Она была уже полностью готова к выходу и с увлечением читала какой-то журнал. Тяга людей простого сословия к знаниям всегда поражала меня. Что Кошка, что Даша тянулись ко всему новому с ненасытной жадностью. Можно было только восхищаться, с какой скоростью их мозг впитывал знания. Даша, еще полгода назад не знавшая грамоты, уже не только освоила письмо и чтение, но и весьма прилично изучила английский и немецкий. Объяснялось все очень просто – именно в этих странах печатались самые передовые статьи о медицине, и хотя читала она их, еще прибегая время от времени к помощи словаря, успехи ее меня потрясали.

– Вот выучусь как следует этим языкам – займусь латынью, – говаривала она.

Кошка не отставал от нее. Более того, благодаря тому, что вампиром он стал раньше нас, матрос и в учении заметно обошел Дашу.

– Зачем тебе эти языки? – спросил я его однажды. – Все равно поймешь любого.

Это действительно так и было. Не знаю что и как, но вампиры понимают любой язык, основы которого им хоть чуть-чуть известны. Но Кошка ответил мне почти как полковник:

– А поговорить? Толку мне от понимания, если ответить не могу. Людей-то гораздо больше, чем нас. Так что не хочу быть немым.

Я только покачал головой. Ни Дашу, ни Петра Марковича никто не принуждал к учебе, но они рвались к ней, как голодающий к хлебу. А мы, дворяне, не хотели ценить это благо. Невольно вспоминались стимулы, призванные поощрить нас к изучению наук: ремень, розги, лишение обеда, оставление в классе, позорная доска на спину, беседы с родителями… Да разве все упомнишь. Странно, что, пройдя сквозь этот арсенал принуждения, мы становились хоть сколь-нибудь образованными людьми.

– Даша, Иосиф Дитрихович просил передать, что Николай Иванович уже перенес госпиталь в Николаевскую батарею и ждет вас.

– Спасибо, Петя, – не отрываясь от статьи, отозвалась она и тут же смутилась. – Ой! Извините.

– Не волнуйтесь, Даша. Мне будет очень приятно, если вы так и будете обращаться ко мне.

Она ласково улыбнулась, отложила журнал, и мы вышли из домика. Я помог запрячь ее лошадь и осведомился:

– А о чем вы читали? Если не секрет.

– Никакого секрета, – ответила она, забираясь на ко́злы, – сейчас ученые во всем мире начали изучать кровь. Нам это очень важно. Мы тоже работаем в этой области, но у людей очень большие успехи. Кстати, я узнала, что переливания крови делали еще в пятнадцатом веке. Представляете? Только тогда ее пытались переливать у животных.

– А я думал, это наши врачи разработали.

– Что вы, – она мило улыбнулась, – вы же знаете, что только старые вампиры и их ученики всегда пользовались уцелевшими шприцами, а остальные кровь пили. До идеи переливания люди дошли совсем недавно – лет тридцать назад. Вы меня проводите?

Я на секунду замялся. Учитель просил поторопиться, но точного времени не называл, а верхом я обернусь быстро.

– С удовольствием, – согласился я, – но только до батареи, а то меня полковник со свету сживет…

* * *

– …Что-то я не понял, – я отложил рукопись и посмотрел на Катьку, – когда начали кровь переливать?

– Давно, – задумчиво отозвалась она. – Пошли ужин готовить. Там все и расскажу.

– Все не надо, – попросил я, – ты вкратце. А то уже ночь на дворе. Мы еще погулять хотели.

Сегодня мы готовили плов. Пока я разбирался с мясом, Катька ловко чистила лук и морковь, попутно просвещая меня:

– Если мне память не изменяет, первый документально зафиксированный случай переливания произошел в Англии, в семнадцатом веке. Провели опыт на животных. Тогда же, чуть позже, лет через тридцать, французы перелили человеку кровь ягненка.

– Ужас, – искренне сказал я.

– Конечно, – согласилась она, – самым интересным в этом было то, что человек выжил. Неудача подстерегла исследователей только на четвертом подопытном. В тысяча восемьсот девятнадцатом году еще один англичанин спас во время родов женщину, перелив ей кровь одного из своих пациентов. А через тринадцать лет его достижение повторил русский акушер. Дальше дело шло с переменным успехом. Пока в двадцатом веке не открыли группы крови и резус-фактор. Это все, если кратко. Более подробно прочтешь в энциклопедии.

