В ту же секунду носилки взмыли в воздух, и мы полетели. Другого слова для этого бешеного галопа я найти не мог. Звезды над головой сливались в смутные пятна, луна, как ни старалась, не могла нас догнать. А жажда становилась все более нестерпимой. Трясло немилосердно, и я снова потерял сознание. Временами выныривая из забытья, я все более четко ощущал, что мне чего-то хочется, но боялся себе признаться – чего. Мне мерещились капли, ручьи, реки крови… Неожиданно я с ужасом осознал, что готов вцепиться в горло любому – врагу, другу… лишь бы утолить эту неистовую жажду, ощутить на губах вкус живой крови. В кровожадном порыве я пытался освободиться от пут, которые связывали меня, но майор знал свое дело – веревки были надежны, а жердины, хоть и гнулись, но не ломались. В какой-то книжке я читал, что в Индии Смерть носит красные одежды, тогда я не осознал глубокого смысла, но сейчас понял – эти одежды сотканы из крови, жаль только, никто не удосужился добавить, что она приносит еще и жажду крови. На этой глубокой мысли я отключился окончательно…

…Глаза были закрыты, но слезились от нестерпимо яркого света, жажды и боли не было, во всех членах царило благодушное расслабление и нега. Из этого я сделал утешительный вывод – я наконец умер, сейчас открою глаза и увижу архангела Гавриила, или Михаила, или этого, как его, апостола Петра, черт его знает, кто должен тут встречать новеньких. А вдруг действительно черт?! Хотя нет, в аду, говорят, темно и жарко, а здесь температура была вполне комфортная. Да и вообще, можно ли верить всему, что болтают, ведь из тех, кто эту братию видел, назад никто не возвращался. Ну все, открываю глаза, тем более меня уже окликнули, только почему-то не по божественному, а по-простому:

– Рядовой, проснешься ты или нет? – Дальше прозвучало более настойчивое: – Рядовой Горлов! Откройте глаза! Я же вижу, что вы меня слышите!

Свет слегка потускнел. Я рискнул приоткрыть один глаз и увидел перед собой его…

Это точно был не черт. Надо мной склонился силуэт в белом… с нимбом вокруг головы. Что в таких случаях положено говорить – я не знал, поэтому заплетающимся языком промямлил:

– Здравия желаю, товарищ Бог!

Бог удивленно хмыкнул, потом, расплывшись в улыбке, задумчиво произнес:

– Кому, может, и бог, а тебе – капитан медицинской службы Васильев. С прибытием, товарищ солдат.

От неожиданности я широко открыл оба глаза. Капитан выпрямился, и свет лампочки, находившейся у него за спиной, ослепил меня. Я коротко взвыл, глаза непроизвольно зажмурились, по щекам полились горячие слезы. Капитан пожалел меня и погасил лампу. Я осторожно приподнял веки и неожиданно понял, что прекрасно вижу даже при очень ограниченном освещении. Я попытался стереть влагу с лица и ощутил, что конечности по-прежнему крепко привязаны, правда, теперь не к палкам, а к кровати. Для чего это было нужно, я по-прежнему не понимал, но спросить не успел. Врач уже закрыл за собой дверь.

Чувствовал я себя просто отлично, все во мне бурлило от ощущения какой-то переполняющей меня неведомой силы. Все чувства казались невероятно обостренными, даже когда врач вышел из палаты, я отчетливо слышал и ощущал, как он прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел во двор. В палате я был один, в помещении слева лежали три человека. В следующем за ним находились еще трое, но кто это, я понять не мог, по всем признакам должны были быть люди, но ощущались они почему-то как машины.

От такого открытия у меня даже мурашки побежали по коже. Я машинально начал искать доктора. К моему ужасу, он тоже чувствовался мной как машина. А ощущения все обострялись. Внезапно я понял, что на территории госпиталя довольно много живых машин.

