С. Г. Малиновски: На рубеже веков

Нашим отцам и дедам, защищавшим Родину, посвящается.

Содержание цикла “Гвардиимайор”:

Книга 1. Вечная история

Книга 2. Гвардии майор

Книга 3. На рубеже веков

Книга 4. Мы наш, мы новый…

Книга 5. И снова в бой

Данная книга является художественным произведением. Все персонажи вымышлены, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно. Мнение издательства может не совпадать с мнением автора. Внимание! Содержит сцены распития спиртных напитков, табакокурения и упоминание наркотических веществ. Курение, алкоголь и употребление наркотических средств вредны для здоровья.

© С. Г. Малиновски, 2024

© ИДДК, 2025

Часть 1
Последние годы, век XIX

Глава 1

Керчь порядком поднадоела, делать здесь было категорически нечего, ну кроме чтения ермоленковских записок и работы, от которой никто не освобождал. Дошло до того, что мы с Катькой начали смотреть телевизор. Украинские каналы надоели хуже горькой редьки. По российским уже неделю крутили выборы президента.

И так было ясно, что при всем богатстве выбора победит Медведев – сомнений в этом не было ни у кого. Весь «цивилизованный» мир ликовал, Медведева почему-то считали «слабым», и никто не брал в расчет, что его выдвинул сам Владимир Владимирович.

Наконец телевизор надоел, и мы решили отдохнуть. В свете последних событий настроение у нас было лирическое, поэтому завтракали при свечах, под тихую музыку семидесятых. Потом я подкрался к ней сзади и тихо, чтобы услышала только она, шепнул ей на ухо:

– Я тебя люблю.

– Я тоже, – счастливо ответила она…

Вот оно, настоящее счастье: засыпать и просыпаться с любимой женщиной, знать, что ты кому-то нужен…

Катерина проснулась первой и, бесцеремонно меня растолкав, спросила:

– Вань, а где твои детские фотки?

– В шкафу.

– Покажи.

Я вздохнул и с неохотой встал с дивана.

Фотографии смотреть не хотелось, благодаря неординарной внешности детство мое было не таким уж безоблачным. Но, зная Катьку, понимал, что она все равно не отстанет.

Вытащив маленькую коробку, я снял крышку и задумчиво посмотрел на то немногое, что осталось от мамы и прошлой жизни: несколько фотографий, кусочек ткани с данными, который был завязан на моей ручке в роддоме, прядь маминых волос и мои, срезанные в первую стрижку. Вот и все, что я забрал несколько лет назад из своей квартиры перед продажей.

Катька задумчиво в который раз посмотрела на мамины фотографии, а потом с умиленной улыбкой взяла пожелтевшую пачку моих изображений. На черно-белых карточках я выглядел почти нормальным ребенком, только очень уж серьезным.

Наконец она аккуратно вытряхнула из старого конверта несколько пушистых прядей, таких белых, что они казались прозрачными, и, ласково поглаживая их кончиками пальцев, прошептала:

– Нежные как шелк.

Я, ничего не отвечая, прилег к ней на колени, и она немедленно взъерошила мне волосы, от удовольствия я замурлыкал.

Неожиданно ее рука замерла и напряглась. Я приоткрыл глаза и увидел ее ошеломленный взгляд. Удивившись, я на всякий случай сунулся к ней ментально – круговорот формул, цепочек ДНК и образов проводимых опытов обрушился на меня.

– Котенок, что с тобой? – всерьез забеспокоился я, вскакивая.

Все так же молча разглядывая лежащие на ладони пряди, она ловко поймала меня и, схватив за волосы, принялась их сравнивать. Затем вихрем слетела с дивана и кинулась к альбому с армейскими и самыми последними фотографиями. Пару минут она торопливо их просматривала, потом резко скомандовала:

– Линзы сними!

– Что?

– Снимай! Кому говорят! – рявкнула она.

Пока я, недоумевая и все больше беспокоясь, выполнял приказ, она уже вытащила несколько приборов и налобное зеркальце, как у окулиста.