– Нет уж, – торопливо отказался я. – Где лук?

– Держи. Кстати, Даша права: нормальные вампиры почти всегда пользовались переливанием.

– Но не все, – хмыкнул я, – нам в универе рассказывали, что Сирано потому и был дуэлянтом, чтобы с иглами не возиться.

– И чем все это закончилось? – Катька ухмыльнулась, шинкуя морковь. – До поры до времени ему это с рук сходило, пока не нарвался на очень большую банду. Его отходили так, что шевелиться не мог. Спасибо монахам, которые подобрали его и отнесли в свой монастырь.

– А он их потом всех сожрал, – сделал вывод я, – при таких-то повреждениях сдержаться невозможно.

– Представь себе, нет! Один из святых отцов оказался неплохим врачом. Он осмотрел пострадавшего и сделал правильный вывод – больному так плохо только потому, что в его жилах почти не осталось крови. И он рискнул сделать переливание. Недолго думая, он набожно перекрестился, взял несколько братьев, сделал надрезы в венах и через полые трубочки провел прямое переливание, истово молясь при этом. Результат не заставил себя долго ждать. Уже через три дня Сирано покинул гостеприимную обитель.

Я представил себе обалдевших монахов, на глазах которых раны безнадежного пациента затягиваются сами собой. А потом несостоявшийся труп встает, делает им ручкой и спокойно уходит. Думаю, в монастыре сразу прибавилось истинно верующих.

– Кстати, – добавила Катька, – Сирано, поразмыслив, решил отблагодарить своего спасителя.

– Неужто инициировал?

– Не успел. Монах не только отказался, но и кинулся на бывшего больного с крестом и святой водой наперевес. Дабы уничтожить демона, который обуял того. Короче, после этого случая Сирано перешел на нормальное переливание, а потом, все подготовив, тихо сошел со сцены.

– Вот в чем опасность публичной жизни, – я был в восторге от рассказа, – лучше, как мы – ни перед кем не светиться.

– Согласна! – Катька принюхалась и нетерпеливо пробормотала: – Пахнет обалденно. Долго еще?

– Минут пять – и можно раскладывать. Между прочим, куда гулять пойдем?

– К Вечному огню, – отозвалась она, – но сперва подскочим в центр. Я хочу заглянуть в лабораторию и взять результаты опыта.

– А я тогда зайду в Магистрат, там для меня должны инструкции прийти.

– Куда ты собрался? – насторожилась она.

– Никуда. Просто собираем керченских ребят, а то засиделись они – только стандартные тренировки. Скоро животы ниже колен отвиснут.

– М-да, прогулка какая-то рабочая выходит, – скривилась Катька.

– Сама виновата. Я в Магистрат только с утра собирался.

– Ну тогда и я на работу с утра зайду. Все равно Марго с Игорем обработку данных раньше трех не закончат.

Больше о делах мы не говорили. Нагулявшись до одури и посетив спортзал, мы заглянули на рабочие места и к полудню вернулись домой отдыхать и продолжать чтение…

* * *

Война каждый день продолжала собирать свою страшную дань, не разбирая чинов и званий. Седьмого марта Севастополь понес еще одну невосполнимую утрату. Погиб адмирал Истомин. Я не был при этом, но знал от очевидцев, что ядро попало адмиралу прямо в лицо. Никто ничего не успел не только предпринять, но и понять. Севастополь терял своих лучших защитников. Каждая смерть пробивала новую брешь в обороне города, и закрыть ее было некому. Потеря таких людей необратима, и все-таки город стоял и сражался. А во Владимирском соборе лег в землю второй адмирал.

– Двое за неполный год, – вздохнул полковник, – лучше бы туда с почестями Меншикова положили.

– Как же, положат, – возразил я, – этот господин себя любит. На позициях не показывается.

– Он еще сильно деньги любит. Интересно, сколько ему англичане заплатили за Альминское сражение.

– А почему только англичане? – удивился я.

– Потому что французы жмоты. Они лишней копейки не выложат. А у англичан покупка врага – излюбленный прием. Не думаю, что он взял с них мало.

– Судя по нашим потерям, Александр Никифорович, очень много. Подозреваю, они сильно в нем разочаровались, встретив такое сопротивление.