Сперва я запаниковал. В голову полезли жуткие мысли, достойные фантастического фильма. А если меня захватили инопланетяне? Хотя нет, всю нашу часть! А эти машины – биороботы! Похоже, только я это понял, поэтому меня и засунули в эту палату и не отвязывают. Они догадались, что я единственный на планете, кто может их разоблачить. Потом я слегка успокоился и пришел к выводу, что если это инопланетяне, то им легче было меня просто убить, а не морочить себе голову. Поэтому мысли пошли по другому пути. Может, это наши ученые что-то новенькое придумали. Ведь, похоже, меня с того света вернули. Вряд ли это под силу обычным врачам.

Тут на улице капитан Васильев окликнул пробегавшего мимо солдата:

– Витя, давай сюда! Сгоняй в первую роту, позови майора Ермоленко! Пусть подойдет в седьмую палату к своему жмуру! Потом слетай во вторую, позови Ткаченко, пусть идет туда же! Если будут сопротивляться, скажи – Батя вызывает!

Я по достоинству оценил юмор врача и представил удивление майора и капитана, когда они увидят меня живого и здорового. Я приготовился к встрече, но вместо этого минут через десять услышал за дверью тихий разговор. Голос врача говорил:

– Трансформация проходит нормально, через три дня можете забирать своего бойца в подразделение, как вы его будете делить, меня не касается.

Следом за этими словами зазвучал низкий, хорошо поставленный бас:

– Майор, тебе что, делать нечего? Тебе лишняя обуза нужна? Его же всему по новой учить надо!

Тут же вмешался голос Ткаченко:

– Между прочим, ты у меня бойца увел! И неплохого! Еще два-три выхода, и он бы асом стал!

Резкий голос майора отрывисто прокаркал:

– Жмуры в разведку не ходят! Они на кладбище лежат! А тебе лишний цинк в роте нужен? Забыл, как их в «Тюльпан» грузят?

– Твои тоже не вечные! – огрызнулся капитан.

– Ничего вечного на земле не бывает! – отпарировал майор. – И вообще, скажи спасибо, что я твою статистику совсем не завалил. Переход в другую роту – все-таки не труп.

О чем они говорят, я не понял, но догадался, что речь обо мне. Опять послышался тихий бас:

– В общем, так, Петя. Голову тебе, конечно, открутить надо за самовольство. Но черт с тобой, прощаю, бери под свою ответственность. Если с ним что-то случится, башку точно оторву. Кстати, до сих пор не могу понять, как ты его в Симферополе не почувствовал?

Голос майора виновато буркнул:

– И на старуху бывает проруха. Думал, только инициирован.

– Ну вот, теперь расплачивайся за свои ошибки. Считай, что свое право на ученика ты реализовал.

Майор недовольно кашлянул, но возражать не стал. Тут возмущенно вмешался мой капитан:

– А мне что прикажете делать?

– Как всегда, прикрывать первую роту, – отозвался бас.

– Но у меня же некомплект! – возопил Ткаченко.

– В первый раз, что ли, – вмешался майор, – вон прошлый призыв почти на сто процентов положил! На подвиги их, понимаешь, потянуло! Вы, люди, в другом хороши. У вас чувство опасности не притупляется.

Дверь скрипнула. Говорившие вошли в палату. Полковник посмотрел на меня и ехидно спросил:

– Ну что солдат, все слышал?

– Никак нет! – с испугу ляпнул я.

– Если все идет как положено, то слышал все, так что хватит придуриваться. После госпиталя бери свои манатки и топай в первую роту. Кстати, где этот подлый кровосос?

– Кто это кровосос? – мрачно поинтересовался военврач. – Уж кто бы говорил. Я, между прочим, кровь переливаю.

– Лучше скажи, где ты ее берешь. С двух рот по четыреста миллилитров с человека выкачал.

– Можно подумать – для себя! – огрызнулся Васильев.

– В таком случае я ее с тебя бы сам высосал, – абсолютно серьезно отозвался полковник, и я почему-то ему поверил. А полковник продолжал: – Ладно, через двенадцать часов отвяжешь.

– А капать продолжай до трех суток, – добавил майор.

– Без вас знаю! – резко отозвался Васильев. – Все-таки легкое в клочья порвало. А на его ремонт крови много идет. Да еще трансформация. И вы тут со своими советами…

– Ты ему хоть катетер поставил? – примирительно поинтересовался майор.