Направив лампу мне в лицо, она внимательно изучила мои глаза и растерянно затрясла головой, затем, подумав о чем-то несколько минут, твердо сказала:

– Собирайся!

– Куда?

– В лабораторию.

– Зачем?

– Отца предупреди! – вместо ответа отозвалась она. – И одевайся уже наконец.

– Да что случилось-то?!

– На месте расскажу, – пообещала она, выскакивая на улицу.

Дверь звонко хлопнула. Когда я выбежал на крыльцо, меня уже ожидала машина, а Катька нетерпеливо егозила за рулем. Как только я сел, она резко газанула.

Ермоленко встречал нас у входа. Он был заинтригован, но не более того.

– Дядя Петя, привет! – торопливо поздоровалась Катька, чмокнула его в щеку и, таща меня за собой, помчалась вниз на биологический этаж.

– Что случилось? – с вежливым недоумением поинтересовался отец, с трудом успевая за нами.

– Понятия не имею, – честно признался я.

– Надеюсь, это стоящая новость, – задумчиво протянул он.

Внизу нас ждал дядя Юра и куча лаборантов.

– Немедленно возьмите вот у этого образцы крови, кожи и волос на анализ! – распорядилась Катька, ткнув в меня пальцем.

– А мочу и кал не надо? – съехидничал я.

– Лаборатория в конце коридора, стаканчики там дадут, – совершенно серьезно подтвердила она, направляясь к своему кабинету.

– Эй! Я же пошутил!

– А я нет, – отозвалась из кабинета моя жена, шурша халатом.

Отец с молчаливым интересом наблюдал за этим безобразием, но вмешиваться не собирался.

Через полчаса – злой, встрепанный, с исколотыми пальцами и венами – я наконец ворвался к Катьке, собираясь высказать все, что о ней думал, но не смог. В кабинете заседал целый консилиум. На мое появление отреагировали каким-то нездоровым вниманием и плотоядными взглядами. От такого приема я немного струхнул и поспешил сдать назад, но номер не удался. Уже через минуту все собравшиеся ощупывали и осматривали меня наисерьезнейшим образом. Особенно почему-то их интересовали мои глаза и волосы.

– Поразительно, – подвел итог дядя Юра, – первый в мире вампир-альбинос перестает быть таковым.

– В каком смысле?

– Ты на себя в зеркало давно смотрел? – вместо ответа спросил один из врачей.

– Сегодня, – буркнул я.

– Замечательно. И ничего не увидел?

– А что я там должен увидеть?

– У тебя волосы темнеют, дубина! – пояснила Катька. – И глаза тоже!

Я растерялся, не понимая, шутят они или нет. Глядя на мою озадаченную физиономию, дядя Юра снизошел до объяснений:

– Похоже, наны начали перестраивать твою внешность, чтобы не тратить лишнюю энергию на защиту кожи и глаз. Так что, думаю, лет через десять-пятнадцать мы будем иметь кареглазого блондина…

– А может, голубоглазого! – возразила Катька.

– Возможно… – согласился дядя Юра.

– Ни фига себе! – только и смог выдавить я, краем глаза уловив изумление, нарисовавшееся на лице Ермоленко…

К концу дня мои злоключения не закончились, поскольку я стал невероятно популярной персоной среди заинтересованных ученых. Причем каждого из них интересовали анализы, отобранные собственноручно. В конце концов, не выдержав, я сбежал, но, к сожалению, недалеко, а всего-навсего домой, где меня и отыскала Катерина. Выглядела она решительно, хотя и несколько виновато.

Меня ее переживания совершенно не интересовали, и я немедленно набросился на нее с упреками:

– Ты хоть понимаешь, что натворила?! Зачем всем раззвонила?! Что, сама не могла изучать? Они же меня на запчасти разберут!

– Не разберут! – успокоила она. – Я уже договорилась, все будут пользоваться теми материалами, которые успели взять сегодня, и моими исследованиями.

Я зашипел так, что она отпрыгнула и, умильно поглядывая на меня, затараторила:

– Ну что ты, Ванечка! Ну больше ничего не будет! Может, только еще пару раз пальчик уколем, но ведь все заживет!