– Не волнуйтесь, Петя. Он себя полностью реабилитировал в их глазах, сдав без боя Мекензиевы горы. Если бы там по-прежнему стояли наши батареи, все было бы гораздо проще…

К концу марта стало окончательно ясно, что очередной штурм Севастополя захлебнулся. Появилась возможность немного отдохнуть.

– Я до сих пор не понимаю, почему нам еще не прислали подкрепления? – как-то спросил Кошка.

Мы сидели на Малаховом кургане, в полуразрушенном редуте и, наслаждаясь затишьем, с удовольствием кушали борщ с квашеной капустой и галушками. Это удивительное чудо соорудила и принесла нам Даша. Теперь она сидела рядом и с удовлетворением наблюдала за нашей трапезой.

– Посмотри на схему боевых действий и карту, – промычал я с полным ртом, – и мне кажется, что ничего больше говорить не надо.

– Да я как-то в картах не силен пока, – смутился Кошка, – мы все больше на местности.

– Прошу прощения, – я с раскаянием вспомнил, что Кошка не обучался военному делу, – так вот. К нам сюда, на эту сторону, есть единственный сухопутный проход – через Мекензиевы горы, которые противник бережет пуще собственного глаза. А во всех остальных местах ударить в тыл неприятелю можно, разве что спустившись с неба. А уж в Балаклаве его точно не достанешь. Там горный козел ногу сломит, не то что солдат. А вот если бы неприятель Северную сторону занял, вот тут-то его по всему фронту атаковать можно было бы. А мы бы еще из города поднажали. Так что не глуп наш враг, совсем не глуп. А чтоб государю, как положено, нанести удар – деньги нешуточные нужны. А их-то, похоже, как раз и нет. Ну и от старья в армии избавляться надо.

– Та шо ж за жизнь такая! Куды ни кинь, везде гроши нужны! И вообще, почему еще никто летать не придумал? Мы бы супостата враз! – воскликнул Кошка.

– Эк вас заносит, – покачал я головой, – то вам ружье на пять выстрелов, то пушку самоходную…

– А если морем? – неожиданно вмешалась Даша.

– Дашенька, вход в бухту закрыт, – напомнил я, – да и эскадра никуда не делась. А боевые корабли из Балтики турки не пропустят, а в Гибралтаре англичане. Да и долго им сюда вокруг всей Европы добираться – не успеют. Так что, куда ни кинь, везде клин. Но можете не беспокоиться, даже если англичане город возьмут, то удержать долго не смогут. Потому как их здесь маловато. И фронт сразу почти в три раза увеличится. Попомните мои слова.

– Ужас какой-то говорите, Петр Львович! – возмутилась Даша.

– Англичанин – мужчина сурьезный, – пробормотал Кошка, – и воюет хорошо. Весь мир к его ногам лег. Это с французом проще. А турки только страхом брать привыкли. Бегут, улюлюкают, а козу покажи – тут же по кустам мчатся…

– Почему «по кустам»? – округлила глаза Даша.

– Медвежья болезнь, – ухмыляясь, пояснил Кошка.

У Даши дрогнули в улыбке губы. Но развить эту тему мы не успели, в редут заглянул капитан Федоров.

– Вот вы где, молодые люди. Завершайте трапезу и шагом марш к Магистру.

Борщ я уже доел, поэтому поперхнуться было нечем. Однако по привычке закашлялся. Вроде никто из нас ничего плохого за последние несколько часов не делал. Так что наказывать было не за что. Разве что Кошку, которого всегда находилось за что повоспитывать. Но почему именно к Магистру? И почему всех? Мне в голову пришла неподходящая мысль о публичной казни. Видимо, прочитав ее, Федоров сам чуть не поперхнулся от смеха.

– Итак, господа. Быстро собрались и пошли. Дело совершенно безотлагательное.

Со страху я попытался прочитать его мысли, но капитан, вероятно, был настороже, и я не почувствовал абсолютно ничего. Но зато тут же получил ментальный щелчок.

– Молоды вы еще, Петя, в чужие головы лазить, – вслух добавил Федоров.

Кошка вздохнул и с сожалением отставил котелок. Еда в горло не лезла. Мы переглянулись и, справедливо рассудив, что чему быть, того не миновать, решили не оттягивать неизбежное.