– Блин! Почему все всегда знают лучше, чем лечащий врач?! – взорвался Васильев. – Издеваешься, гад! Да если бы из-под него ведра не сливали, он бы уже давно холодцом растекся!

– Ладно, оставьте бойца в покое, – приказал полковник, – шагом марш в мой кабинет! Да, капитан Васильев, спирт прихватите.

Они вышли из палаты, и я услышал, как врач открыл сейф, потом звякнули бутылки, и печальный голос капитана Ткаченко пробормотал:

– Ну что ж, выпьем за помин души рядового Горлова.

– И за его рождение в новом качестве, – веско припечатал майор.

Тщетно поломав голову над смыслом услышанного, я понял, что устал, и уснул…

…Проснулся я оттого, что ремни, привязывающие меня к кровати, начали дергаться. Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной капитана Васильева, который снимал мои путы. Рядом с койкой сидел майор Ермоленко.

– Капитан, не спеши отстегивать. Я с ним поговорить должен, а пока неясно, как он отреагирует.

Капитан молча отошел, а майор повернулся ко мне.

– Солдат, я кое-что хочу тебе сказать. Ничего не говори, просто слушай. Первое: как человек ты уже умер и благополучно находишься на том свете почти тридцать шесть часов.

Первое, что пришло мне в голову – срок хранения свежеиспеченного торта, как раз тридцать шесть часов.

– Второе вытекает из первого, – продолжил майор, – раз ты не человек, значит, ты кто-то другой. Объясняю популярно. Ты теперь, говоря человеческим языком, вампир. Это совершенно не умаляет твоих качеств, даже наоборот. – Он несколько минут внимательно смотрел на меня, а я на него. Странно, я не только не испугался, но даже не удивился.

– Капитан, – майор удовлетворенно улыбнулся, – как реакция?

– В норме. Ремни даже не натянулись.

– Ну, тогда отвязывай, пусть спит дальше.

Когда они ушли, я свободно откинулся на подушку. В голове назойливо звучала фраза из книги забытого мной писателя-фантаста, что-то про клык графа Цепеша, который Дракула. Под ее монотонное повторение я и уснул…

…Когда я проснулся в очередной раз, в палате никого не было. Пошевелившись, я с удовольствием убедился, что меня таки больше не привязывали. О ранении напоминали только игла капельницы и трубка катетера, уходящая из-под одеяла под кровать. Несколько минут я просто лежал, бездумно глядя в потолок и считая тонкие трещинки, покрывавшие штукатурку. Потом вспомнил недавний разговор с майором и вновь задумался.

Что же он все-таки имел в виду? Чувствовал я себя просто отлично. В жизни я еще не был так полон сил и спокойствия. На живого мертвеца, по моему глубокому убеждению, это никак не тянуло. Может быть, я его не так понял? Хотя разговор за дверью тоже был до сих пор непонятен, не было ясности и в том, каким образом я все это услышал. Какие-то трансформации, мутации, помин души.

Я поскреб рукой грудь и замер. Повязки не было. То есть абсолютно! Под больничной рубашкой, кроме меня, ничего не наблюдалось. Место ранения слабо откликнулось легким зудом… и все. Я судорожно принялся соображать. Сколько же я здесь лежу? Врач сказал, что через трое суток меня можно выписать. А сколько прошло до этого? Майор упоминал тридцать шесть часов, но это просто невозможно!

Стараясь не потревожить капельницу, я аккуратно приподнялся и, осторожно распахнув рубашку, посмотрел на грудь. Ничего особенного. Только чуть ниже правого соска белел маленький круглый шрам. Теперь я вообще перестал понимать, что происходит. Если верить капитану Васильеву, то у меня было полностью разорвано легкое. Значит, операция по его спасению или извлечению, должна была оставить рубцы. А кстати, сколько можно прожить без легкого? Не уверен, что очень долго. К тому же восемнадцать километров по пересеченке, это с какой же скоростью бежали ребята?

Тут меня прошиб холодный пот. Я только сейчас сообразил, что увидел след от пули в темноте. На улице стояла глухая ночь, да и шторы были задернуты. Господи! Что же со мной сделали? Какие технологии и лекарства использовали? А вдруг майор прав и я не человек!