– И что, я должен этому обрадоваться?

Поняв, что гроза миновала, она прижалась ко мне и добавила:

– Ну, еще, пожалуй, в Лондон или Париж съездим – на симпозиум.

– Что?!

– А ты как хотел? Думаешь, альбиносы каждый день нормальными людьми становятся?! И вообще, ты радоваться должен, что можешь внести свой вклад в науку. А ты вместо этого ноешь!

Но я решил обидеться всерьез и, мрачно надувшись, отвернулся. Катька, повздыхав, удалилась на кухню, но даже запах любимого пирога с мясом не заставил меня сменить гнев на милость. И тогда она пустила в ход тяжелую артиллерию: поставила на компьютерный стол блюдо, притащила кофейник и демонстративно взяла очередную папку с записками отца. Такого коварства я не ожидал. Пришлось перебираться из кресла на стул. Обиды уже не было.

* * *

…После смерти Александра II нас отстранили от двора. Не скажу, что сильно огорчился – двадцать пять лет, отданных службе государю (причем непосредственно ему), не лучший способ прожить жизнь. Оставалось только завершить некоторые формальности: ведь так или иначе, а я был майором Преображенского полка, и теперь подошло время уйти в отставку.

В канцелярии молодой поручик, выдавая документы, пожалел меня:

– Что ж вы так, ваше высокоблагородие, за столько лет при государе не воспользовались случаем? Иные помоложе вас генеральские чины имеют…

Я пропустил это замечание мимо ушей и, забрав бумаги, удалился. Дома я с любопытством ознакомился с ними и с удивлением обнаружил, что по возрасту вышел в чистую отставку. Пару минут я пытался осмыслить это открытие – как же я не заметил пролетевших лет? Потом подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение. Похоже, с осады Севастополя я совершенно не изменился, во всяком случае внешне.

Неожиданно накатила странная пустота. Как бы ни ворчал я по поводу службы и обязанностей при дворе, но они стали частью моей жизни, и другого я не знал – вся сознательная жизнь прошла в казарме. Теперь же я был абсолютно свободен и совершенно не представлял себе, куда эту свободу девать.

Неожиданно вспомнился Кошка. Петр Маркович, вольный как ветер, бороздил океаны на своей любимой «Катти Сарк» и никакими сложными материями не озадачивался. Погрузившись в глубокую задумчивость, я невольно позавидовал старому товарищу и принялся прикидывать свои возможности.

В самый разгар моего самоедства в комнату вошел отец, взял стул и сел напротив меня.

– Ну что, Петя, чем думаешь заняться?

Это было сказано настолько просто, что я невольно устыдился – действительно, что это я переживаю? В мире множество достойных занятий, а времени у меня, чтобы их освоить, более чем достаточно. Сяду, например, роман сочинять – говорят, что многие этим недурно зарабатывают. Взять, к примеру, господина Дюма или того же Достоевского.

– Только не это! – отозвался на мои мысли отец. – Для того чтобы писать как Федор Михайлович, надобно талант иметь и вовсе не обязательно вести беспорядочный образ жизни.

– Так я же еще не пробовал, – возразил я.

– И не пробуй. Наше дело – служить и воевать. А вот что тебе не помешает, так это поучиться. Поэтому вот твой новый паспорт и отправляйся в университет, там господин Менделеев ведет курс химии, да и другие науки лишними не будут. Я уже договорился.

Вот таким образом я попал на курсы Менделеева.

Все мои товарищи по вампирскому цеху, несмотря на удаление от двора, из Петербурга уезжать не собирались, да государь и не требовал этого. Ложе повезло гораздо меньше. Их в ультимативной форме попросили удалиться за пределы России, а все масонские организации были запрещены и ликвидированы. Я не мог не восхититься решительностью нового императора, хотя, зная наших оппонентов, нужно было всерьез опасаться за жизнь и здоровье Александра III. Во всем же остальном дела шли не очень-то на пользу России – движение страны вперед было полностью остановлено. По словам самого Александра, «приморожено»! Все политические реформы замерли, только экономике было позволено развиваться своим чередом.