. Топот по лестнице. Огонь может перекинуться и на наш дом, хотя пока это достаточно далеко.

Я берусь за ручку двери, и о чудо – она не заперта. Боюсь поверить в удачу. Выбираюсь, босиком, в ночнушке. Ничего не беру с собой. Да и нет у меня ничего. Ни денег, ни документов, ни телефона. Ступаю максимально осторожно, не дай бог заскрипит половица.

Едва дышу.

Я не рискую бросаться к входной двери. Поворачиваю наоборот, вглубь дома. В прачечной есть небольшое окно, выходящее на задний двор.

Я царапаю кожу, рву рукава ночнушки, чувствую, как живот ноет от усилий, но мне удается выбраться.

Ступни касаются земли. Босиком, в ночной рубашке, со спутанными волосами, наверное, я выгляжу как привидение. Сердце стучит в висках.

Вижу полицейскую машину. Подбегаю к офицеру.

– Помогите! Пожалуйста! Меня удерживали в доме силой! Меня заперли, я беременна!

Мужчина смотрит на меня изумленно. Удивление сменяется тревогой.

– Вы сбежали из горящего дома? Вас там держали? – достает рацию.

– Да! Умоляю, помогите мне! Это очень страшные люди! – мне очень стыдно, что наговариваю, но я дико боюсь, у Симона везде связи. Не рискую произносить его имя.

– Увезите меня отсюда! Мне очень плохо! Мне надо к врачу!

– Всё в порядке, вы в безопасности. Садитесь в машину.

В его голосе мягкость, которой я не слышала уже много месяцев.

Мне открывают дверь машины.

Я сажусь. И только тогда, когда машина трогается, позволяю себе впервые заплакать от облегчения.

*******************************

Пять месяцев спустя. Санкт-Петербург

Снова дождь, но с тех пор как я сбежала от мужа садиста, и вернулась в родной город, я люблю любую погоду. Главное, что я могу сама решать, промокнуть мне, или взять зонтик. Остаться дома, или отправиться на прогулку.

Недели плена научили меня ценить прежде всего свободу. Не деньги, не положение в обществе.

Протираю витрину, красиво раскладываю пинеточки и распашонки на самом видном месте. Сегодня на них скидка.

Поправляю волосы, поглаживаю свой большой живот. Осталось полтора месяца, и я увижу своего малыша. Я волнуюсь и предвкушаю этот момент. Ни о чем больше не могу думать.

С тех пор как я сбежала из Франции, от мужа садиста, я еще до конца не разучилась беспокойно оглядываться по сторонам. Тем более, этот город не чужд семье мужа. У них здесь большая квартира, Каролина проводит тут много времени.

Но это и мой родной город тоже! Я родилась тут, выросла.

Я не готова отказываться от своих корней.

Хотя порвала все связи, только бы муж не выследил меня.

Я не писала родителям, не выходила на связь с подругами.

Сняла крошечную квартирку на окраине города. Гуляя по магазинчикам, наткнулась на объявление о поиске продавца. Хозяйке я понравилась. Ей показалось что очень мило, что ее продавец одежды для малышей будет беременна. Нашла это пикантным. Ну а я просто была счастлива найти работу.

Возвращаюсь мысленно в дни, когда находилась в подвешенном состоянии. Сидела в полиции, рассказывала свою историю и тряслась, что мне не поверят. Симон способен объявить меня сумасшедшей!

Но там была женщина-юрист. Она сразу взялась защищать меня. Не позволила полицейским усомниться в моей адекватности.

Она забрала меня к себе домой. Помогла с одеждой, обувью. А потом и документами.

Я не была уж совсем беспечной. Был тайный счет, о котором Анри не знал. Денег на нем лежало не то чтобы много. Но мне хватило расплатиться с Мари, юристом. На билет до Питера, на первое время, снять квартиру.

Я очень старалась забыть произошедшее со мной во Франции. Но это слишком сложно.

Следовало пойти к психологу, но не было лишних денег.

Так что, я просто погрузилась в работу, рутину. Это тоже помогало.

– Какой прелестный комплект, – покупательница любуется одеялком для новорожденного, розовым, ужасно милым, с вышитыми мишками.

– Ручная работа.

– Беру. Это в подарок. Заверните пожалуйста.